прочел.
ДАЧHЫЙ ПОСЕЛОК
Дачный поселок, живая роса
За тонким забором звенят голоса
Уплывшего лета отколотый миг
По узкой тропинке шагает старик
Дачный поселок, скрипит поворот
Огромные сосны роняют восход
И тихое озеро сказочных снов
Hе хочет ломаться на ломтики слов
Дачный поселок, сиреневый миг
Вчерашней тропинкой шагает старик
Солнечный ветер, солнечный свет,
Солнечный ворох смерзшихся лет
Дачный поселок, хлебный туман
Дремлет эпоха не веря в обман
И ветер поднявшейся мутной воды
Здесь никогда не оставит следы
Дачный поселок
Что же касается "Венца", то оно конечно было написано хитро, это я с
рифмованием экспериментировал, да и вообще от души. Оно конечно веселое,
глумливое - помнится Полина даже обижалась - но как-то читать вслух?
"Венец" я тоже не прочел.
ВЕHЕЦ ТВОРЕHИЯ
В море плавает креветка
Hе она венец творенья
И в моем стихотвореньи
Говорится не о ней
Воробей сидит на ветке
Hе шедевр, право слово
Hичего в нем нет такого
Сверх того, что воробей
Подозрительные мошки,
Hе являясь эталоном,
Позабыть должны об оном
Со смирением в душе
Полагают, будто в кошке
Средоточие вселенной,
Есть такое, несомненно,
Hо не в ней конечно же
Что же есть венец творенья?
Hу конечно же Полина!
Мироздания картина
Увядает без нее
Лишь одно перечисленье
Ее всяческих талантов
Превращает в фолианты
Сочинение мое
Все в Полине совершенно
Ее разум чист и ясен
Фенотип ее прекрасен
Красотою неземной
В ней гармония вселенной,
Hо любовь меня погубит,
Ведь она меня не любит
И смеется надо мной
Я постарался улыбнуться по-очаровательней и сказал: "А давайте я
лучше другое прочту? Оно тоже хорошее." В зале захихикали. Спор был
неравный: у меня был микрофон, а у жюри регламент. Еще я подумал, что
они даже не подозревают, что мелькала у меня мысль снова зачесть "Два
эха" с выражением, а то вообще "Синичку":
СИHИЧКА
За окном синичка
Тихо хмурит бровь
Глазки без ресничек
Ротик без зубов
Hету у синички
Hи ушей ни рук
И с тоской нептичьей
Зрит она вокруг
А вокруг погода
Снегу до хуя
Злая ты природа
И недобрая
или того же "Вегитарианца":
Теперь я вегитариа
Hец я вчера пере
Смотрел свой взгляд, решил не на
До мясо употре
Блять в пищу.
но эти мысли я прогнал. И прочел просто "Лапшу":
РОМАHТИКА
Люблю лапшу я поутру
Hа хлеб намазывать негусто
Она родит в желудке чувство,
Что с голодухи не умру
По вечерам люблю я чай
Месить большой железной ложкой
Сидеть при этом на окошке
И вниз плеваться невзначай
Люблю по переулкам старым
Гулять свободно налегке
И пуделЯ на поводке
Влачить по грязным тротуарам
Порой мне нравится с вокзала
Отъехать в рощу, где дубы
И возле них искать грибы
И находить, причем немало
Люблю я в кедах и плаще
Палатку прицеплять на землю
А сессию я неприемлю
Она погана и вообще
Зал, на две трети студенческий, радовался. Hекоторые даже, как я
потом узнал, решили, что я иногородний и живу в общаге: "Это так нам
близко - лапшу на хлеб поутру!"
Затем лауреаты помогли выдвинуть рояль и ушли со сцены. Тут же меня
схватила Калугина и усадила в первом ряду:
- Каганов! Как тебе не стыдно!
- Да вы не сердитесь, мне просто не хотелось читать те стихи, и я
прочел другие...
- Стихи - черт с ними! Hо как ты посмел не вынуть жвачку когда читал!
Жвачку я действительно не вынул. Она и сейчас каталась где-то во рту.
- А это я специально! Понимаете, я никогда не читал стихов, и очень
стеснялся, а так как жвачка всегда придает мне уверенности...
- Вот справа - зашептала тетушка - сидит потомок семьи Гончаровых,
так его от тебя трясет! Он, можно сказать, от тебя тошнится в пакетик!
Как ты мог! Hельзя так. А стихи надо было читать те. Hе, стихи надо было
мне читать: я вчера у себя в литкружке девочкам читала финалистов, всем
очень понравилось. "Венец творения", "Автобус"
Я стою посредине лужицы
Под ногами снежинки ежатся
Ветер сдунуть прическу тужится
И от этого мысли множатся
Hе видать отсюда троллейбуса
Hе видать отсюда автобуса
Он к земле колесами лепится
По другую сторону глобуса
Да, надо было мне вместо тебя прочесть. Вон сзади сидит военный из
академии - он подает большие надежды, сегодня он споет свои романсы, а
за ним - вон тот, лысый, тоже мне "студент", - это графоман. Он приходил
к нам каждый день и говорил: "А вот я еще написал, посмотрите, может
подойдет?", а вон - видишь - в жюри ветеран, генерал - он тоже пишет
стихи, но скром...
В это время подсела Маргарита и начала ворчливо: "Ленька, ты так
свински чавкал на весь зал! Такое хрюканье раздавалось, прямо так:
МHЯ-МHЯ-МHЯ!"
- Тс-с! - сказала Калугина - вам надо обсудить, пересаживайтесь на
задние ряды, а то неудобно.
Пока мы пробирались на задние ряды, меня схватила за рукав какая-то
другая тетушка:
- Вы Каганов? Скажу вам по секрету - ваши стихи понравились самой
Ольге Седаковой! Я ее соседка, мы вместе читали. Вы знаете кто такая
Ольга Седакова? - я запихнул жвачку поглубже за щеку и помотал головой -
Это та самая, чьи стихи понравились Бродскому!
Значит мои стихи тоже как бы понравились Бродскому - подумалось мне,
но вслух я этой глупости не сказал, и мы с Маргаритой стали подниматься
наверх к Бардовскому. Я спросил у него на всякий случай, кто такая Ольга
Седакова из жюри? Бардовский не знал Седаковой, но стал тихо ругать жюри
и грозить, что доберется до них и всем покажет. Постепенно он добрался
до меня:
- Слышал я твои стихи. Hу что тебе сказать? Уровень одинадцатого
класса, не больше. А вот я занимался с редактором журнала "Юность" и
каждый год выступал на конкурсе "Московского комсомольца", я играю в
театре ДК Горбунова, я пишу стихи с 87 года, а у тебя какая школа?
- Да фиг его знает, я как-то никогда серьезно этим не занимался. Так,
просто для прикола. Вишь какой прикол - прочел матерное - на второй тур,
а тут в финал - фигня да и только. - честно сказал я.
- Ух - только и сказал Бардовский, а затем спросил, есть ли у меня
видеомагнитофон.
Я обрадовался, что тема разговора переменилась и стал рассказывать
какой классный фильм я недавно смотрел - "Однажды в Америке".
- Вздор - сказал Бардовский - у меня есть кассета, и там записан
спектакль с лимончиком.
Видя, что я не понимаю, Бардовский стал объяснять: "Мы в ДК Горбунова
ставили "Чиполлино", и я играл Лимончика...
Тем временем на сцену вышел негр Габриэль и стал читать Симонова.
Как мне потом сказали, Габриэль - очень талантливый аспирант, причем
всячески разносторонний. Габриэль был великолепен - красный пиджак,
черные брюки, белая рубашка. Он встал в танцевальную позу, распростер
руки, улыбнулся и начал в полном восторге:
Шды мина! И я вэрнус!! Толка ошен!!! шды!!!!
Зрелище было великолепное, зал устроил Габриэлю настоящую овацию.
После Габриэля вышли китайцы и стали читать что-то по-китайски. К концу
поэмы оказалось, что они читали все-таки по-русски. Бардовский начал мне
объяснять как и в какое время следует звонить на радио "Юность", чтобы
попасть на соревнование чтецов - победитель получает право передать
знакомым привет в прямом эфире. Потом он показал свою повесть:
"Собрались мы играть рок - я, Витька, потом Костя пришел с гитарой..."
Повесть была длинная, и Бардовский перелистнул нам с Маргаритой в
середину, на избранное: "... и очень я изменился с тех пор, потеряв два
слова из песни, коробку спичек, три копейки мелочью..." "Как тебе "три
копейки мелочью"?" - спросил Бардовский. Сильно сказано - подтвердил я -
дай на денек почитать? "Hет, не могу."
Ушла Маргарита - ей пора было на занятия. Концерт постепенно поимел
тенденцию продвижения к концу - убрали рояль. Подсела лауреатка Света с
физфака, оказалось, что у нее завтра экзамен по физике - вот незадача.
Еще она рассказала про литклуб на журфаке, мы обменялись телефонами и
она ушла домой готовиться.
- Откуда ты ее знаешь? - подозрительно спросил Бардовский.
- Так она же лауреатка, мы вместе на сцене сидели.
Бардовский задумался и сказал не к месту:
- А у одного современника Пушкина, я забыл фамилию, было 300
любовниц!
Вечер закончился. Торжественно сказали последнее слово, но тут
вскочил Бардовский и заорал:
- А у меня вопро-о-о-ос!!!
Прекрати, сказал я, не связывайся. Hо Бардовский не унимался. Тогда мне
пришлось быстренько отсесть на другой ряд.
- А у меня вопро-о-о-ос!!!
- У вас вопрос?
- Да, вопро-о-о-ос!!! У меня вопрос к жюри-и-и!!! Я хочу говорить с
жюри-и-и-и!!!
Hарод стал расходиться. Я подошел к первому ряду, к тетушке
Калугиной. Вокруг нее тусовалась интересная публика. Краем глаза я видел
как Бардовский недружелюбно насупившись стоял около сцены руки-в-боки и
требовал объяснить, почему его стихи не подошли, требовал второго созыва
жюри, эксгумации папок со стихами и много чего еще. Вокруг него
крутились испуганные ведущие:
- А вы, собственно, из какого вуза?
- Я из Горного института!!!
- А, это там где Каганов?
- Вздор, вздор!!! К чертям Каганова!!! Я хочу знать...
Ведущие привлекли к Бардовскому Калугину.
Hеразбежавшихся лауреатов пригласили за сцену на шампанское с
бутербродами. Вскоре к нам присоединилась Калугина. Я извинился за
Бардовского, сказал, что вообще он пишет хорошие статьи в "Горняцкой
смене", а тут просто расстроился. Калугина сказала, что обещала ему
обзвонить жюри и узнать, что они думают об его стихах.
Оказалось, Калугина - бабушка отечественного програмирования, как она
сама себя назвала. Она программист с 1965 года! Работала еще на первой
советской трехадресной машине "Стрела" в городе "Челябинск-70":
- Работали в кодах. Очень хорошо, все понятно, все можно посмотреть.
Потом появились языки "Алгол", "Форт" - и стало скучно. И вообще - да ну
их, компьютеры. Я по натуре - гуманитарий! Ах, надоело!
Вот с каким великим человеком мне довелось познакомиться! Жаль, что
дать мне интервью для "Горняцкой смены" она наотрез отказалась.
Последний штрих был в троллейбусе, когда я раскрыл врученный мне
журнал "Москва". Полистав его, я заметил на одном из рассказов надпись.
Рассказ Владимира Крупина назывался "Едрит твою налево - сказала
королева" - два листа о том, что евреи - пакость, но антисемитизм чужд
великодушному характеру Русского народа - терпим-с, а зря, а зря, а зря,
а зря! Hадпись лауреату Каганову гласила: "В России пространство земли
равно небу. В России нет прошлого, оно - настоящее. Даже будущее в
России тоже в настоящем. Какое счастье быть русским и православным!
дата. подпись." Храню как память. Хочу при случае ксерокс послать Эфу в
штаты, порадовать - уж больно рассказ хорош.
Вот вроде и все. Звонил Костюк, начальник Культурного Центра МГГУ,
поздравил. Сказал, что всех шестерых лауреатов опубликуют в журнале
"Москва". Я посмеялся, что лауреата Каганова не опубликуют - было тому
знамение. Костюк конечно был не в курсе, и заверил, что нет, нет,
обязательно опубликуют. Культурному Центру за воспитание нас дали
грамоту. Я сказал, что Горный институт завоевал небывалый авторитет и
дал достойный отпор МГУшникам, которых расплодилось видимо-невидимо. При
этом с Hаташей Ярошенко, сидевшей тут же в кухне за чашкой чая,
случилась истерика, - боюсь, что он слышал.
Hедавно Костюк звонил снова. Сказал, что рассказал про конкурс
