что все может пойти согласно их плану.
Конечно всегда предполагалось, что может подвести человеческий фактор,
а не только погода. Опровергая рассуждения о том, что взмах крыла бабочки в
Пекине может вызвать ураган в Карибском море, Манджам объяснил Кемалю, что в
основе таких псевдохаотических систем как погода всегда лежит стабильная
модель, которая компенсирует случайные незначительные отклонения.
Действительной проблемой были решения, принимаемые людьми во время
путешествия. Будут ли они делать то, что делали раньше? Кемаль сотню раз
наблюдал гибель "Санта-Марии", поскольку от этого зависело так много. Гибель
судна была обусловлена несколькими факторами, каждый из которых мог
измениться по прихоти судьбы или человека. Во-первых, Колумб должен был
плыть ночью, и, к радости Кемаля, он постоянно поступал так для того, чтобы
воспользоваться попутным ветром. Во-вторых, Колумб и Хуан де ла Коса,
владелец и капитан судна, должны были находиться в своих каютах, поручив
управление судном Пералонсо Ниньо, -- что было вполне оправданно, поскольку
тот был штурманом. Однако, немного погодя, Ниньо решил вздремнуть, оставив
руль в руках одного из судовых юнг и показав ему звезду, на которую следует
править; что было бы вполне допустимо при плавании в открытом океане и
совершенно не годилось при плавании вдоль незнакомого и опасного берега.
В данном случае единственное отличие заключалось в том, что юнга был не
тот, что прежде, по росту и манере держать себя Кемаль даже на расстоянии
определил, что на этот раз у руля стоял Андрее Евенес, чуть старше прежнего.
Но каким бы опытом судовождения ни обладал Андрее, сейчас он ему вряд ли бы
помог; никто еще не нанес на карту это побережье, и даже самый опытный
штурман не смог бы заметить риф. Хотя тот и подступал очень близко к
поверхности воды, он ничем не выдавал своего присутствия.
Но даже в прежней истории гибель судна еще могла быть предотвращена,
потому что Колумб немедленно отдал команды, которые, будь они выполнены,
спасли бы судно. Кто в действительности погубил "Санта-Марию", так это ее
владелец, Хуан де ла Коса, который совершенно растерялся и не только не
подчинился приказам Колумба, но и не давал другим сделать это. С этого
момента каравелла была обречена.
Кемаль, наблюдавший жизнь де Ла Косы с рождения до смерти, никак не мог
понять, почему он поступил так необъяснимо. Де ла Коса каждый раз
рассказывал о случившемся по-иному и, очевидно, каждый раз лгал.
Единственное объяснение, которое приходило на ум Кемалю, заключалось в том,
что де ла Коса испугался при виде тонущего судна и просто удрал с него как
можно быстрее. К тому моменту, когда стало ясно, что у них есть время снять
всех людей с судна без особого риска, было уже слишком поздно, чтобы спасти
каравеллу. В такой ситуации де ла Коса вряд ли мог признаться в том, что
струсил, либо как-то еще объяснить свое поведение.
Судно содрогнулось от удара, а затем завалилось на один борт. Кемаль
внимательно следил за происходящим. На нем было полное снаряжение
аквалангиста, и он мог подплыть к судну и заложить подрывной заряд под
каравеллу в том случае, если бы у Колумба появилась надежда спасти ее.
Однако было бы лучше, если бы судно затонуло само по себе, без необъяснимых
взрывов и вспышек.
Хуан де ла Коса выскочил из своей каюты и вскарабкался на квартердек,
еще не совсем проснувшись, но явно став невольным участником какого-то
кошмара. Его каравелла села на мель! Как это могло случиться? Разъяренный
Колон уже был на палубе. Как всегда, Хуан разозлился при одном лишь виде
этого придворного генуэзца. Если бы флотилией командовал Пинсон, он не
допустил бы такой глупости, как плавание ночью. Но Пинсона не было, и
единственное, что Хуан мог сделать, это отправиться спать, не забывая о том,
что его каравелла в темноте идет вдоль незнакомого берега. И вот, как он и
боялся, они сели на мель. Они все утонут, если не смогут покинуть судно до
того, как оно пойдет ко дну.
Один из корабельных юнг -- Андрее, который на этой неделе приглянулся
Ниньо, -- путаясь под ногами, жалко оправдывался:
-- Я не сводил глаз со звезды, на которую он указал мне, и держал руль
так, чтобы мачта находилась с ней на одной линии. -- У него был совершенно
перепуганный вид.
Судно тяжело накренилось на один борт.
Мы утонем, подумал Хуан. Я потеряю все, что у меня есть.
-- Моя каравелла! -- закричал он. -- Моя дорогая каравелла! Что вы с
ней сделали?
Колон повернулся к нему и спросил ледяным тоном:
-- Вам хорошо спалось? Ниньо, наверняка, тоже не страдал бессонницей.
А почему бы хозяину судна и не поспать? Хуан не штурман и не
судоводитель. Он просто судовладелец. Разве ему не объяснили, что он не
обладает на судне никакой властью, кроме той, которой его наделит Колон.
Баск по национальности, Хуан был таким же чужеземцем среди этих испанцев,
как и Колон, поэтому итальянец относился к нему покровительственно, офицеры
испанского флота с презрением, а матросы насмешливо. А теперь, оказывается,
что это он, лишенный всех прав и уважения, виноват в том, что судно село на
мель?
Судно еще больше завалилось на левый борт.
Колон что-то говорил, но Хуан не мог сосредоточиться и понять смысл его
слов.
-- Корма у судна тяжелая, и нас все больше затягивает на риф или
отмель. Вперед нам не продвинуться. У нас нет другого выбора, как попытаться
стянуть судно кормой на воду.
Ничего более глупого Хуан в жизни не слышал. Темно, судно тонет, а
Колон хочет попытаться выполнить какой-то нелепый маневр, вместо того чтобы
спасать жизни. Чего еще можно ожидать от итальянца -- что для него жизнь
испанцев? И если уж на то пошло, что значит для испанцев жизнь баска? Колон
и офицеры первыми прыгнут в шлюпки, и им будет наплевать, что случится с
Хуаном де ла Коса. А уж матросы и подавно не возьмут его в шлюпку, даже если
у них будет такая возможность. Он всегда знал это, он читал это в их глазах.
-- Стягивайте судно, -- повторил Кристофоро. -- Спустите рабочую
шлюпку, отведите на ней якорь к корме, бросьте его, а затем брашпилем
стяните нас со скалы.
-- Я знаю, что это такое, -- огрызнулся Хуан. Вот дурак, неуж-то он
вздумал учить меня морскому делу?
-- Тогда займитесь этим, -- скомандовал Кристофоро, -- или вы хотите
потерять свою каравеллу здесь, в этих водах?
Ну что ж, пусть Колон командует -- он совершенно не разбирается в
ситуации. Хуан де ла Коса -- настоящий христианин, не чета всем остальным.
Единственный способ спасти всех людей -- это подогнать на помощь все шлюпки
с "Ниньи". Нечего и думать, чтобы подтягиваться к якорю -- это будет
медленно и долго, а тем временем люди погибнут. Хуан спасет всех со своего
судна, и люди будут знать, кто о них позаботился. Не этот хвастунишка
Пинсон, который, никого не спросив, пустился восвояси. И, конечно, не Колон,
думающий только об успехе своей экспедиции. Ему наплевать, что при этом
погибнут люди. Только я, Хуан де ла Коса, баск, северянин, чужак. Только я
помогу вам остаться в живых и вернуться к своим семьям в Испанию.
Хуан немедленно отправил несколько человек спустить рабочую шлюпку. Он
слышал, как Колон тем временем отдает короткие отрывистые команды свернуть
паруса и поднять якорь. Ну и прекрасная мысль, подумал Хуан. Судно затонет
со свернутыми парусами. Для акул это будет иметь огромное значение.
Шлюпка тяжело плюхнулась в воду. Тотчас же экипаж шлюпки из трех
гребцов спустился в нее по тросам и начал распутывать узлы, чтобы отвязать
ее от каравеллы. Тем временем Хуан пытался спуститься по веревочному
штормтрапу, который, свисая с накренившегося судна, болтался в воздухе и
опасно раскачивался. Матерь Божья, молился он, смилуйся надо мной, дай
добраться до шлюпки, и тогда я сделаю все, чтобы спасти остальных.
Его ноги коснулись шлюпки, он он никак не мог оторвать пальцы от
штормтрапа.
-- Отпусти трап! -- крикнул Пенья, один из матросов.
Я пытаюсь, думал про себя Хуан. Но почему мои пальцы не разжимаются?
-- Он такой трус, -- пробормотал Бартоломе.
Они делают вид, что говорят тихо, отметил про себя Хуан, а на самом
деле стараются, чтобы я их услышал.
Наконец, пальцы разжались. Это было всего лишь минутное замешательство.
Нельзя же требовать от человека, чтобы он действовал с полным
самообладанием, когда он знает, что в любой момент может утонуть.
Он перебрался через Пенью, чтобы занять место на корме, у руля.
-- Гребите, -- скомандовал он.
Они начали грести, а Бартоломе, сидя на носу, задавал ритм. Он когда-то
служил солдатом в испанской армии, но попал в тюрьму за кражу -- он был из
тех, кто добровольно присоединился к экспедиции, надеясь на помилование. К
большинству таких преступников матросы относились пренебрежительно, но
армейский опыт Бартоломе помог ему завоевать уважение среди матросов и
рабскую преданность среди других преступников.
-- Навались! -- крикнул он. -- Навались!
Они гребли, а Хуан резко положил руль на левый борт.
-- Что вы делаете? -- недоуменно спросил Бартоломе, увидев, что шлюпка
удаляется от "Санта-Марии", вместо того чтобы направиться к ее носу, где уже
начали спускать якорь.
-- Ты делай свое дело, а я буду делать свое! -- рявкнул Хуан.
-- Мы же должны подойти и остановиться под самым якорем! -- возразил
Бартоломе.
-- Ты хочешь доверить свою жизнь этому генуэзцу? Мы идем к "Нинье" за
помощью!
Матросы в недоумении уставились на Хуана. Его слова прямо противоречили
приказам. Это было уже похоже на бунт против Колона. Они перестали налегать
на весла.
-- Де ла Коса, -- сказал Пенья, -- разве вы не хотите попытаться спасти
каравеллу?
-- Судно мое! -- выкрикнул Хуан. -- А жизни ваши! Гребите, и мы сможем
спасти всех! Гребите! Гребите!
Они опять начали грести под ритмичную запевку Бартоломе.
Только сейчас Колон заметил, что они делают. Хуан слышал, как он кричит
им с квартердека.
-- Вернитесь! Что вы делаете? Вернитесь и станьте под якорь!
Но Хуан яростно посмотрел на матросов.
-- Если вы хотите остаться в живых и вновь увидеть Испанию, запомните,
что единственное, что мы слышим, -- это плеск воды под ударами весел.
Они молча гребли, сильно и быстро. "Нинья" увеличивалась в размерах,
тогда как оставшаяся позади "Санта-Мария" становилась все меньше и меньше.
Поразительно, думал Кемаль, что какие-то события оказываются
неизбежными, тогда как другие могут измениться. В этот раз все моряки спали
в Райской Долине с туземными женщинами, поэтому, очевидно, выбор партнера
был совершенно случаен. Но когда дело дошло до отказа выполнить единственный
приказ, который мог бы спасти "Санта-Марию", Хуан де ла Коса сделал тот же
выбор, что и раньше. В любви все зависит от случая, а от страха не убежишь.
Как жаль, что мне никогда не удастся опубликовать это открытие.
Больше мне уже не рассказывать историй. Мне остается только сыграть
последний акт моей жизни. Кто потом оценит смысл моей смерти? Пока что я
могу, но потом это уже не будет от меня зависеть. Они сделают из меня как
личности то, что захотят, если вообще будут помнить обо мне. Мир, в котором
я открыл великую тайну прошлого и стал знаменитым, более не существует.
Теперь я живу в мире, в котором не был рожден и в котором у меня нет
прошлого. Одинокий мусульманин-диверсант, которому как-то удалось проделать
свой путь в Новый Мир. Кто потом поверит такой фантастической сказке? Кемаль
