разобрать слов.
- Что ты сказал?
- Анак оэ на? - отчетливо проговорил он вопросительным тоном.
- Что?
- Анак оэ на? Эрто син балурем сингалету экон?
- Что это ты говоришь?
Я едва удерживался, чтобы не расхохотаться, и в то же время во мне
нарастало беспокойство.
Он пристально поглядел на меня, и непонятный страх отразился в его
глазах. Словно делая над собой отчаянное усилие, он проговорил наконец:
- Где я? Что со мной случилось?
- Ну вот, это уже лучше! Ты в клинике доктора Прюньера, который стоит
рядом со мной. Ночью тебя поразила молния, но, похоже, все обошлось. Ты
скоро поправишься.
- А тот, другой?
- Кто другой? Механик? С ним ничего не случилось.
- Нет, не механик. Другой, который со мною...
Он говорил медленно, как в полусне, с трудом подбирая слова.
- Но с тобой больше никого не было!
- Не знаю... Я устал...
- Не разговаривайте с ним больше, месье Перизак - вмешался доктор. -
Ему нужен полный покой. Завтра или послезавтра, я думаю, он сможет
вернуться к себе.
- Тогда я пойду, - сказал я Полю. - Буду ждать у тебя.
- Да, жди меня... До свидания, Кельбик.
- Какай я тебе Кельбик! - возмутился я.
- Да, правда... Извини меня, я так устал!
На следующий день ко мне заехал доктор.
- Пожалуй, будет лучше перевезти его домой, - сказал он. - Ночь
прошла беспокойно, он все время звал вас: бредил, произносил какие-то
непонятные слова вперемежку с французскими. Он твердит, что белые стены
больницы - это стены морга Здесь, у себя, в привычной обстановке, он
поправится гораздо скорее.
Старая экономка прибрала в спальне, и вскоре мы уже укладывали Поля
на огромную, сделанную специально по его росту кровать. Я остался с ним.
Поль проспал дотемна, а когда проснулся, я сидел у его изголовья. Он долго
рассматривал меня, потом сказал:
- Вижу, тебе хочется знать, что со мной случилось. Я тебе расскажу
позднее... Понимаешь, это настолько невероятно, что я и сам не могу еще
поверить. И это так изумительно! Сначала мне было страшно. Но сейчас, ах,
сейчас!..
Он громко расхохотался.
- В общем, сам увидишь. Благодарю тебя за все, что ты для меня
сделал. Я в долгу не останусь! Мы еще повеселимся в этой жизни, и ты, и я!
У меня много замыслов, и ты мне наверняка понадобишься.
Затем он изменил тему разговора и принялся расспрашивать, как идут
дела на гидростанции. Мое сообщение о том, что генераторы вышли из строя,
вызвало у него новый взрыв смеха. На следующий день он поднялся раньше
меня и ушел на станцию. Через два дня я уехал сначала в Тулузу, а потом в
Африку.
Вскоре я получил от Поля письмо. Поль сообщал, что намерен оставить
свою нынешнюю должность и поступить в университет Клермон-Феррана, чтобы
"поучиться" (это слово было в кавычках) у профессора Тьебодара,
знаменитого лауреата Нобелевской премии.
Благодаря странной случайности, едва я защитил свою диссертацию, как
в том же самом университете открылась вакансия и мне предложили прочесть
курс лекций. Тотчас по прибытии я бросился разыскивать Поля, но его не
оказалось ни на факультете, ни у себя дома. Нашел я его в нескольких
километрах от Клермона в Атомном исследовательском центре, которым
руководил сам Тьебодар.
Тьебодар принял меня в кабинете за рабочим столом, на котором
необычайно аккуратными стопками лежали всяческие бумаги. Он сразу без
околичностей принялся расспрашивать меня о Поле:
- Вы давно его знаете?
- С самого рождения. И мы вместе учились.
- Он был силен в математике еще в лицее?
- Силен? Скорее средних способностей. А в чем дело?
- В чем дело? А в том дело, месье, что это величайший из современных
математиков и скоро будет самым великим физиком! Он меня поражает, да,
просто поражает! Является ко мне какой-то инженеришко, скромно просит
возможности поработать под моим руководством и за полгода делает больше
открытий, причем важнейших открытий, чем я за всю свою жизнь. И с какой
легкостью! Словно это его забавляет! Когда он сталкивается с какой-нибудь
сложнейшей проблемой, он усмехается, запирается в своей норе, а назавтра
приходит с готовым решением!
Тьебодар немного успокоился.
- Все расчеты он делает только у себя дома. Всего один раз мне
удалось заставить его поработать в моем кабинете, у меня на глазах. Он
нашел решение за полчаса! И, самое интересное, у меня было впечатление,
что он его уже знал и теперь только старался вспомнить. В других случаях
он из кожи вон лезет, стараясь по возможности упростить свои расчеты,
чтобы я мог их понять, я, Тьебодар! Я навел справки у его бывшего
директора. Он сказал, что Дюпон, конечно, неплохой инженер, но звезд с
неба не хватает! Если эта молния превратила его в гения, то я тотчас
отправлюсь на станцию и буду торчать возле генератора во время каждой
грозы! Ну ладно. Вы найдете его в четвертом корпусе. Но сами туда не
входите! Пусть его вызовут. Вот ваш пропуск.
Поль был просто в восторге, когда узнал, что отныне я буду жить в
Клермоне. Вскоре у нас вошло в привычку наведываться друг к другу в
лабораторию, а поскольку оба мы были холостяками, то и обедали вместе в
одном ресторане. По воскресеньям я часто выходил с ним по вечерам
поразвлечься, а однажды Поль отправился со мной на целую неделю в горы.
Характер его заметно изменился. Если раньше он был скорее флегматичен
и застенчив, то теперь у него появились властность и явное стремление
повелевать. У пего происходили все более бурные столкновения с Тьебодаром,
человеком превосходным, но вспыльчивым, который, несмотря на это,
продолжал считать Поля своим преемником на посту руководителя Атомного
центра. И вот во время очередной такой стычки завеса тайны начала передо
мной приоткрываться.
Меня теперь хорошо знали в Центре, и у меня был постоянный пропуск
для входа на территорию. Однажды, проходя мимо кабинета Тьебодара, я
услышал их голоса.
- Нет, Дюпон, нет, нет и нет! - кричал профессор. - Это уже чистейший
идиотизм! Это противоречит принципу сохранения энергии, и математически -
слышите? - ма-те-мати-чес-ки невозможно!
- С вашей математикой, пожалуй, - спокойно ответил Поль.
- То есть как это, с моей математикой? У вас что, есть другая? Так
изложите ее принципы, черт побери, изложите!
- Да, изложу! - взорвался Поль. - И вы ничего не поймете! Потому что
эта математика ушла от вашей на тысячи лет вперед!
- На тысячи лет, как вам это нравится, а? - вкрадчиво проговорил
профессор. - Позвольте узнать, на сколько именно тысяч лет?
- Ах, если бы я это знал!
Дверь распахнулась и с треском захлопнулась - Поль выскочил в
коридор.
- Ты здесь! Слышал?
Он был разъярен.
- Да, у меня особая математика. Да, она ушла от его математики на
тысячелетия вперед! И я узнаю, на сколько тысячелетий. И тогда...
Он оборвал фразу и пробормотал:
- Я слишком много болтаю. Это было моим недостатком и там...
Я смотрел на него, ничего не понимая. На электростанции за ним,
наоборот, упрочилась слава молчуна, который лишнего слова не скажет. Он, в
свою очередь, взглянул на мое изумленное лицо и рассмеялся.
- Нет, я говорю не о станции! Когда-нибудь ты все узнаешь.
Когда-нибудь...
Прошел год. В январе в научных журналах за подписью Поля Дюпона
появилась серия коротких статей, которые, по словам специалистов,
совершили в физике настоящий переворот, более значительный даже, чем
квантовая теория. Затем, в июне, как гром с ясного неба, всех потрясла
основная работа Поля, поставившая под сомнение принцип сохранения энергии,
а также теорию относительности, как общую, так и частную, и попутно
ниспровергавшая принцип неопределенности Гейзенберга и принцип исключения
Паули. В этой работе Поль демонстрировал бесконечную сложность так
называемых элементарных частиц и выдвигал гипотезу о существовании еще не
открытых излучений, которые распространяются гораздо быстрее света. Против
него ополчился весь научный мир. Физики и математики всех стран
объединились, чтобы разгромить Поля. Но он предложил серию абсолютно
неопровержимых решающих опытов, и даже злейшие враги вынуждены были
признать его правоту. Теоретически он продолжал считаться молодым ученым
Атомного центра в Клермоне. Практически он был физиком N 1 всей Земли.
Он продолжал жить очень скромно в своей маленькой квартирке, и каждое
воскресенье мы отправлялись с ним в горы. На обратном пути после одной из
таких прогулок Поль наконец заговорил. Он пригласил меня к себе. Его
рабочий стол был завален рукописями. Видя, что я направляюсь к столу, Поль
хотел было меня удержать, но потом весело рассмеялся.
- На, читай! - сказал он, протянув мне один листок.
Он был покрыт какими-то кабалистическими знаками, причем это были не
математические формулы, а непонятный, странный алфавит.
- Да, я заказал специальный шрифт. Мне гораздо удобнее пользоваться
им, чем вашими буквами. К ним я так и не мог до конца привыкнуть.
Я смотрел на него, ничего не понимая. И тогда очень осторожно и мягко
он сказал:
- Да, я Поль Дюпон, твой старый друг Поль, которого ты знаешь с
пеленок. Я по-прежнему Поль Дюпон. Но в то же время я Орк Акеран,
Верховный Координатор эпохи Великих Сумерек. Нет, я не сошел с ума, -
продолжал он. - Хотя я прекрасно понимаю, что эта мысль может у тебя
появиться. Однако выслушай меня, я хочу наконец кое-что объяснить.
На миг он задумался.
- Не знаю даже, с чего начать. Ну да ладно! Историю Орка до того, как
он встретился с Полем Дюпоном, ты прочтешь когда-нибудь в этой рукописи.
Историю Поля Дюпон ты и так знаешь не хуже меня, во всяком случае, вплоть
до той знаменитой августовской ночи. Поэтому я начну с того момента, когда
я в разгар грозы стоял возле генератора.
Рядом со мною был этот славный работяга Мальте. Я хорошо помню, как
внезапно воздух резко насытился электричеством и как я приказал Мальте
уходить. ЕСЛИ бы он не послушался, возможно, он сейчас был бы великом
физиком, а я так и остался бы рядовым инженером. Хотя, с другой стороны,
не знаю, достаточно ли развит его мозг, чтобы вместить сознание Орка.
Итак, не успел я отойти от генератора, как меня залил поток яркого света.
Ты его видел издали, и он показался тебе фиолетовым. Механику тоже. Но для
меня он был синим. Удивленный, я остановился. Свет медленно пульсировал. Я
чувствовал головокружение, казалось, я ничего не вижу и могу парить над
землей. И вдруг я с ужасом увидел в воздухе прямо перед собой неясную,
призрачную человеческую фигуру. Она коснулась меня. О, как передать тебе
это странное ощущение прикосновения изнутри! Вот тогда-то я и крикнул:
"Нет! Нет!". Затем все во мне взорвалось, словно мозг распадался на атомы,
словно я умирал и боролся со смертью. Помню только, как яростная воля к
жизни вспыхнула во мне, а потом - бездонная тьма.
Когда я очнулся, ты был рядом со мной. И у меня было странное
чувство, что я тебя узнаю, и в то же время не узнаю. Вернее, я знал, что
ты - Перизак, но одновременно знал, что ты должен быть Кельбиком, хотя ты
на него совершенно не похож. В моей памяти боролись два воспоминания, одно
- о грозовой ночи, и другое - о ночи великого опыта, который я проводил,
когда... когда с Орком случилось это несчастье, для меня до сих пор
необъяснимое. Тебе, наверное, приходилось видеть очень яркие сны, после
которых спрашиваешь себя, по является ли реальная жизнь сновидением, а сон
