и немедленно усадил в кресло у журнального столика, сам сел напротив, а
Сергей Иванович пристроился на краю кровати. Номер был полуприбран, как
при смене постояльцев. На столик тут же водрузилась пепельница, и мы, как
водится, закурили разом. - Довольны экскурсией?
- Ну, - замялся я, - сами понимаете... интересно, конечно...
- Я думаю, - немедленно перебил Игорь Васильевич, - это ж надо:
девяносто третий!
- Я сам всю жизнь мечтал, - вставил и Сергей Иванович, как Гюго
прочитал, так и возникло желание: обязательно девяносто третий. Некоторые
хотят, например, две тысячи какой-нибудь, а я почему-то именно в этот
самый девяносто третий - и все...
- Ну, нам не положено, - с легкой грустью заметил Игорь Васильевич, -
это уж вам... Как говорится, и с профессиональной точки зрения. Думаю, у
вас в институте многие хотели бы, да не могут. На полгодика-годик -
пожалуйста, а чтобы сразу в другую пятилетку... Ну, это же понятно: у вас
способности... Если хотите знать, я уже двадцать лет вашими экспериментами
интересуюсь, и вот даже Сергею говорил, не даст соврать: Юрий Ильич,
говорю, из экстраполяторов самый в институте способный. Еще вы обычным
экстраполятором работали, а я как только в "Вестнике" ваш отчет прочту,
так и говорю: обязательно надо бы Юрию Ильичу на пятилетку-другую рвануть!
И руководству даже докладывал... Да ведь вы сами понимаете, Юрий Ильич,
времена были другие. Кто бы вас тогда на пятилетку вперед отпустил?
Считалось - нецелесообразно... Даже однажды - помнишь, Сергей, ты еще
только стажером пришел, семнадцать лет назад - требовали, чтобы я на вас,
Юрий Ильич, написал субъективку, как говорится - ну, это у нас так
называется, мое, значит, субъективное мнение, а я говорю: хотите -
пожалуйста, вот я кладу билет на стол, и можете тогда делать, что хотите,
только я Юрия Ильича знаю и ручаюсь... Видите, Юрий Ильич, и в те времена
у нас тоже разные люди были.
- А здорово вы ее, - неожиданно сказал Сергей Иванович и улыбнулся. В
отличие от старшего, он улыбался сдержанно и тонко. - Здорово! Раз - и
скрутили. Могла ведь шум поднять! Убить, конечно, не убила бы, а шуму было
бы много...
- Так я же всегда говорил, - тут же включился в неожиданно
повернувшийся разговор Игорь Васильевич, - всегда говорил, что Юрий Ильич
исключительно смелый человек! Вы же ведь смелый человек, Юрий Ильич?
- Как вам сказать, - я смутился, пожал плечами. - В общем, я
действительно в последнее время мало чего боюсь. Семья у меня небольшая,
жена - человек самостоятельный, чего мне бояться?
- Вот и я говорю, - согласился Игорь Васильевич. - Вы же и нас не
боитесь, правда? Написали все, как будет, ничего не смягчили. Как будет -
так и написали. И про интернационалистов, и про молодежь... И правильно!
Зачем скрывать, если вы уверены? Нам ведь надо знать чистую правду, если
мы правду знать не будем, кто же и предостережет руководство? А
руководство надо предостерегать...
- И про наших-то, - Сергей Иванович опять тонко улыбнулся, пухлые его
щеки едва заметно дрогнули, - про наших-то... как они на стрельбу...
примчались... и цепью, цепью... тоже не побоялись сообщить, Юрий Ильич?
- И правильно сделали, что не побоялись! - воскликнул Игорь
Васильевич. - Кстати: вы случайно в лицо никого из них не запомнили? А то
у нас есть такие факты, что там... некоторые товарищи... ну, в общем, не
из наших, а только под наших маскируются... Да что я вам объясняю, вы
такую возможность не хуже меня знаете, вы в одном из своих экспериментов
ее даже отработали, только в прошлом, конечно...
- В ушедших временах, - уточнил Сергей Иванович, правильно, Юрий
Ильич?
- В общем, да, - вяло согласился я, - только не в ушедших, а в давно
ушедших, если вы читали отчет...
- Именно, именно, - согласился Игорь Васильевич, - в давно ушедших.
Мы того вашего отчета, правда, не читали...
- Но откуда же Сергей Иванович тогда знает? - удивился я.
- Так вы же сами только что сказали, - удивился и Игорь Васильевич. -
Только что: "В общем, да, только не в ушедших, а в давно ушедших..."
Правильно, Сергей?
Сергей Иванович кивнул. И тут же мне стало нехорошо.
"Они же ни черта не знают сами, - с ужасом понял я, - они же ни черта
не знали, пока я сам им все не рассказал, и они могут сколько угодно
говорить, что я уже и о последнем путешествии отчет написал, но я ведь
точно знаю, что я его еще не писал! И тот, старый отчет они не читали, а
уж могли бы прочесть, его только ленивый не читал и в институте, и вообще,
он мне, собственно, и сделал известность, если она у меня есть хоть
какая-то... Он же даже был отдельным бюллетенем, о нем же даже на
конференции докладывали в Риме!.. Они ничего не знали, - повторял я про
себя в панике, они же ничего не знали, я сам им все наговорил, я сам стал
им помогать..."
- Вот только зря вы не указали, - сказал Игорь Васильевич, - не
встречали ли вы там кого-нибудь из ваших коллег, только... из тех. С той,
значит стороны...
- Да, - подтвердил и Сергей Иванович и стал еще важнее, чем выглядел
обычно, очень важный пацан. - Мы ведь чем интересуемся? Мы же ведь
женщинами, например, из Днепропетровска или даже ребятами из
военно-патриотических объединений не интересуемся, у нас ведь совершенно
другое направление.
- Конечно, - продолжал Игорь Васильевич, - только с той стороны!
Разве мы стали бы предлагать вам о женщинах или, например, о прохожем
каком-нибудь поклоннике, например, популярной певицы... Это ж все наши
люди! Нам это не нужно, и мы вас как порядочного человека об этом и не
попросим. Но у нас есть данные...
- Совершенно точные, - вставил Сергей Иванович.
- Что имеется их экстраполятор, - продолжал Игорь Васильевич, -
который...
- Или которая, - уточнил Сергей Иванович.
- Это Юрию Ильичу все равно, - сморщился в улыбке Игорь Васильевич, -
вон он... как ловко... Не жарко было, не раздеваясь-то?
- Как жарко, - буркнул я, уже ничего не соображая, - иней на
скамейке...
- Иней! - Игорь Васильевич захохотал. - Ну, что такому мужику иней,
а? Ну, вы даете, Юрий Ильич!
- А экстраполятор с той стороны обязательно там должен быть, - Сергей
Иванович стал проявлять странную для него самостоятельность и упорство,
вовсе не поддержав фривольный разговор. - И вам надлежит войти с ним в
контакт, не вызывая подозрений, ни в коем случае не пресекая его действий,
а наоборот, пообещать ему помочь, даже если его действия будут направлены
на дальнейшую дестабилизацию...
- Ну, Сергей, это уж слишком для Юрия Ильича, примирительно сказал
Игорь Васильевич, увидев, наверное, что лицо мое изменилось. - Это уж
слишком... Это уж наша работа, Сергей, ты ее на Юрия Ильича не
перекладывай... Вы только не вспугните, Юрий Ильич, только не вспугните...
И я уже оказался стоящим у двери в номер. И, заглядывая мне в глаза и
снова тряся обеими руками мою руку, Игорь Васильевич повторял:
- И никто, никогда, ни за что на свете об этом не узнает, поверьте
нам, это ж не в наших интересах, вы самый дальний экстраполятор и талант
большой, вам надо писать и писать, а если, допустим, мы вас обнаружим, так
нам же от руководства и нагорит, потому что мы теперь в одной обойме, Юрий
Ильич, и вам надо только не вспугнуть, не вспугнуть, не вспугнуть...
Они оцепили дом в одну минуту. Все были в форме, в своей обычной
форме, видимо, дело сегодня предстояло настолько рутинное, что нужды в
штатской маскировке не было. Только командовали трое в хороших серых
пальто и меховых шапках - они вылезли из последней бээмпэ и сразу стали в
стороне.
Мы лежали на тонком снегу за кустами, и, еще зажимая ей рот, я
прошептал в ухо этой гадине:
- Крикнешь - либо сам тебя убью, либо они возьмут. Они свидетелей не
любят. А мне уж тогда все равно. Поняла?
Она кивнула, насколько могла, стиснутая моей рукой. И я отпустил ее -
рука уже окоченела, долго лежать так было невозможно. Едва слышно
всхлипнув, она повернула ко мне лицо и даже не прошептала - только
показала губами: "Прости, Христа ради, прости! Не выдавай! Забудь!"
- Молчи, - шептал я снова ей в ухо. - Лежи молча, не шевелись. Уедут
- пойдешь дальше одна. Все.
Она кивнула и сразу же успокоилась - с невероятным интересом она
смотрела теперь на то, что происходит возле дома. Я смотрел тоже, хотя то,
что там делалось, уже давно не было ни для кого тайной.
Одно отделение вошло в дом. Все окна в доме уже горели - неяркий
ночной свет пониженного, как всегда, напряжения казался на темной улице
сиянием. Прошло примерно двадцать минут...
И вот дверь подъезда раскрылась, и показались они.
Мужчины были все как один в хороших серых пальто и меховых шапках, в
руках они несли плоские чемоданчики. Женщины были в шубах и полушубках из
овчины. Дети и подростки шли в куртках, без шапок, в небрежно накинутых
капюшонах.
Их было около сотни.
Они вышли из подъезда довольно тихо, и так же тихо выстроились на
мостовой в колонну по четыре - два солдата, слегка подталкивая их,
справились с построением буквально за минуту. Из подъезда вышел последний
из группы обнаружения. Мгновенно вытащив из полевой сумки огромный висячий
замок, он запер двери и побежал к танку, над которым возвышалась
радиоантенна, влез в него. Прошло еще две минуты - и во всех окнах погас
свет, теперь навсегда.
Прыткий солдатик выскочил из танка уже с небольшой табличкой в руках,
снова подбежал к подъезду и повесил ее на ручку двери поверх замка.
Немедленно после этого один из тех, кто командовал операцией и своей
одеждой не отличался от выведенных из дома, прошел в голову колонны и
негромко - но в ночном беззвучии было слышно каждое слово - сказал:
- По специальному поручению Московского отделения Российского Союза
Демократических Партий я, начальник третьего отдела первого направления
Комиссии Национальной Безопасности тайный советник Смирнов, объявляю вас,
жильцов дома социальной несправедливости номер - он взглянул в какую-то
бумажку, - номер восемьдесят три по общему плану радикального
политического Выравнивая, врагами радикального Выравнивания и, в качестве
таковых, несуществующими. Закон о вашем сокращении утвержден на собрании
неформальных борцов за Выравнивание Пресненской части.
Машины зарычали и двинулись по краям мостовой, один танк шел впереди,
другой замыкающим. Колонна шла посередине...
Через десять минут на улице было пусто и тихо.
- Куда их? - спросила женщина. Она стояла в двух шагах от меня,
пытаясь дрожащими руками счистить снег и грязь с кожаного пальто.
- Неужели не знаешь? - мне уже не хотелось даже делать вид
корректного обращения с этой жлобской бабой, которая, видно, не слышала ни
о чем, кроме обувного изобилия в столице. - Во МХАТ на Тверской, потом -
туда...
Стволом "калашникова" я показал на небо.
- А шо ж в том мхати? - с ужасом спросила она.
Никакого желания объяснять ей подробности у меня не было.
- Комиссия, - вяло пробормотал я, уже прикидывая, как быть дальше.
Удивительно, что она может так спокойно, так уверенно в своей безопасности
говорить с человеком, которого полчаса назад пыталась ограбить, может, и
убить, крыла матом... Хотя удивляться не приходилось - по нынешним
понятиям ничего особенного между нами не произошло, а прежние понятия из
сознания этих людей исчезли настолько быстро, что можно предположить - эти
понятия и прежде были им не слишком близки. Одно ясно - она не отвяжется
