Шибальбы, но он скрыл от них много тайн. Такова воля короля Шибальбы, --
чтобы люди королевства Шибальбы-Земли, если они этого заслужат, нашли этот
металл и обработали его! Но пока этот черный металлический шип останется у
Шок, которая раньше была рабыней, и вы придете к ней или к ее детям, чтобы
узнать, нашли ли вы твердый черный металл. Жители дальних королевств, о
которых я вам говорил, называют его ферро, и херро. и аиэн, и фер, но вы
будете называть его шибеш, потому что он происходит из Шибальбы, и он должен
использоваться только теми, кто служит королю Шибальбы.
Теперь из его тела был выдернут последний шип, и он ощутил приятную
легкость, как-будто раньше вес шипов притягивал его к земле.
-- А теперь вам будет знак, что король Шибальбы не забывает никого из
вас: все вы, жители этой деревни, заболеете, но ни один из вас не умрет от
этой болезни.
Обещая это, он шел на риск: иммунологи сказали, что умирает один из ста
тысяч заболевших. Если им будет житель Атетульки, Хунакпу сумеет с этим
справиться. В сравнении с миллионами, умершими в старой истории от оспы и
других болезней, это не такая уж большая плата.
-- Болезнь из этой деревни будет распространяться во все другие страны,
пока перст короля не коснется всех. И все будут повторять, что болезнь
правителей Шибальбы пришла из Атетульки. Вас она поразит первыми, потому что
я сначала пришел к вам, потому что король Шибальбы выбрал вас, чтобы вы
повели за собой мир. Не так, как это делали мексиканцы, с потоками крови и
бесчисленными жестокостями, а так, как это делает король Шибальбы в своей
мудрости и силе.
Почему бы не сделать вирус иммунитета элементом божественного шоу?
Он посмотрел на выражение их лиц. Благоговейный страх, изумление, а
кое-где и негодование, неприятие. Ну что ж, этого следовало ожидать. Прежде
чем все это закончится, система власти в этой деревне переменится еще не
раз. Так или иначе, но эти люди станут правителями великой империи. Только
немногие из них окажутся достойными этой роли; остальные так и останутся
жить в деревне, не приспособившись к новому образу жизни. В этом нет ничего
позорного, но некоторые почувствуют себя преданными и обиженными. Хунакпу
попытается научить их быть довольными тем, что им доступно, и гордиться
достижениями других. Но он не может изменить человеческую природу. Некоторые
из этих людей так и сойдут в могилу, ненавидя его за те изменения, которые
он принес с собой. А он так и не сможет рассказать им, как могли бы
закончиться их жизни, если бы не его вмешательство.
-- Где будет жить Хунакпу Один? -- спросил он.
-- В моем доме, -- тут же откликнулся На-Йашаль.
-- Разве я смогу жить в доме короля Атетульки, когда он только сейчас
становится человеком? Это был дом людей-собак! Нет, вы должны построить мне
новый дом на этом самом месте. -- Хунакпу сел, скрестив ноги, в траву. -- Я
не сдвинусь с места, пока вокруг меня не вырастет новый дом. А крыша должна
быть покрыта травой со всех крыш Атетульки. На-Йашаль, докажи мне, что ты
король. Организуй своих людей так, чтобы они построили мне дом, прежде чем
наступит темнота, и научи их своим обязанностям так хорошо, чтобы они смогли
сделать это без дополнительных указаний.
Был уже полдень, и хотя такая задача казалась людям невыполнимой,
Хунакпу знал, что они вполне смогут с этим справиться. История о
строительстве дома для Хунакпу Один быстро разнесется по всей округе и
заставит жителей поверить, что они действительно достойны того, чтобы их
деревня стала самым большим городом среди других городов нового Царства
Шибальба-Земли. Такие истории необходимы, чтобы воспитать новый народ,
мечтающий создать империю. Люди должны иметь непоколебимую веру в
собственную ценность.
А если они не успеют закончить дело до темноты, Хунакпу просто зажжет
корзину света и объявит, что правители Шибальбы продлевают день с помощью
этого кусочка солнца, чтобы они могли достроить дом до ночи. Так или иначе,
история получится неплохой.
Люди быстро разбежались, оставив его одного, когда На-Йашаль направил
их на строительство дома. Получив, наконец, возможность хоть немного
расслабиться, Хунакпу достал из одного мешка дезинфицирующее средство и
помазал им свои раны. В его состав входили вещества, способствующие
свертыванию крови и заживлению ран. Скоро кровотечение уменьшится, а потом и
совсем прекратится. Дрожащими руками Хунакпу нанес мазь на раны. Руки
дрожали не от боли, потому что она еще не началась, и даже не от потери
крови, а скорее от того, что не отпускавшее его ни на минуту напряжение
теперь, наконец, ушло.
Оказалось, что тогда, в потерянном теперь прошлом, предлагая свой план
другим, он не ошибся -- у этих людей легко было вызвать чувство
благоговейного ужаса. Да, легко, но сам-то Хунакпу никогда в жизни не
испытывал подобного страха. Как это удавалось Колумбу бестрепетно, отважно
создавать новое будущее? Только потому, что он почти ничего не знал о том,
каким неверным путем могут пойти эти новые будущие; только не ведая этого,
решил Хунакпу, Колумб мог так бесстрашно заняться сотворением мира.
-- Трудно представить себе, что это и есть те великие царства Востока,
о которых мы читали в описаниях Марко Поло, -- сказал Санчес.
Кристофоро не нашел, что ответить. Кольба выглядела вроде бы достаточно
большой, чтобы быть азиатским материком, но индейцы уверяли, что это остров,
и что есть еще один остров, на юго-востоке, Гаити, намного богаче, и на нем
куда больше золота. Возможно, он и есть Чипангу? Может быть. Но он уже устал
убеждать экипажи судов и, что гораздо важнее, королевских чиновников, что
несметные богатства находятся всего в нескольких днях плавания отсюда.
Когда же, наконец. Господь подарит ему момент триумфа, когда же все эти
обещания золота и великих царств станут непреложной явью и он сможет
вернуться в Испанию вице-королем и адмиралом Открытого моря?
-- Ну и что из этого? -- сказал дон Педро. -- Самое большое богатство
этого места -- прямо перед вами, и его видно невооруженным глазом.
-- Что вы имеете в виду? -- спросил Санчес. -- Единственное, чем богата
здешняя земля, так это деревьями и насекомыми.
-- И людьми, -- сказал дон Педро. -- Самыми кроткими и мирными людьми,
которых мне приходилось видеть. Будет совсем нетрудно заставить их работать,
и они будут превосходно слушаться своих хозяев. Неужели вы не видите, что в
них нет и намека на воинственность? Вы только представьте себе, какие деньги
удастся выручить за этих послушнейших из слуг!
Кристофоро нахмурился. Та же мысль приходила в голову и ему, но она же
и вызывала в нем смутное беспокойство. Значит ли это, что Господь задумал
одновременно окрестить этих людей и превратить в рабов? Ведь на этой земле,
куда Господь направил его, действительно нет ни малейших признаков другого
богатства. И ясно также, что из этих дикарей никогда не получатся солдаты
для крестовых походов.
Если Господь намеревался превратить этих дикарей в свободных христиан,
он бы научил их носить одежду, а не бегать голышом.
-- Конечно, -- сказал Кристофоро. -- Когда мы будем возвращаться домой,
мы захватим парочку этих людей, чтобы показать их королевским величествам.
Но я думаю, что будет выгоднее оставить этих туземцев здесь, на земле, к
которой они привыкли, и использовать их для добычи золота и других
драгоценных металлов, а мы тем временем будем учить их христианской вере и
заботиться о спасении их душ.
Остальные слушали его, не возражая. Да и как могли они оспаривать столь
очевидную истину? К тому же, они еще были слабы, не успев оправиться от
болезни, которая обрушилась на экипажи всех трех судов, из-за чего им
пришлось стать на якорь и отдыхать несколько дней. Никто, правда, не умер --
болезнь ничем не напоминала те смертельные эпидемии, с которыми португальцы
встретились в Африке, и из-за которых им пришлось строить свои форты на
островах, вдали от берега. Однако у Кристофоро и сейчас еще сильно болела
голова, и он был уверен, что и другие страдают тем же недутом. Если бы боль
не была такой сильной, он пожелал бы, чтобы она вообще не прекращалась,
потому что она мешала другим поднять голос в споре. С королевскими
чиновниками было куда легче иметь дело, когда боль мешала им быть
настырными.
И тут Кристофоро вспомнил, как разозлились эти люди, когда они
добрались до города Кубанакан. Он подумал тогда, что последний слог этого
названия имеет отношение к Великому хану из описаний Марко Поло, но когда
они увидели этот "город", о котором им столько наговорили туземцы,
оказалось, что это -- всего лишь кучка жалких лачуг, возможно, чуть более
многолюдная, чем другие убогие деревушки, которые попадались им на этом
острове. Да уж, и впрямь, город Хана! Санчес тогда даже осмелился
раскричаться в присутствии матросов. Может быть, эта болезнь была ниспослана
Господом за такое поведение. Может быть, Бог хотел, чтобы им было о чем
пожалеть.
Завтра или послезавтра они отправятся к острову Гаити. Возможно, там
они увидят какие-то признаки великих цивилизаций Чипангу или Катея. Что же
касается этих жалких островов, то они будут, по крайней мере, поставлять
рабов. И если королевские чиновники пожелают поддержать его, этого окажется
достаточно, чтобы оправдать расходы на второе путешествие, если им все-таки
не удастся на этот раз найти Хан.
Кемаль мрачно сидел на вершине мыса, высматривая, не покажется ли на
северо-западе парус.
Колумб запаздывал. А если он опоздает, игра проиграна. Это означает,
что произошли какие-то изменения. Что-то задержало его в Кольбе. Кемаль мог
бы порадоваться, расценив это как признак того, что кто-то из троицы
благополучно прибыл на место, но он хорошо знал, что изменение могло быть
вызвано им самим. Единственное, что могло перенестись с острова Гаити на
остров Кольба, был комбинированный вирус-носитель; и хотя он сам находился
здесь всего два месяца, этого времени было вполне достаточно, чтобы вирус
был занесен на Кольбу с группой налетчиков в мореходном каноэ. Испанцы,
должно быть, подцепили этот вирус.
А могло быть и хуже. В общем-то безобидная болезнь могла изменить
поведение индейцев. Среди них могли вспыхнуть кровопролитные схватки,
настолько серьезные, что европейцы вынуждены были бы повернуть домой. Либо
Колумб узнал нечто такое, что побудило его избрать другой маршрут, например,
поплыть вокруг Гаити против часовой стрелки, вместо того чтобы двинуться,
как было намечено, вдоль северного побережья.
Они знали, что вирус мог нарушить их планы, распространяясь быстрее и
дальше, чем могли это сделать путешественники во времени. Однако это был
один из главных и надежных факторов, на которых основывался их план. Что
если только один из них смог пробиться в прошлое, и затем был сразу же убит?
Но даже в этом случае вирусом должны были бы заразиться те, кто касался его
тела в первые несколько часов. Если это было единственное изменение, которое
они могли внести в прошлое, его было бы достаточно, чтобы уберечь индейцев
от смерти во время эпидемий, занесенных из Европы.
Так что это хорошо, подумал Кемаль. Хорошо, что Колумб опаздывает, ибо
это означает, что вирус делает свое дело. Мы уже изменили мир. Мы уже
добились успеха.
Правда, это не казалось ему успехом. Он жил на пищевых концентратах,
скрывался здесь на уединенном мысе, ждал, когда же, наконец, появятся паруса
-- и все это для того, чтобы совершить нечто большее, чем просто быть
