сейчас жива. Конан стиснул зубы, обвиняя и себя самого в том,
что не смог ее уберечь. Ее последние слова все еще звучали в
его ушах. Он должен сейчас вернуться к своим войскам, чтобы
защитить воинов Динандара от страшного и коварного врага.
Но как только он повернул назад, колесница внезапно резко
дернулась и на мгновение остановилась, так что Конан едва
удержал равновесие. Лошади попятились назад, а затем рванули в
разные стороны, испуганные непонятным зрелищем -- прямо перед
их мордами возник выскочивший из зарослей камыша обнаженный
змеепоклонник, увешанный множеством извивавшихся змей, и
затрясся в каком-то диком дьявольском танце.
Внезапно Конан почувствовал, как его сзади крепко схватили
за руки. Двое шипевших змеепоклонников удерживали его с такой
нечеловеческой силой, что он едва мог пошевелиться. Он напряг
все свои мускулы и попытался вырваться, но в этот момент третий
нападавший вскочил в колесницу и взмахнул тяжелым каменным
топором, обрушив его на голову Конана. Затем так же молча он
нанес еще один удар, затем третий, как будто шлем Конана был
шляпкой гвоздя, который змеепоклонник методично вбивал в пол
колесницы. После четвертого удара глаза киммерийца
затуманились, все звуки исчезли, и его со всех сторон обступила
плотная непроницаемая тьма.
Глава 16. Сердце змеи
Дикий, все пожирающий огонь охватил все вокруг. Он
буйствовал, как мощный водопад, и корчился, как подвергаемое
пытке животное. Яростная, иссушающая жара была настолько
невыносимой, что казалось, сам воздух плавился. Конан понял,
что культ Сета победил. Его ненасытная жажда пожирания всего
живого охватила не только немедийскую равнину, но, казалось,
весь мир людей. Безумный огонь теперь праздновал свою великую
победу, и этот праздник собирался длиться вечно.
Но вероятно еще не все было разрушено, потому что в
глубине огней парил призрак. Неясное и отдаленное, искажавшееся
порой струящимся горячим воздухом лицо было тем не менее
прекрасным. Смотревшее на Конана из огня, оно излучало
одновременно и мудрость истинного знания, и страсть неутолимого
желания.
Была ли это погибшая Эвадна? Нет, лицо женщины обрамляли
вьющиеся черные волосы, и на Эвадну она совсем не походила. И
все же это было знакомое лицо. Любимое лицо. Оно нежно
улыбалось из пламени, как будто говоря о том, что смиренно и
радостно принимает судьбу мира.
Лидия.
Конан вздрогнул, осознав, кого он видит перед собой, и
этот шок окончательно привел его в сознание. Он ощутил, что
лежит связанным на скамье своей колесницы, его руки затекли и
нестерпимо ныли, так же, как и все его тело. Он закрыл глаза,
поняв, что даже малейшее движение век вызывает у него жгучую
боль. Конан попробовал чуть наклонить голову набок, чтобы дать
облегчение затекшему и нывшему затылку, но тут же вновь ощутил,
как на него обрушивается тяжелый каменный молоток.
Тогда он оставил все попытки пошевелиться и сосредоточил
все мысли только на одном: в центре огненного круга напротив
него сидела улыбающаяся девушка, и этой девушкой была Лидия.
Внезапно он почувствовал какое-то движение рядом с собой,
и чей-то тонкий голов произнес:
-- Да, действительно, это прекрасная колесница! В тысячу
раз лучше, чем наша старая, расхлябанная колымага,-- Это был
высокий мальчишеский голос, в котором уже, однако, пробивались
нотки приближающегося юношеского возраста.-Теперь я смогу
возить вас с комфортом, который вы заслужили, миледи! А чтобы
вам было еще более удобно, мы положим туда кучу мягких подушек
и тонких салфеток!
-- Это будет великолепно, Лар,-- прозвучал ответ, и нежный
тембр нового голоса заставил Конана снова пошевелиться. Он тут
же ощутил накатившую на него волну боли, правда, уже не такой
сильной, как первая.
-- Но сначала ее надо как следует почистить,-- продолжал
мальчишеский голос.-- Один из ее пассажиров, женщина, залила ее
своей кровью, мне так сказали. Досадная потеря -- теперь она
уже никогда не сможет присоединиться к нам,-- Говоривший
подошел к Конану ближе.-- Но в этом мужчине жизнь еще теплится.
Даже если он не сможет окончательно поправиться после своего
ранения, мы все равно сможем обратить его в нашу веру.
Почувствовав, как к нему прикоснулась чья-то рука, Конан
пошевелился или только попытался это сделать.
-- Грязный колдун... только попробуй... будешь гореть
синим пламенем в преисподней! -- Конан едва шевелил запекшимися
губами, и его угрозы едва ли кто-то слышал.
Он медленно повернулся на бок, пытаясь незаметно нащупать
на поясе кинжал, но его там не оказалось. В бессильной ярости
он снова закрыл глаза, стараясь собраться с мыслями.
-- Зря стараешься, парень! Твои угрозы меня совершенно не
волнуют. И почему все хайборийцы такие жестокие? -- насмешливо
спросил Лар.-- Ваше беспричинное, коварное нападение на нас
стоило многих жизней с обеих сторон -- бессчетное количество
душ, которые могли бы радоваться, служа нашему делу,-- Он
нетерпеливым жестом взъерошил себе волосы.-- Вы никогда не
остановите наше движение, и нас с каждым днем будет все больше
и больше, но все же я скорблю о потерях. Было бы проще
попробовать нас понять.
-- Понять! -- Ухватившись за перила колесницы, Конан
подтянулся и сел.-- О каких потерях ты скорбишь? Ты и твои
шакалы идут по стране, как стая саранчи, убивая и сжигая все и
всех на своем пути! -- с трудом открыв глаза, он увидел перед
собой хрупкую фигурку мальчика, казавшегося еще меньше от того,
что рядом с ним возвышались двое широкоплечих
громил-охранников.
-- Это всеобщее заблуждение,-- возразил Лар, посмотрев
сквозь огонь, где на мягких подушках сидела Лидия, внимая
змеиному пророку.-- Как и большинство людей, ты переоцениваешь
преходящие, временные вещи. Ты не знаешь силу истинного
посвящения, перед которым материальные ценности и личные
обязательства ничего не значат.
Конан промолчал. Его мало волновали рассуждения Лара, он
больше был занят тем, чтобы удерживать себя в сидячем положении
с наименьшей болью. Он сжал руки в кулаки и снова разжал их,
пробуя пальцы на чувствительность, затем осторожно снял с
головы шлем. Посмотрев внутрь его, Конан увидел, что там, где
была продавлена сталь, были клочья его волос и куски кожи,
прилипшие вместе с кровью к его внутренней поверхности. Затем
он со страхом дотронулся до кожи головы, чтобы убедиться, что
его череп не поврежден и мозг не открыт.
Нормально, решил он, эти раны заживут, если только Кром
будет милостив к нему и подарит еще хоть один день. Он отложил
шлем в сторону и перевел взгляд в сторону Лара.
В мальчишке не было ничего зловещего и дьявольского, что
Конан ожидал увидеть в пророке змеиной веры. Он казался
совершенно невинным ребенком, и это обезоружило Конана, погасив
его порыв броситься на пророка и задушить его. Обычный мальчик
с красивыми чертами лица и светлыми волосами, он был одет, как
для праздника, в пурпурную с яркой золотой вышивкой накидку, а
на голове сиял золотой венок. Несмотря на легкое высокомерие,
сквозившее в его взгляде, он двигался с мальчишеской
непринужденностью и беспечностью, и трудно было представить,
что этот ребенок мог представлять для кого-нибудь страшную
угрозу.
Его здоровенные охранники, один в фартуке кузнеца, другой
по виду охотник, казались флегматичными и туповатыми парнями.
Они стояли, готовые подчиниться любому приказу своего
повелителя, хотя и не проявляя скорости или инициативы. В них,
как и в Ларе, тоже не было ничего зловещего, но Конан знал, что
за их плотно сжатыми губами запросто могли притаиться змеи.
Конан огляделся вокруг и увидел, что они находятся на
территории лагеря, от которого мало что осталось: всего лишь
одна палатка, украшенная теперь змеями и другими мистическими
символами, сломанная повозка и открытый ящик с едой и вином.
Его собственные лошади с понурым видом стояли неподалеку,
привязанные к стволу дерева.
С того места, где еще совсем недавно кипела яростная
битва, больше не доносилось никаких звуков -- ни криков, ни
звона оружия, не видно было надвигающихся полчищ
змеепоклонников и падающих в ужасных муках динандарских солдат.
Трагедия сегодняшнего утра могла быть просто сном, хотя кровь
на панцире киммерийца и на полу колесницы говорила о том, что
все это было наяву.
Наконец медленно Конан перевел взгляд на ту, о ком не
переставал думать все предшествующие дни. Ему не хотелось
смотреть на нее, и это нежелание, доходящее почти до страха,
было вызвано не ее ошеломляющей красотой, а ее необъяснимым,
чудовищным присутствием здесь. Он встретился с ней глазами и
почувствовал, что они смотрят куда-то вглубь него с такой же,
как и у ее юного повелителя, счастливой невинностью.
Лидия сидела на носилках, обложенных подушками, рядом с
повозкой Лара. Одетая в пышные красивые одежды, подчеркивающие
ее красоту, с подведенными глазами и накрашенными губами, она
выглядела, как придворная дама при дворе короля Ласло в
роскошном Бельверусе. Конан не мог видеть, остались ли метки от
хлыста Фавиана на ее спине, не ее томный вид и счастливая
улыбка говорили о том, что она давно оправилась от боли и
позора того страшного испытания, которое вынесла когда-то в
доме барона Бальдра.
-- Я вижу, ты восхищен красотой моей Лидии,-- самодовольно
улыбаясь, произнес Лар.-- Ну, иди, сядь рядом с ней и
познакомься. Там тебе будет более удобно лежать на этих
подушках,-- Подойдя к Лидии и встав перед ней на колени, он
взял ее руку в свои.-- Прими как следует нашего гостя, любовь
моя. Научи его мудрости нашей веры, пока я займусь кое-какими
неотложными делами.
Целомудренно поцеловав ее в щеку, Лар встал и направился в
сторону Конана. Киммериец понял, что любовь Лара к Лидии была
не страстью мужчины к женщине, а скорее напоминала любовь к
матери или старшей сестре.
Подойдя к Конану, Лар взял его за руку и повел к Лидии.
-- Пойдем, не бойся! -- весело сказал он. Киммериец
брезгливо отстранился от него, на что предводитель
змеепоклонников не обратил никакого внимания.-- Вот фрукты, сыр
и вино,-- Лар указал на открытый ящик с провизией.-- А вы идите
со мной! Поможете мне дотащить эту колесницу до ручья.
Два охранника молча отошли от Конана и направились к
колеснице. Конан подошел к Лидии и остановился рядом с ней,
испытывая возрастающий страх, что вот сейчас из ее вьющихся
пышных волос выползет тонкая извивающаяся змейка. О том, что
такая змейка может быть у нее и во рту вместо языка, Конан
старался не думать.
-- Конан, не бойся. Я знаю, что это ты. Садись рядом со
мной! Когда я впервые увидела тебя здесь, я подумала, что это
Фавиан. Ты выглядел, как мертвый, и я ужасно обрадовалась. Но
когда ты заговорил со своим резким киммерийским акцентом, я
подумала, что у меня сейчас сердце выскочит из груди от
радости! -- сказала Лидия, протягивая к нему руки.-- Иди ко
мне, любимый, и я успокою твои раны и твою боль. Теперь я знаю,
что это мне больше не понадобится,-- Сунув руку под шелковое
покрывало, она извлекла длинный нож со зловещим изогнутым
лезвием и острый, как бритва.
-- Ах, Лидия, не ты одна заготовила острый нож для
Фавиана! -сказал Конан, осторожно усаживаясь рядом с ней.-- Так
что не удивительно, что его жизнь оказалась такой короткой.
-- Фавиан мертв? А ты занял его место в замке, и барон
