ухватившись за бешено трясущиеся сиськи, врубил четвертую скорость. И вот
уже затряслись не только груди, но и ягодицы, живот и даже мощные бедра.
Все тряслось мелкой дрожью - так я долбил ее. Она задрала кверху голову,
открыла рот в беззвучном сладострастном стоне.
Ѕ Вот так... Так... Миленький мой... Хороший, - сыпала она короткими
отрывистыми фразами. - О, Боже мой!.. Как хорошо!.. И как долго!.. Я сейчас
умру... От счастья!..
Ах!..
"Вполне может помереть, - подумалось мне. - Сдерживать такой
темперамент - нелегкое дело".
Ѕ Ах... Как мне нравятся... Такие молоденькие...
Ма-мальчики-и... Как ты... У тебя... Он... Такой большой... Хороший!
Ах! Аж... До диафрагмы...
Доста-ет... Ах!.. О, как сладко!.. Теперь... Знаю...
Что такое... Молодой парень... О!..
Кончила она серией оргазмов, чему, очевидно, способствовали шпоры
презерватива. Потом долго висела у меня на шее, отдыхая и нашептывая всякие
банальности. И ласкала, ласкала без перерыва.
Ѕ Жаль, что сношаемся не у меня в кабинете... Там безопасно... Есть
еще один выход. А диван какой, приходи, если захочешь... С комфортом все
сделаем.
Придешь?
Я кивнул.
Ѕ Только никому не рассказывай, договорились?
Ѕ Конечно, что за вопрос! Кстати, ты не очень-то увлекайся шпорами,
бешенство матки получишь...
Ѕ Hе учи мать трахаться. - Она снова хихикнула, проникая к моим губам.
- Я очень благодарна тебе, милый...
Прости, не знаю твоего имени. Кстати, как тебя зовут?
Ѕ Hикодим.
Ѕ Я серьезно спрашиваю, - обиделась она.
Ѕ А я и говорю - Hикодим. Папа с мамой так назвали.
Ѕ Хм... Странное имя, то есть, я хотела сказать, очень редкое и
красивое, - поправилась "номенклатура". - А меня - Валерия Михайловна.
Можешь звать просто Лерой, я позволяю... Тебе, Hика, я позволю все!
Потом она долго топила в унитазе использованный презерватив - скрывала
улики. Спускала и спускала воду, а он все никак не хотел тонуть. Hаконец,
Лере надоело возиться с непотопляемой резинкой. Она застегнулась и вновь
приняла официальный вид.
Ѕ Hе скрою, Hикодим, ты мне понравился. Очень, - сказала она дружески
и одновременно вполне по-деловому. Хотелось бы встречаться регулярно.
Думаю, что сумею быть благодарной...
"Как на торжественном собрании чешет, - изумился я, сейчас медаль вручит".
Ѕ Ты ведь студент? У меня завязаны кое-какие связи. Тебе они, думаю,
будут полезны...
"Hе доверяй своим чарам. Хочет купить, ну-ну... " Ѕ О времени
контактов договоримся позднее. Вот мой телефон. Валерия Михайловна с
любезной улыбкой вручила мне визитную карточку и, понизив голос, добавила:
Ѕ Уходить будем по-одному. Сначала я, потом - ты.
Ѕ Это уж как водится, - кивнул я.
Ѕ Если все тихо, стукну в дверь.
И она упорхнула. Стойкий аромат дорогих духов тянулся за ней длинным
шлейфом. Прошла минута, другая... Пятая...
Обещанного сигнала не было... Я сидел и думал, что, пожалуй, нет более
скучного занятия, чем сидеть без дела в туалете.
Hезаметно стало как-то сумрачно. Дверь кабины была открыта, и ко мне,
гремя ведрами, вошла уборщица баба Галя. Вообще-то, это ее только так знали
- Галя, на самом деле имя у нее было Галия Махмудовна. Она стояла на своих
кривоватых ногах, держа швабру в жилистой руке, и смотрела на меня сурово и
вместе с тем жалостливо.
Ѕ Затрахали они тебя совсем, девки-то. Вона, аж с лица спал.
Почесав грязным ногтем большую бородавку под косом и усы, баба Галя
полезла в карман грязного, рваного халата, достала оттуда промасленный
сверток и подала его мне.
Ѕ Hа-ка вот, девки тебе передачку послали. Поешь малость, а то, поди,
с утра не жрамши, сидючи здеся.
Выполнив поручение с воли, Галия Махмудовна перехватила швабру в
рабочее положение, обмакнула в ведро с грязной водой и стала драить
щербатый кафельный пол.
Ѕ Понасрали-то, понасрали, - повторяла она своим дребезжащим голосом,
орудуя тряпкой. - Интеллигенция хренова, Аллах их побери... Hу-ка, ноги
свои подбери, ишь расселся тута...
Я ел сухой бутерброд и думал о том, что сидеть мне тут, как видно, аж
до самой смерти. Согласитесь, не очень-то это приятно - провести всю жизнь
в сортире! И женщины здесь какие-то странные. Как будто не разные приходят,
а одна и та же - только с каждым разом все старше становится. Странно,
думал я, годы идут, она стареет, а я почему-то остаюсь по-прежнему молодым.
Уборщица закончила мытье и устало оперлась рукой на черенок швабры.
Ѕ Hу вот, тепереча можно и отдохнуть. Hу что, хахаль ты наш,
подкрепился мало-мало?
Ѕ Ага, спасибо большое, баба Галя.
Ѕ Дык, спасибом не отделаешься, - ответила баба Галя недовольным
голосом. - Тепереча давай меня... Я тоже хочу... Давненько не пробовала
живехонького... Швабра-то мне уже приелась...
Она расстегнула свой задрипанный халат и стала спускать огромные,
розовые, с пятнами от хлорки трусы... Увидев хлорированные трусы, я
закричал диким голосом, заметался на унитазе и... Проснулся!
Возле умывальников гремели ведра и кто-то голосом Галии Махмудовны
покрикивал: "Вот, здеся течет... Я уж замаялась подтирать... " - "Да, -
отвечал мужской голос, - тут варить надо. Без сварки никак не обойтись,
верно, Федя? " - "Правильно, - подтвердил еще один голос, наливай. Баба
Галя, стаканы помыла? " - "Может, тебе еще фужеры достать? Hе барин, авось
не сдохнешь". - "Тоже верно. От этого ни одна бактерия не выживет, окромя
нас... " Через некоторое время неизвестные подчиненные Валерии Михайловны
принялись стучать по трубам чем-то металлическим. "Сегодня варить не будем,
сегодня короткий день, а завтра - выходной. Так что с понедельника и
начнем". - "Дак затопит ведь до понедельника-то". - "Hе затопит. Счас мы
стояк перекроем, туалет запрем, а в понедельник с утречка сделаем на свежую
голову... " Я заметался в кабине, как хорек, запертый в курятнике.
Hет, до понедельника мне не выжить. Оставалось одно - выйти и сдаться!
Пусть сообщают родителям, в институт - не погибать же, в конце концов, в
этом сортире! Впрочем...
Выход, кажется, есть. Hадо только собраться и, как говорят актеры,
войти в образ. И я вошел... Достал из кармана записную книжку, вытащил
ручку, придал лицу соответствующее казенное выражение. И, деловито
повторяя: "Так, так, вот значит, как... ", двинулся к двери.
Ѕ Там все в порядке, - это были первые мои слова на воле. - Трубы
отопления не текут, не дымят...
Стаканы застыли в руках изумленных слесарей, усы под носом Галии
Махмудовны поднялись торчком. Hадо было развивать успех. И я развил:
Ѕ А на других этажах отопление в норме?
Ѕ Э-э-э, - сказала баба Галя, - кажись, в порядке... А вы кто же
будете?
Ѕ Я из котлонадзора, инспектор, так сказать... Проверяем готовность
систем к зимним условиям.
Ѕ Да еще лето, пади...
Ѕ Готовь сани летом, - пошутил я, кисло улыбаясь. Котел-то у вас где?
В подвале?
Ѕ У нас центральное отопление, - ответила баба Галя, ковыряя бородавку
возле носа. - Hету никакого котла вовсе...
Ѕ Hет, так нет. Hашим легче, - сказал я, что-то записывая. - Тогда
подскажите, товарищ, как мне найти замдиректора по АХЧ? Hадо бы документы
оформить...
Ѕ Так вы к нашей Кавалерии Михайловне?.. Она у нас главная по АХоЧу.
Ѕ Я счас ее видел, - сказал слесарь Федя. - Поскакала по коридору,
точно ей кто завинтил с зада.
Ѕ Ейный кабинет на первом этаже. Счас покажу... Уборщица поплелась за
мной на лестницу, где и состоялось наше прощание.
Коротко поблагодарив бабу Галю за сотрудничество, косясь на швабру,
зажатую в ее руках, я чинно затрусил по коридору.
Ѕ Ишь ты, инспектор... А сам молодой такой, - летели мне в спину
бабыгалины напутствия. - И откуда только взялся?
Ай через окно залез?
Ѕ Они нынче шустрые, - засмеялся Федя. - Hаливай...
Вместо эпилога. Я шел по улицам, залитым летним солнцем.
Вдыхал аромат омытых дождем деревьев, цветов на клумбах и радовался,
радовался обретенной свободе!
Да, дорогие друзья, жизнь, в конечном счете, невиданно прекрасная
штука!
Толстой Н. - Японская комната
Графиня Ирина Румянцева родилась в москве в семье Баскова.
Богатый, шумный, привыкший жить на широкую ногу, он слыл в Москве
хлебосольным малым. Единственную дочь он баловал донельзя. И казалось
впереди жизнь полна радости, но судьба оборвала жизнь Баскова. Неутешимая в
горе вдова тоже не намного пережила его.
Ирине было 16 лет, когда немка, у которой она была на попечении,
выдала ее замуж за графа Румянцева - знаменитого 50-летнего мужчину.
Румянцев любил свою молодую жену, но прожил довольно бурную молодость и,
расстратив свой пыл на других женщин, он уже не мог дать ей все то, что
требовалось этой наивной, с каждым днем все более пылкой натуре. Ирина
хандрила, сама не зная почему. Ее часто мучали головные боли и неясные
желания.
Муж как мог, старался развлечь ее: водил ее на собрания, в оперу,
устраивал балы. На одном из таких балов Ирине представили графа Весенина.
Молодой, остроумный, блестящий кавалер, настоящий светский лев - он
спервого взгляда понравился Ирине, да и Ирина ловила часто на себе его
пристальный взгляд.
После этого вечера они как бы случайно встречались в театре, то на
званных вечерах. Но Дмитрий не делал попыток сблизится с Ириной.
Летом графу Румянцеву посоветовали отправить молодую жену на юг. Он
снял для Ирины чудесный домик, увитый виноградом, стоящий у самого моря.
Дом был обставлен так, как хотелось Ирине. Дела отозвали графа в Москву, но
он надеялся, что чудесная природа развлечет Ирину, и она не будет скучать в
его отсутствие.
На третий день, идя к морю, она встретилась с Весениным. Радости этой
встречи она не могла скрыть, да и не пыталась. Дмитрий предложил покататься
на яхте и Ирина, опираясь на мускуластое плечо Дмитрия, вдыхала запах моря
и мужского тела. Возвратились они поздно вечером, с берега доносилась
музыка. Сойдя на берег Ирина и Дмитрий, не сговариваясь, направились к
домику Ирины. Сказав своей служанке, что ее услуги ей больше не нужны,
Ирина поднялась в свою любимую японскую комнату. Дмитрий зашел за ней.
Обстановка комнаты поразила его своей оригинальностью и великолепием. Пол
был покрыт ковром в красных и черный розах. В одном углу стоял диван,
обитый атласной материей. У дивана стояла японская ширма, с вышитыми по
черному атласу белыми аистами. Розовый фонарь, мягкий свет которого лил на
ковер и гору подушек.
Дмитрий взирал на Ирину. Она только что вернулась из соседней комнаты,
откуда минуту назад слышелся плеск воды, доносился тонкий запах французских
духов. Ирина была в черном кимоно, с обнаженными, еще не успевшими загореть
руками. Волосы она причесала на манер японок и сейчас действительно
напоминала чем-то женщин с Востока.
В небольших ушах висели изумрудные подвески. Сияющие глаза не уступали
им в блеске.
Они пили холодное вино: с каждым бокалом Ирина становилась все
оживленнее. Ее алые губы жаждали страстного поцелуя, грудь порывисто
вздымалась. И каждый раз, когда ее рука тянулась к бокалу, Дмитрию
казалось, что она хочет приласкать его. Они сидели на подушках, около
столика, глядя друг на друга страстными и долгими взглядами.
Вдруг Ирина потянулась, закинула руки за голову. Полы кимоно разошлись
и Дмитрий увидел, что под роскошными одеждами не было другой одежды. Полные
бедра Ирины были отведены в стороны, будто призывали Дмитрия, темневшее
между ними углубление. Дмитрий осторожно провел по нему рукой, губами нашел
ее губы и впился в них страстным поцелуем.
Кимоно спало с ее шестнадцатилетнего, очаровательного тела и обнажило
две белых, с розовыми сосками, груди. Дмитрий страстно всасывал поочередно
