Таян-хана нагнул голову, сжал костяную рукоять ножа. У Эрхе-Хара вспотели
ладони - худы его дела, ох, и худы!
- Ты очень громко говоришь, Буюрук,- усмехнулась Гурбесу.- Мы все
слышали.
- А почему я должен говорить тихо? Я дома, и мне нечего опасаться.
Бойся ты, тангутское отродье, привезенная в мешке!
- Завидуешь брату? Хочешь убить меня, а потом и до него добраться?
Кучулук, они собираются извести твоего отца.
- Заговорщики!- ломким голосом крикнул Кучулук, его лицо с мягким
пушком на щеках залила краска.- Мой отец прикажет казнить вас!
- Ну, змея...- удивился Буюрук.- Успела отравить и этого.
- Поди-ка сюда, сынок,- позвал Кучулука Коксу-Сабрак.- Послушай меня,
старого человека.
- Я не желаю слушать шептунов!- Кучулук выскочил из юрты.
За ним неторопливо вышла Гурбесу. Все подавленно молчали. Коксу-Сабрак
сокрушенно качал головой.
- Что теперь делать?- спросил Буюрук.
- Уносить ноги.
- Таян-хан не посмеет поднять на нас руку.
- Э-э, Буюрук... Ты спроси у Эрхе-Хара, что способен сделать человек с
единокровными братьями, если заподозрит, что они покушаются на его власть
и на жизнь любимой им женщины. Собирайтесь, пока не поздно. Многие нойоны
пойдут с нами...
Они скрытно покинули ханский курень. По дороге к ним пристали нойоны с
воинами. Таян-хан послал погоню. Но нукеры Инанча-хана, чтившие
Коксу-Сабрака, тоже присоединились к нему. Тогда Таян-хан выступил сам. Но
он опоздал. К этому времени под рукой Буюрука и Коксу-Сабрака оказалось
достаточно воинов, чтобы противостоять Таян-хану.
Два войска остановились друг перед другом. В небе над ними кружились
стервятники. Они хорошо знали, что если в степи собирается много всадников
и они идут друг на друга, быть богатому пиршеству. Но Таян-хан не решался
нападать на младшего брата и прославленного Коксу-Сабрака. Чего-то
выжидал. Буюрук и Коксу-Сабрак вызвали его на переговоры. Съехались между
рядами воинов. Таян-хана сопровождали Кучулук и Гурбесу. Она красовалась в
золоченых латах и шлеме с пышным султаном. Глянув на нее, Буюрук побледнел
от ненависти.
- Что же вы делаете, брат мой Буюрук и ты, Коксу-Сабрак, любимый воин
моего отца?- с обидой и недоумением спросил Таян-хан.- Чем я вас
прогневил? Почему ощетинились оружием, будто перед врагом? Возвращайтесь,
и я все вам прощу.
- Мы возвратимся,- сказал Буюрук,-- если ты здесь, сейчас снесешь
голову этой распутнице.
- Что она такого сделала, чтобы сносить ей голову? Ты не в своем уме,
Буюрук!
- Я-то в своем уме... А вот о тебе этого не скажешь! Сластолюбивая
тангутка оседлала тебя, сделала своим рабом. Ты опозорил наш род!
- Ты лжешь, Буюрук! Черная зависть лишила тебя разума!
Коксу-Сабрак поднял руку.
- Сыновья великого Инанча-хана! Вы сегодня ни о чем не договоритесь.
Но именем вашего отца заклинаю: не решайте спор оружием, не затевайте
братоубийственную войну. Поворачивай, Таян-хан, назад. Оставь нас.
До вечера воины так и стояли друг перед другом. А ночью Таян-хан тихо
снялся и ушел.
Государство найманское раскололось надвое. Но тогда мало кто знал, что
этот день станет началом гибели ханства, что людям, так легко решившим
судьбу наследия Инанча-хана, жить осталось не очень долго.
VI
За годы затишья Джамуха-сэчен свел дружбу с нойонами многих племен. Его
большая юрта всегда была полна гостей. Состязались в острословии улигэрчи,
звенели хуры... Это была жизнь, которую он любил, которую отстаивал, и ему
казалось, что в степь вернулись старые времена, воспетые в сказаниях, а
его анда Тэмуджин со своими властолюбивыми устремлениями иссохнет сам по
себе, как болячка, вскочившая на здоровом, но ослабленном временной
болезнью теле. Будущее сулило Джамухе добро, и он жил светло и открыто.
И вдруг началось... Найманы прогнали Ван-хана. Тэмуджин разбил меркитов
и прогнал Эрхе-Хара. Умер Инанча-хан, и поссорились его сыновья. Едва
дошла до Джамухи эта весть, как за ней новая: Тэмуджин и Ван-хан пошли на
Буюрука. Ринулись, словно коршуны на раненого детеныша сайги. Если они
разобьют Буюрука, Тэмуджин вспомнит об ущелье Дзеренов и направит коней на
его улус.
В юрте умолкли голоса улигэрчей и звуки хуров и веселящий смех женщин.
Притихли друзья нойоны. Трезвые и озабоченные, они судили-рядили о будущем.
Только худоумный не мог бы предвидеть, что будет со всеми ими, если
Ван-хан и Тэмуджин обессилят распавшийся улус найманов,- как деревья над
травой, как сопки над равниной, возвысятся ханы над вольными племенами в
самом сердце великой степи. Но, согласные в этом, нойоны, как и в недавние
смутные времена, не желали искать совместного пути спасения. Одни
подумывали откочевать к Тохто-беки, другие - к Таян-хану. Лишь немногие
робко заикнулись, что надо бы, пока Тэмуджин в походе, напасть на его
курени, захватить людей и скот. Джамуха молчал. В душе он презирал тех,
кто надумал спрятаться за спину Тохто-беки и Таян-хана. Не хотел
поддерживать и тех, кто желал показать свою доблесть в захвате беззащитных
куреней анды. Захватить их легко, но удержать за собой... Возвратятся из
похода Ван-хан и Тэмуджин - всем голову снимут. И возвысятся еще больше.
Нет, тут нужно что-то иное.
Но как ни мучил себя Джамуха, ничего придумать не мог. Слишком давно он
не видел ни анду, ни хана-отца, слишком мало знал, что на уме у того и у
другого. И он принял решение, которое нойоны сочли за шутку:
- Я тоже пойду на Буюрука. Помогу хану-отцу и своему анде.
Ему было опасно появляться в стане Тэмуджина. Но он рассудил, что анде
сейчас выгодно будет не вспоминать старое, кроме того, Ван-хан вряд ли
захочет поддержать прежние распри. Ван-хана всегда огорчала эта вражда...
Во всем остальном он полагался на волю неба, на свою умудренность, на
свое умение вдвигать клинья в трещины, разъединяющие людей.
Собрав воинов, Джамуха-сэчен устремился навстречу своей судьбе.
Буюрук со своим войском перевалил через Алтайские горы, двинулся вниз
по реке Ургуну. Тэмуджин и Ван-хан преследовали его по пятам. А за ними
шел Джамуха.
За горами Алтая, покрытыми тенистыми лесами, лежала широкая равнина.
Вся земля была усыпана острым щебнем, кое-где торчали кустики чахлой
травы, и равнина была похожа на грязно-черный всклоченный войлок. Часто
попадались овраги, промытые дождевыми потоками. Иногда гладь равнины,
утомительно однообразную, чуть оживляли пологие увалы, в низинах дольше
сохранялась влага, и там торчали саксаульные кусты-уродцы, зеленели листья
ревеня и перья лука.
Течение реки Ургуну за тысячелетия глубоко врезалось в пустыню, берега
падали крутыми скатами или головокружительными обрывами. Внизу, у воды,
узкой полоской тянулись заросли смородины, шиповника, высились серебристые
тополя, темнели корявые стволы осокорей, зеленели лужайки. Джамуха,
оставив на берегах дозоры, повел воинов возле воды. Воздух тут был
затхлый, застойный, как в наглухо закрытой юрте. Над всадниками звенели
надоедливые оводы, из-под копыт, пугая коней треском крыльев, взлетали
куропатки, в кустах перекликались синицы.
Ниже по течению береговые обрывы отодвинулись от реки, стало
просторнее. Джамуха внимательно всматривался в следы Буюрука, Ван-хана и
Тэмуджина. Сырая земля у воды, трава были истолчены множеством копыт,
изредка попадались черные пятна огнищ, обозначающих места ночевок. Он не
торопил своих воинов. Ему не очень хотелось соединиться с Ван-ханом и
Тэмуджином до сражения. Пусть сами добывают себе победу.
Буюрука Ван-хан и Тэмуджин настигли у большого озера. Дозорные донесли,
что началось сражение. Джамуха повел воинов к месту сражения кружным
путем, прячась за пологие голые холмы. Вскоре холмы кончились. Перед ними
лежала солончаковая равнина, поросшая кустами саксаула, они тянулись
широкой полосой и вдоль берега озера. Джамухе было достаточно одного
взгляда, чтобы понять: Буюрук терпит поражение. Его воины откатывались
прижимаемые к кромке тростников, к топям. Еще немного - и ни одному
найману не уйти живым.
Джамуха заставил бить в барабан. Его появление за спиной воинов
Ван-хана и Тэмуджина было полной неожиданностью, они ослабили напор на
Буюрука, начали разворачиваться. Джамуха засмеялся, повернул коня к
всадникам, стоящим в стороне от сражения. Издали заметил среди всадников
Ван-хана и замахал руками.
- Свои!
- Свои, свои!- подхватили вокруг его крик.
- Ты откуда взялся?- с радостным удивлением спросил Ван-хан.
- Я летел следом за вами быстрее кречета!- Соскочил с коня, схватил
полу халата Ван-хана, прижал к лицу.- Я думал, не доживу до счастливого
дня встречи с тобой, хан-отец! А где анда Тэмуджин?
- Он там,- Ван-хан показал в сторону сражения.- Смотри, Джамуха, бегут
найманы! Бегут! Не все нам от них бегать.
- У меня, хан-отец, усохла печень, пока на твоем месте сидел
Эрхе-Хара... А ты на меня за что-то гневаешься. За что, хан-отец?- Джамуха
держался за стремя, снизу вверх смотрел в лицо хану.- Ты искал помощи у
Тэмуджина, а не у меня! Или он лучше меня?
- Вы для меня оба равны и дороги, Джамуха. Ты пришел ко мне без зова,
и я рад этому.
- Хан-отец, я пришел потому, что хочу быть всегда рядом с тобой. Но я
боюсь за свою жизнь.- Джамуха понизил голос:- Если анда Тэмуджин вспомнит
старые наши раздоры...
- Смотри и вникай: бегут гордые найманы. Бегут, Джамуха! У нас теперь
есть дела поважнее давних раздоров.
- Я тоже так думаю, хан-отец. Но так ли думает мой анда? Боюсь, что
нет.
Подскакали Тэмуджин, Нилха-Сангун, Боорчу, Джэлмэ. С коней хлопьями
падала мыльная пена.
В глазах анды еще плескалась ярость, охватывающая человека в сражении.
Этот взгляд задержался на лице Джамухи - словно жаром огня опахнуло щеки,
но Джамуха не отвел глаз, только чуть опустил длинные ресницы.
- А-а, это ты нам все испортил...- сквозь зубы проговорил Тэмуджин.
- Что я вам испортил? Я спешил на помощь...
- Ты помог бежать Буюруку, Эрхе-Хара и Коксу-Сабраку.
- Они ушли?- Лицо Ван-хана разом поскучнело.- Не ожидал. Ну, как же
так? Нилха-Сангун?
- Я свое дело, отец, сделал как надо. Тэмуджин должен был охватить
Буюрука с левой руки и перекрыть дорогу.
- Я бы и перекрыл, если бы не Джамуха со своими воинами.
- Видишь, хан-отец, во всем оказался виноват я... Анда Тэмуджин, я
пришел искать мира с тобой, зачем же воздевшего руки пинать в живот?
- Напрасно винишь Джамуху, Тэмуджин. Он ни в чем не виноват.
Помиритесь...- Ван-хан толкнул пяткой коня.
Он был недоволен исходом сражения и не скрывал этого. Сидел в седле
прямой, строгий. Нойоны торопливо отъезжали в сторону, освобождая путь
коню. И только Тэмуджин не тронул свою лошадь, стоял поперек дороги,
глядел из-подо лба. Ван-хан резко натянул поводья.
- Что, тут и будем стоять?
Тэмуджин молча поднял плеть, поскакал к воинам, за ним-его нойоны.
Джамуха с ненавистью посмотрел на сутуловатую, широкую спину анды. Ни
перед кем не склонит головы. Возгордился, дальше некуда.
Джамуха поехал рядом с Ван-ханом.
- Хан-отец, я не слышал, чтобы до этого кто-нибудь побивал найманов.
- Такого и я не помню.
- Во всей великой степи теперь никто не сравнится с тобой в славе и
могуществе, хан-отец.
- Твои слова ласкают мой слух, Джамуха. Но нет ничего обманчивее, чем
наша слава и наше могущество.
- Мудро сказано, хан-отец! До тех пор, пока жив Эрхе-Хара, не видать
покоя твоему улусу. А его упустили... Не с умыслом ли это сделано?
- Какой может быть умысел?- Ван-хан круто обернулся.- Ты о чем
говоришь?
- Я просто думаю вслух. Пока Эрхе-Хара жив, тебе придется все время
