Хуй достала, встала раком,
На него насела сракой.
И пошла работать задом,
Помогая всем ухабам.
Кони резвые несуться,
Конюх чувствует - ебуться.
И хотя мальчонка мал,
Тоже свой хуёк достал.
Сжал в кулак и быстро водит -
Ебля всякого заводит.
Конь учуял это блядство.
Мчал сначала без оглядства.
А потом мгновенно встал,
Доставать свой кабель стал.
Ржёт подлец и не идёт.
Лошадиный член растёт.
Как Фелиста увидала,
Мужиков пораскидала,
Подползла под рысака,
Обхватила за бока,
Пятками упёрлась к крупу
И давай сосать залупу.
Пыль столбом, рысак дрожит,
Вдруг с кишки как побежит.
Баба чуть не захлебнулась,
Тело конское взметнулось,
Конюх тихо заорал,
Председатель дёру дал.
Конь хрепит, она елду
Конскую суёт в пизду,
И вертиться как волчок.
А в степи поёт сверчок.
Час в желании своём
Измывалась над конём.
Племенной рысак сволился,
Охнул и пиздой накрылся.
А Фелиста отряхнулась
И на станцию вернулась.
Ночью тихо села в поезд
И отправилась на поиск
Новых жертв своей пизды.
Через семь часов езды
Где-то вышла и пропала.
С той поры её не стало.
Но я верю, уж она-то
Где-то выплывет когда-то.
И пока живём и дышим
Мы о ней ещё услышим.
Глава первая
Старый, но довольно опрятный, катер медленно приближался к каменному причалу
Саламина. Мотор натужно взревел в последний раз и затих. Старый матрос-грек,
ничего кроме моря в своей жизни не видевший, равнодушно сплюнул в воду залива,
добросовестно кормящего его, и бросил канат встречающему. Молоденький
подручный быстро и ловко привязал канат, катер стукнулся о мрачный камень
причала, оттолкнулся -- канат натянулся как струна. Матрос бросил второй
канат. Из рубки вышел капитан, такой же старый, как и его подчиненный, так же
равнодушно скользнул взглядом по живописной панораме родного города. И
остановил взгляд на пассажирке, которая весь рейс проторчала на палубе, не
заходя в салон и не интересуясь ассортиментом их бара, как остальные
путешественники.
Она была хороша своей молодостью, сложением и загадочностью. По тому, как она
рассматривает убегающие вверх по склону кривые исторические улочки, можно было
догадаться, что она очарована неброской красотой города и острова, вдоль
берега которого они двигались более получаса. Но что еще скрывается за ее
карими большими глазами, что притаилось за внешней простотой ее одежды и
непринужденностью позы для прожженных морских волков было тайной за семью
печатями.
Матрос сбросил трап и девушка взвалила на свое с виду хрупкое плечо огромных
размеров кожаную сумку, застегнутую на молнию. Подошла к трапу, заметила
устремленные на нее взгляды пожилых потомков гордых эллинов. Улыбнулась
очаровательно и воскликнула игриво:
-- Чао!
-- Всего доброго, -- смущенно пробормотал старый капитан и отошел в сторону,
давая дорогу остальным пассажирам, выходящим из салона.
Она легко сбежала по трапу, словно не висела у нее на плече тяжелая ноша.
Ругаясь на себя последними словами, оба моряка не могли оторвать взгляда от ее
восхитительной попочки, туго обтянутой материей черных джинс.
-- Да-а! -- выговорил матрос, когда она скрылась за административным зданием.
-- Вот это персик! В самом соку! Сладкий-сладкий, -- он даже глаза закрыл
от удовольствия.
-- Вернешься домой, твоя старуха вмиг отобьет охоту к сладкому, -- вернул
его к реальности капитан.
Город жил своими повседневными заботами и не обратил ни малейшего внимания на
незваную посетительницу. Патриция не спеша шла по причалу, впитывая в себя
громкие выкрики грузчиков и торговцев, резкие запахи выгружаемой с лодок
рыбы и жареных каштанов, которыми торговали на каждом удобном пятачке. Рядом
пронзительно заревел осел, он вздрогнула от неожиданности, отшатнулась.
Рассмеялась своему испугу, весело подмигнула туповатому ушастому труженику и
свернула на узкую, мощеную булыжником улочку, круто уходящую верх по склону
горы.
Патриция спиной чувствовала пронзительные восхищенные взгляды мужчин и
усмехалась. Она знала, что вид ее тела действует на них, подобно красной
тряпки на быка. Везде одно и то же: на улицах родных Афин, и на площадях
степенного Мюнхена, в туманных переулках Лондона и на сумасшедших проспектах
Нью-Йорка ее спортивная фигура неизменно приковывает к себе внимание
представителей сильного пола. К сожалению, их интерес к ней всегда прямолинеен
и однобок. Всех волнует, что у нее между ног, а не между ушей, под
изумительными темно-каштановыми волосами, подстриженными под Мирей Матье. А в
свои девятнадцать лет Патриция свободно владела кроме родного греческого еще и
английским, почти бегло разговаривала на лающем немецком и понимала
телепередачи на французском, хотя беседовать с французом вряд ли смогла бы.
Она прекрасно знала историю своей страны и вообще историю, увлекалась немного
философией и даже пробовала сочинять стихи на кафаревусе, подобно Сапфо, Алкею
и Солону. Будучи чемпионкой колледжа по теннису, она и в аудиториях уступала
не многим студентам.
Мелькнула мысль о начавшихся занятиях в колледже, но Патриция тут же отогнала
ее. Решила, так решила, будет изучать жизнь не на лекциях, а на практике.
Правда, опыт предыдущих дней ничего нового ей не дал. Ну так еще не вечер,
зато и родную страну лучше узнает.
Она с удовольствием разглядывала маленькие домики, теснящиеся на улочке.
Почти все они были из розового или белого камня и на фоне покрытых пылью
стен резко и весело выделялись покрашенные в яркие цвета двери и оконные
рамы. Она оглянулась вниз. Разнообразные крыши домов левантийской постройки
можно было разглядывать довольно долго -- настолько разные они были сверху.
Настолько же разные, насколько стены и внешний вид с улицы у них был
одинаковый. Казалось всю индивидуальность и фантазию архитекторы вкладывали
именно в кровли. Крыши были плоские, покатые, конусовидные и куполообразные...
Но очень быстро Патриция поняла, что скорее всего напрасно сюда приехала.
Однообразный уличный гам начал утомлять ее, а до верхнего края города было еще
далеко. Она купила у пожилого грека, уныло торчащего за лотком, спелых сочных
ягод инжира, и засунув одну в рот, стала спускаться обратно к спокойному
зеленому морю.
Она искала Большую Любовь и острые ощущения. Если насчет первого Патриция уже
начала склоняться к мысли, что она доступна лишь литературным персонажам, то
с приключениями проблем не было никаких -- лишь стоит подмигнуть любому самцу
и он теряет голову. Скучно!
Патриция вновь вышла на шумную набережную и пошла к самому дальнему
пирсу, где швартовались частные прогулочные яхты и катера. Она прошла мимо
большого кафе, расположенного прямо под открытым небом. Столиков было очень
много и за всеми сидели посетители. Официантки деловито сновали с подносами,
на небольшой эстраде в глубине кафе играл ансамбль из четырех человек. Мелодия
была ей знакома с детства и Патриция на мгновение остановилась, решая,
посидеть ли за столиком или идти дальше.
Она прошла немного по каменному пирсу, осмотрелась и с облегчением поставила
рядом с парапетом тяжелую сумку, в которой находился ее гардероб на все случаи
жизни. Села на высокий парапет из такого же коричневого камня, что и весь
пирс, вынула из маленькой полукруглой сумочки на боку кулек с ягодами и
принялась их есть, осматривая суденышки, пришвартованные к причалу. На одном
из катеров заревел мотор и тут же заглох.
На палубе небольшой симпатичной яхты, что стояла третьей от Патриции, появился
стройный молодой мужчина с густыми красивыми темными волосами почти до плеч.
Он привычно ухватился рукой за один из вантов и поставил на причал плетеную
корзинку с пустыми бутылками. Проверил, как пришвартована яхта и ловким
движением взобрался на пирс. Патриция с интересом наблюдала за ним. Был он
высок и статен, в белой футболке с отложным воротничком и цифрами "32" на
груди. Голубые джинсы на нем были подвернуты до колен, и он босиком прошел
мимо девушки, не обратив на нее ровным счетом никакого внимания.
Патриция повернула голову вслед ему. Мужчина прошел по пирсу и уверенно
свернул с набережной в один из переулков -- ясно, как день, что этот маршрут
ему не в диковинку. Патриция улыбнулась и убрала пакетик с ягодами в сумочку.
Она пришла к выводу, что для очередного приключения этот яхтсмен вполне
подойдет. И решительно направилась к яхте, взвалив на плечо свою тяжелую ношу.
Ступила на шаткую палубу и схватилась за натянутый тросик. Сделала несколько
шагов по узкому проходу между надстройкой и бортиком и открыла небольшую дверь
в каюту. Ступеньки круто уходили вниз и в свете яркого солнца девушка
разглядела там две аккуратно застеленные койки и столик. На столике стояла
высокая початая бутылка белого вина с незнакомым ей названием. Каюта имела
ярковыраженный холостяцкий вид. Со стены подмигивала календарная красотка. На
столике рядом с бутылкой лежала раскрытая на середине книга пестрой мягкой
обложкой вверх. Патриция удовлетворенно присвистнула и вошла в каюту, бросив
небрежно тяжелую сумку на правую постель.
Неплохо для одинокого покорителя морей.
Патриция вытащила подушку на левой койке из-под покрывала, прислонила ее к
стенке и разлеглась на чужой кровати в вольготной позе. Она надеялась, что
хозяин яхты не заставит себя долго ждать.
Она протянула руку, взяла бутылку и отхлебнула прямо из горлышка. Вино
оказалось слабым и очень приятным. "А у него не дурной вкус," -- решила она.
На полочке над койкой лежали сигареты и зажигалка. Она протянула руку и лениво
посмотрела на сорт сигарет.
Вскоре она услышала шаги по палубе и безоблачное голубое небо, которым она
любовалась в проеме незакрытой двери заслонила фигура хозяина яхты. При виде
незванной визитерши он замер на пороге в нелепой позе, держа тяжелую корзинку
с провизией в обоих руках. Казалось, от внезапности у него пропал дар речи.
-- Привет! -- не вставая помахала незнакомка ему ручкой и фамильярно
отхлебнула из бутылки.
-- Ты что здесь делаешь? -- наконец, спросил он. Он тешил себя надеждой, что
она просто перепутала его яхту с чьей-то еще.
Патриция отметила, что по-гречески он говорит очень чисто, но едва заметный
английский акцент все-таки выдает его -- иностранец.
-- Я -- лежу, -- спокойно ответила она. -- А ты кто такой?
Он понял, что зря уповал на ее ошибку -- она явно знала, что делает.
-- Что за бредовые идеи? -- только и нашел что сказать хозяин яхты.
Она сделала еще глоток и спросила лениво:
-- А у тебя есть какие-нибудь идеи поинтересней?
-- Выкатывайся отсюда, -- резко приказал он.
Незнакомка никак не отреагировала на его негостеприимство.
Тогда он спросил примирительно: -- Что тебе здесь надо?
-- Заходи, -- пригласила она таким тоном, будто яхта принадлежала ей, а не
ему. -- Я пришла в гости. -- Она потянулась и взяла с полки пачку сигарет. --
Хочешь сигарету?
-- Это мои сигареты, -- угрюмо буркнул он.
Патриция внимательно рассматривала его внешность. Выражение лица и его реакция
на ее бесцеремонное вторжение почему-то понравились ей. Его открытое, чисто
выбритое лицо интеллектуала создавало впечатление мягкости характера. Но
волевой подбородок и жесткая складка у рта предупреждали, что он может
принимать и жесткие поступки, когда сочтет это необходимым. Лицо обрамляли
густые пушистые темно-каштановые волосы, живо напомнившие Патриции фотографии
Джоржа Харрисона времен "Белого альбома". Туго облегающая тело футболка
подчеркивала упругость и силу его тела, что служило великолепным
доказательством, что парусный спорт не уступает любой атлетике.
