тебе нравится. Кто сейчас помнит древнегреческую поэзию! И ты исповедуешь
ее принципы? - с надеждой спросила блондинка.
Патриция рассмеялась.
- Я очень люблю стихи средневекового французского поэта Франсуа
Вийона. Он был разбойником. Мне что теперь выходить с кистенем на большую
дорогу?
Вечером к фотографу действительно пришли друзья. На втором этаже
здания, рядом с просторным шками и декорациями было что-то вроде гостиной, куда фотограф всех и
привел, чтобы отдохнуть после трудов праведных. Пожилая
женщина-массажистка, которая, по-видимому, исполняла здесь также и роль
экономки, накрыла в гостиной шведский стол и тихо удалилась.
Из магнитофона лились звуки мелодичной лирической песни, свет в
гостиной погасили, на пианино в углу и на ломберном столе посреди комнаты
стояли канделябры с десятком свечей каждый, что придавало вечеру совсем
романтический колорит. Бородатый приятель фотографа в футболке с
изображением цветного, переливающегося в свете свечей черепа с костями
танцевал медленно с красивой девушкой, что приехала с ним. Фотограф лежал
на черном кожаном диване и курил, пристально наблюдая за слившимися в танце
Патрицией и Айменгой.
Патриция, вернувшись с берега, первым делом прошла в гримерную, где
стояла ее сумка, так как пока не решили, где она будет ночевать. Там она
сразу же оделась, поскольку ей надоело светить обнаженным телом. Она
конечно никого не стеснялась, но все, по ее мнению, должно быть в разумных
порциях. К тому же она прекрасно знала, что толково полуобнаженное женское
тепло действует на мужчину возбуждающе гораздо сильнее, чем просто
обнаженное. Поэтому Патриция долго и тщательно перебирала свой богатый
гардероб и остановилась на коротких красных шортах и белой шелковой блузке
с изящными кружевами и короткими руками. Одежда должна подчеркивать и
великолепный цвет ее кожи, и волнующие линии ее фигуры, и в то же время
должна заставлять мужчину страстно желать эту одежду снять с нее.
Требуемого эффекта Патриция добилась с блеском - сейчас фотограф не отрывал
от нее внимательных глаз, и девушка догадывалась примерно, о чем он думал.
Патриция чувствовала себя неплохо - и физически и душевно. Фуршет,
подготовленный мадам Николас, утолил ее разбушевавшийся голод, а любующийся
ее фигурой фотограф нравился ей. Может быть даже, он сумеет заменить ей
Тома. В конце-концов Том далеко не единственный на белом свете мужчина, с
которым ей может быть хорошо - просто раньше попадались на ее пути лишь
мужланы и самцы, представления не имеющие о настоящей любви, подменившие
понятие "любовь" понятием "секс". Этот кучерявый блондин, похоже, не из
таких. Правда, обвинение Айменги в гомосексуализме... Но Патриция почему-то
сомневалась в этом. Вот широкоплечий, усатый шофер - тот да, похоже. Он
даже не взглянул на девушек ни разу... И сейчас его здесь нет.
Патриция в танце поравнялась с глазами фотографа, взгляды их
встретились.
Патриция улыбнулась ему своей загадочной улыбкой, которая не оставляет
мужчин равнодушными. Он не смутился, не вскинулся с дивана, затянулся лишь
глубоко и выпустил синеватый в волшебном свете свечей дым. Патриция
почувствовала, что в нем нарастает желание, что его заводит то, что она
милуется с Айменгой.
- Ты права, - почти не шевеля губами, шепнула она блондинке, - это
заводит его!
Айменга демонстративно, чтобы фотограф видел, провела рукой по
ягодицам Патриции, залезла снизу под ткань шорт, другой рукой жадно
погладила спину девушки. Страстно вздохнула и закрыла глаза.
Фотограф смотрел на них и курил, выпуская дым кольцами. Айменга, входя
в раж, чуть отстранилась от партнерши и забралась ей в ворот полупрозрачной
белой кофточки Патриции, и обхватила жадно пальцами плотный холмик груди.
Соблазнительные ягодицы Патриции, плотно обтянутые красной материей
шорт, находились прямо перед глазами фотографа.
Девушки повернулись и посмотрели обе на него такими глазами, что и
полный импотент немедленно возжелал бы сбросить напряжение. И умело повели
телами в едином движении... Патриция снова встретилась взглядом с ним и
вновь улыбнулась.
Фотограф резко встал и вышел из комнаты, в дверях кинув на них
пристальный взгляд.
- У меня такое впечатление, - сказала Айменга, проводив его глазами, -
что он готов.
Патриция улыбнулась, сняла руки с талии Айменги и пошла вслед за
фотографом.
Айменга подошла к танцующий паре.
Бородатый здоровяк в футболке с черепом, посмотрев в сторону Патриции,
заявил, не прерывая танца:
- Если она думает, что у нее что-нибудь получится, то пусть она себя
не обманывает. С ним еще ни у одной бабы не получалось!
Фотограф сидел в коридоре на высокой тумбочке и курил, задумчиво глядя
в стену.
Патриция подошла, взяла у него из рук сигарету, затянулась и сунула ее
ему обратно меж пальцев. Он лениво повернул голову в ее сторону.
- А ты знаешь, чего тебе на самом деле хочется? - медленно спросил
он.- Сначала у тебя был некий Том, потом какой-то галантерейщик... А может,
ты лесбиянка?
- Ну и что? - спросила Патриция. - Мне нужна любовь. В любом виде!
- Так если ты думаешь, что у тебя с Айменгой будет любовь - иди к ней.
Зачем ты пошла за мной?
- А почему нет? Я бы пошла и с тобой, Бернард, но тебя, кажется, это
не очень интересует.
- Тебе так кажется? - Он взял ее за руку и повел в павильон для
съемок, сейчас погруженный в кромешную темноту.
Остановился, обнял ее и поцеловал. Поцеловал нежно, не стараясь
высосать из нее все и не кусая больно губы. Рука его волнующе пробежала по
ее спине.
Том открыл Патриции вкус к любви. Сейчас она старалась забыть Тома и
внушила себе, что ей очень нравится ласка фотографа.
Белокурый фотограф, прекрасно ориентируясь в темноте, подвел девушку к
кожаной тахте, уложил. Лаская ее грудь, левой рукой стал расстегивать
пуговицы на ширинке ее шорт. Не очень ловко, впрочем. Наконец справился с
поставленной задачей, склонился над ее животом и начал стаскивать шорты.
Она чуть приподнялась, чтобы ему это удалось и, стараясь завести его и
себя, застонала.
Он выпрямился и снял брюки. Лег на нее. Патриция обняла его двумя
руками и потянулась к нему губами. Он ласкал ее, она стонала с закрытыми
глазами, думая про себя когда же он овладеет ею, и не зная хочет ли она
этого на самом деле или ей только кажется, что хочет.
Он протянул руку с тахты куда-то вбок и нащупал пульт на длинном
тонком шнуре.
Нажал на кнопку и все помещение наполнили блики световспышек и
щелканье расставленных вокруг тахты на треногах фотоаппаратов.
- Что?! - встрепенулась Патриция и попыталась вырваться. - Что ты
делаешь?
И тут он вошел в нее, она ощутила живую, горячую плоть в себе. Ей
стало мерзко, противно и страшно - яркие, слепящие вспышки выводили ее из
себя.
Она стала бить его кулачками в грудь, стараясь освободиться от его
объятий.
- Хорошо, хорошо! - воскликнул он. - Давай еще! Прекрасно! - Он не
переставая, в такт движению, нажимал на кнопку к которой были присоединены
все вспышки и фотоаппараты.
- Прекрати! Перестань! - кричала Патриция, в тщетных попытках
освободиться.
Движения его были грубы, сильны и резки. Он не прекращал садистских
перемигиваний вспышек.
Он обжег внутренности Патриции горячим извержением и расхохотался,
словно восставший из ада Люцифер.
Так мерзко Патриции еще не было никогда.
Он растянулся на тахте рядом с ней, она почувствовав, что ее больше не
сдерживают мускулистые руки, слетела с холодной кожи тахты. Слезы
отвращения текли из глаз, размывая косметику. Она судорожно запахнула
блузку и нашарила в темноте шорты. Она могла бы уйти и без шорт, но не
желала оставлять ему на память подобные презенты.
Он ни сделал ни малейшего движения, чтобы остановить ее.
Патриция задержалась в доме фотографа еще на одну минуту, чтобы
забежать в гримерную и забрать сумку.
Долго шла в темноте по высокой траве, по луне ориентируясь, где может
проходить дорога в город. Наконец нашла ее и побрела по асфальту. Прошла
около километра, ее шатало от усталости и отвращения. Том себе никогда
ничего подобного не позволил бы. Она свернула с дороги, нащупала в сумке
джинсы, переоделась, завернулась в куртку и легла на мягкую траву около
раскидистого кустарника.
Карьера фотомодели для Патриции завершилась, едва начавшись.
Проснулась Патриция поздно и лишь к полудню добралась до Саламина.
Лелея надежду прошла к знакомому пирсу.
Яхты Тома не было. На ее месте стоял старый пошарпанный катер.
Патриция позавтракала на скорую руку в маленьком кафетерии и стала
планомерно обходить все причалы. Безрезультатно. То есть отрицательный
результат- тоже результат. Больше ей здесь делать было нечего.
На борту скоростного катера, мчавшегося к Пирею по зеленоватым волнам
залива, Патриция достала свой магнитофон, на котором запечетлевалась
история ее одиссеи. Или история поисков любви. Находок и утрат, курьезов и
ударов.
Ветер развевал ее красивые темные волосы, но она не отворачивалась,
смотрела неприятностям в лицо.
- Гнусь какая! Извращенец - может, только когда вокруг вспышки!-
сказала она в магнитофон со встроенным микрофоном. - Том был - настоящий!
А этот - черте что... Том, зачем ты уехал от меня? Ты единственный, с
кем мне было хорошо. Зачем ты сделал такую глупость? Наверное, я тоже тебе
помогла в этом. Почему бы мне не бросить всю эту ерунду и не вернуться к
тебе? Но нельзя же быть столь малодушной! Нужно попытаться еще один раз
найти кого-нибудь такого же достойного. Или забыть все в суете путешествий.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
Босиком, в коротких шортах и огромной не по размеру, белой капроновой
куртке, Патриция прошла по газону перед большим шикарным отелем. На
флагштоке у помпезного входа развевался греческий национальный флаг - белый
крест в голубом квадрате на бело-голубом же полосатом поле.
Толстый пожилой швейцар, открыл ей стеклянную дверь. Она, даже не
удостоив его взглядом, небрежно бросила:
- Интурист.
Гордо прошествовала по выложенному большими плитами под мрамор полу
прямо к длинной стойке портье. Бросила у стойки свою огромную сумку, сверху
положила маленькую сумочку и навалилась на стойку, устало улыбаясь.
- Доброе утро, - сказала она хорошо одетому черноволосому мужчине лет
пятидесяти. - Мне нужна комната с видом на море и с большой ванной. Или
большой номер люкс.
Мужчина за стойкой скептически оглядел ее дорожный вид, решая как-бы
повежливее, побыстрее и без нервотрепки послать ее куда-нибудь подальше от
отеля.
По его взгляду Патриция все поняла. Она нагнулась, взяла сумочку,
раскрыла ее, показывая солидную пачку денег.
- Это вам что-нибудь говорит? - спросила она.
Портье сразу расцвел в профессионально-доброжелательной улыбке.
- Мне лично - очень многое, - сказал он, протянул руку и взял ключ с
большим деревянным брелком, на котором были медные цифры номера. Он подал
его Патриции. - Я пошлю ваш багаж наверх немедленно.
- Чего беспокоиться, у меня всего одна сумка. - Патриция привычным
жестом вскинула коричневую сумку на спину и пошла к лестнице.
Куртка ее была длинная, аж до колен, а кроссовки болтались на шнурках
на другом плече, ноги до колен были в дорожной грязи.
- Ох, уж эта молодежь, - проворчал портье. У него самого подрастала
дочка и он не хотел, чтобы она вот так шлялась, словно перекати-поле без
всякой цели по городам и весям, проматывая отцовские сбережения.
Патриция поднялась по широкой, застеленной ворсистым ковром лестнице
на четвертый этаж и прошла в свой номер.
Вид из окон был действительно на море, две комнаты, большая кровать,
ночник, приемник около кровати. Патриция прошла на середину номера и
