- Как ты попал сюда? - задал я первый пришедший мне в голову вопрос.
- А чего ты лохом прикидываешься? - ответил Андрей. - Ты что, не знаешь,
что за бабки можно все? Дал лавэ, вот и провели меня к тебе на свидание.
Поговорить надо. Ты в курсе, что творится?
- Я по ящику слышал - Вадика грохнули... Славку арестовали... Он же
наверняка не имеет никакого отношения к убийству Вадика! - сразу высказал я
свое мнение о причастности Славки к убийству.
- Обычное дело - бандитские разборки, - пожав плечами, бесстрастно сказал
Андрей. - Отстрел ваших пошел, да и наших тоже. Ты в курсе, что завалили
Культика, Дракона, Двоечника, еще нескольких ребят?
- А кто это сделал? Ты в курсах? - поинтересовался я.
- Об этом-то я и пришел с тобой поговорить. Но прежде всего я хочу знать,
что тебе накануне взрыва говорил Иваныч, куда вы ездили, с кем встречались?
- Встречались с коммерсантами, с одним жуликом, - начал припоминать я. -
Потом он должен был в банк подъехать, что-то там насчет нефтяного бизнеса
выяснить... Да ведь ты же был там в тот день... С курганцами, - внезапно
вспомнил я.
- Причем тут курганцы, - поморщился Андрей, - я их просто на место
встречи с Сильвестром привез и тут же практически смотался. Если б я знал,
что через несколько минут Иваныч погибнет...
Я не знал - верить мне Андрею или нет. С одной стороны, он действительно
всегда верой и правдой служил Сильвестру, а с другой - он все-таки приехал в
одной машине с людьми, которых я подозревал в убийстве моего шефа.
- Санек, что тебе Иваныч про этот банк говорил? Зачем он туда ездил? -
прервал мои невеселые размышления Андрей.
- Я не в курсе, Андрюха, - ответил я, - совершенно не в курсе.
- А где бабки? Ты же знаешь, где бабки! Говори! - Лицо Андрея стало злым.
- Какие бабки? - невинно спросил я.
- Общаковские! Все ищут общаковские деньги! - почти прокричал Андрей.
- Я не знаю, где они, - спокойно сказал я.
- Послушай, - Андрей поднялся во весь рост, - ты знаешь, что ты
приговорен? Приговорен всеми.
- Приговорен всеми? - Я снова сделал вид, что слышу эту новость впервые.
- Тебя объявили крысой, - с каким-то мрачным, удовлетворением сказал
Андрей.
- Меня крысой? - Это была новость.
- Ясно за что. За общак. Говорят, ты общак взял.
- Я - не знаю, где общак! Неужели ты думаешь, что Иваныч мне говорил, где
он! - отрезал я.
- В то, что он тебе это говорил, я тоже не верю, - уже спокойно сказал
Андрей, - но в то, что ты мог подсмотреть, подслушать или просто догадаться,
где находится общак, я верю на сто процентов. Так что, Шурик, давай
по-хорошему, говори, где бабки, и мы тебя выпускаем.
- Выпускаете? - не поверил я своим ушам.
- Ну, выкупаем, - поправился Андрей. - Какое это имеет значение? Выйдешь
на свободу. А иначе - тебе кранты. Теперь вся твоя жизнь, твоя судьба
зависит только от тебя, Шурик. Думай, Шурик, думай, принимай решение!
Говори, где бабки? - снова повторил Андрей.
- Андрюха, - в который раз пытался объяснить ему я, - я не в курсе,
ничего не знаю! Понимаешь? Я не знаю, где бабки! Более того, со мной в
камере три хмыря из Басманной группировки сидят.
- Я в курсе, - сказал Андрей.
Я понял, что Андрей владел полной информацией в отношении моего
нахождения в СИЗО. А может быть, не случайно я оказался именно в той камере,
где сидят мои враги? Я вспомнил разговор с ментами о возможности того, что
Сильвестр остался жив.
- Послушай, - сказал я, - скажу тебе одну вещь. Ко мне приходили менты,
опера. Они говорят, что Иваныч жив, что двойника завалили, что видели
- Сильвестра то ли в Одессе с Расписным, то ли в
Вене...
- Ты что? - перебил меня Андрей. - Веришь этой пурге? Нет Иваныча больше.
В земле он лежит. Экспертиза по зубам показала, что это он...
- Кто мог его убить? - спросил я Андрея.
- Разные слухи ходят... Может, чеченцы, может, воры за смерть Огарика,
может, курганцы...
- А эти за что? - поинтересовался я.
- За то, что не рассчитался с ними, коммерческие структуры под себя взял.
Они многие точки взяли под себя. Кстати, может, это "Белая стрела"... - увел
меня Андрей в сторону от разговора о курганцах.
- Что еще за "Белая стрела"? - поинтересовался я. Некоторые слухи рб этой
мифической организации доходили и до меня, но я им, честно говоря, не верил.
- Секретная организация ментов, которая истребляет уголовных авторитетов,
- пояснил Андрей. - Но дело не в этом. Где общак, Шурик? У тебя осталось две
минуты, две минуты твоей жизни, - снова завел он старую песню.
- Что ты имеешь в виду? - спросил я, хотя уже заранее знал ответ.
- Через две минуты я уйду, и больше тебе на этом свете никто помочь не
сможет, - злорадно сказал Андрей.
- Теперь я все понимаю - вы все стрелки на меня скинули и хотите меня
крайним поставить. Кто-то из вас общак пригрел, а меня списать хотите по
этому делу. Не выйдет! Я "маляву" на волю напишу братве! - разозлился я.
- Ладно, с тобой все ясно, - сказал Андрей. - Разговор окончен.
Но после этих слов, как ни странно, Андрей не стал вызывать конвоира,
чтобы тот проводил Меня обратно в камеру. Он сел за стол, вырвал из блокнота
листок и стал писать какую-то записку. Потом свернул этот листочек, написал
сверху имя, вытащил пачку сигарет и, сняв с нее целлофановую обложку, вложил
в нее записку, тщательно запаяв концы на огне зажигалки. Таким образом
получалась тюремная "торпеда" - запаянная записка, "малява", которую может
прочесть только адресат. Андрей встал, не обращая на меня никакого внимания,
приоткрыл дверь. В комнату тут же вошел тот самый конвоир, который привел
меня сюда. От него попахивало спиртным. Андрей положил записку в боковой
карман конвоиру и сказал:
- Все, спасибо тебе, Митрич, веди его обратно.
Конвоир молча кивнул головой. Я вышел из кабинета не прощаясь. Когда мы
подошли к камере, конвоир приоткрыл дверь и сказал:
- Входи.
Я вошел. Но конвоир не спешил запирать дверь, он ее просто прикрыл и
через кормушку назвал фамилию одного из моих сокамерников. Тот подошел к
кормушке. Я уввдел, как конвоир приоткрыл дверь и сказал:
- Выйди на минуту.
Тот вышел. Они общались минуты три-четыре. Наконец здоровый детина, мой
сокамерник, вернулся обратно. Он молча подощел к окну, сел и, достав
сигарету, закурил. Я продолжал за ним наблюдать. Очень странным показался
мне такой резкий вызов сокамерника именно тем конвоиром, который только что
сопровождал меня самого и который бьи явно подкуплен Андреем. Вдруг я
увидел, как здоровяк достает "маляву", написанную Андреем, распечатывает ее
и начинает читать. "Все ясно, - подумал я, - значит, у него есть связь. Кто
этот здоровяк, откуда он? Почему Андрей именно ему передал "маляву"? Сто
процентов, что текст касается меня... Значит, теперь я знаю, от кого мне
ожидать первого удара".
Почти всю ночь я не спал, думая о возможной скорой разборке.
Следующее утро пребывания в тюремной камере для меня началось как обычно.
Утром, в восемь, проверка, затем завтрак - через окошко подавали миски,
наполненные тюремной бурдой. На сей раз бурда состояла из гречневой каши,
разведенной водой, и куска рыбы. Слабо заваренный чай напоминал помои.
Многие мои сокамерники давно отказались от тюремной баланды и предпочитали
жить семьями. Так называлось объединение людей в группу от четырех до
двенадцати человек, питающихся за счет так называемых дачек - передач,
получаемых с воли. Семьи имели свой четкий распорядок: сначала садилась за
стол первая смена, вторая, третья и так далее. Никто никогда этого порядка
не нарушал, посторонний за стол к чужой семье не садился. Справлять нужду -
ходить в туалет - при приеме пищи считалось западло и строго наказывалось по
тюремным законам.
Я не принадлежал ни к одной из семей и ни с кем не сближался, поэтому
каждый раз, когда люберецкая или долгопрудненская братва садилась за стол и
начинала жрать деликатесы, присланные с воли, у меня текли слюнки.
Сегодня был банный день. Я знал, что когда заключенных выводят на
прогулку или в баню, то частенько в камерах устраивают шмон - врываются
конвоиры и переворачивают матрасы, подушки, личные вещи осужденных. Но
прятать мне было нечего, и я был совершенно спокоен.
К обеду нас повели в баню. Это было достаточно большое помещение с
многочисленными душевыми воронками, из которых текла холодная вода. Баня в
какой-то мере была зеркалом тюрьмы. Там всегда можно было определить, кто
когда сидел и за что. У так называемых "синих", то есть людей, которые были
в колониях и следственных изоляторах уже не первый раз, 9бычно вся тюремная
биография читалась по многочисленным наколкам на груди, на руках и на спине.
Изредка я бросал косой взгляд на здоровяка, который получил "маляву" от
Андрея. У него были всего две неприметные наколки, не относящиеся к тюремной
символике. Скорее всего одну он сделал за границей, так как в последнее
время, особенно на Западе, распространилась мода на татуировки. Судя по
восточному стилю, эта татуировка была сделана где-то в Таиланде.
Вначале процедура мытья проходила спокойно, но через несколько минут
внезапно началась драка. Трудно-сказать, в чем заключалась ее причина - то
ли кто-то к кому-то стал приставать, то ли мыло не поднял, то ли, наоборот,
уронил, - но вскоре к неполадившей парочке присоединились практически все
заключенные.
Я к этому времени уже помылся и сидел на деревянной скамейке, медленно
надевая тюремную одежду. Вдруг ко мне подлетел тот самый здоровяк и еще один
парень. Не говоря ни слова, они набросились на меня с кулаками В одно
мгновение я оказался на полу. Здоровяк и парень били меня ногами. Мне сильно
повезло, что дело происходило в бане и, следовательно, эти "огморозки" были
босыми. Но удары и так были достаточно сильными. За все время экзекуции
здоровяк не произнес ни слова. Я в свою очередь не собирался спрашивать, за
что меня бьют - мне и так было все ясно. Выбрав подходящий момент, я
каким-то образом извернулся и ударил здоровяка, но тот в последний момент
успел отклониться, и удар пришелся на его напарника. Парень отлетел в
сторону и шмякнулся головой о стену.
Здоровяк пронзительно свистнул, и тут же из другого отделения выскочили
несколько человек ему на подмогу. В такой ситуации я уже ничего не мог
сделать - сопротивляться было бесполезно. Меня продолжали бить еще несколько
минут, я старался только прикрывать голову руками. В конце концов я потерял
сознание.
На следующее утро я очнулся и сначала не понял, где нахожусь. Я лежал на
белоснежной кровати, в комнате, стены которой также были выкрашены в белый
цвет. В зарешеченное окно светило нежаркое осеннее солнце. Наконец я понял,
что это больничка. Под нее был отведен специальный корпус в следственном
изоляторе. Я огляделся по сторонам.
Палата была небольшая. Койки стояли в один ряд - это были не тюремные
двухъярусные нары, а обыкновенные кровати с панцирной сеткой. В углу, около
окна, видимо, было элитное место - там стояла ухоженная койка с двумя
тумбочками. Наверняка она предназначалась для какого-нибудь авторитета. Я и
раньше знал о существовании юльничек, в которые часто попадают воры в законе
и авторитеты, для того чтобы отдохнуть в более-менее приличных условиях, но
никогда не думал, что мне придется побывать здесь самому.
На соседней с моей койке лежал парень, примерно моего возраста, с
перевязанной головой. Парень спал, мирно похрапывая во сне. Я пытался
приподняться и сесть, но сильная боль в грудной клетке и спине заставила
меня принять прежнее положение. Мне не оставалось ничего другого, как только
