- 3 -
ку большой бизнес -- по-настоящему большой -- не просто удовлет-
воряет потребности, он создает их! Традиционные орудия домашнего
блуда разделили судьбу неандертальских камней и палок. Ученые
коллегии предложили шести- и восьмилетние циклы обучения, затем
программы высшей школы обеих эротик, изобрели нейросексатор, а
за ним -- амортизаторы, глушители, изоляционные массы и звуко-
поглотители, чтобы страстные стоны из-за стены не нарушали покой
и наслаждение соседей.
Но нужно было идти дальше, все вперед и вперед, решительно
и неустанно, ведь стагнация -- смерть производства. Уже разраба-
тывались модели Олимпа для индивидуального пользования, и первые
андроиды с обликом античных богов и богинь формовались из плас-
тика в раскаленных добела мастерских "Cybordelics". Поговаривали
и об ангелах, уже выделен был резервный фонд на случай тяжбы с
церковью. Оставалось решить кое-какие технические проблемы: из
чего крылья, не будет ли оперение щекотать в носу; делать ли мо-
дель движущейся; не помешает ли это; как быть с нимбом; какой
выбрать для него выключатель, где его разместить -- и т.д. Но
тут грянул гром.
Химическое соединение, известное под кодовым названием "Ан-
тисекс", синтезировали давно, чуть ли не в семидесятые годы.
Знал о нем лишь узкий круг специалистов. Этот препарат, который
сразу же был признан тайным оружием, создали в лабораториях не-
большой фирмы, связанной с Пентагоном. Его распыление в виде
аэрозоля и в самом деле нанесло бы страшный удар по демографи-
ческому потенциалу противника, поскольку микроскопической дозы
"Антисекса" было достаточно, чтобы полностью устранить ощущения;
обычно сопутствующие соитию. Оно, правда, оставалось возможным,
но лишь как разновидность физического труда, причем довольно тя-
желого, вроде стирки, выжимания или глажения. Рассматривался
проект применения "Антисекса" для приостановки демографического
взрыва в третьем мире, но это сочли рискованым.
Как дошло до мировой катастрофы -- неизвестно. В самом ли
деле запасы "Антисекса" взлетели на воздух из-за короткого замы-
кания и пожара цистерны с эфиром? Или к этому приложили руку
промышленные конкуренты трех гигантов, поделивших мировой рынок?
А может, тут была замешана какая-нибудь подрывная, ультраконсер-
вативная или религиозная организация? Ответа мы уже не получим.
Устав от блужданий по бесконечным коридорам, старец усажи-
вается на гладких коленях пластиковой Клеопатры (преусмотритель-
но опустив перед тем ручку тормоза) и в своих воспоминаниях
приближается, словно к пропасти, к великому краху 1998 года.
Потребители, все как один, с содроганием отвергли товары, навод-
нявшие рынок. То, что манило еще вчера, сегодня было как вид то-
пора для измученного дровосека, как стиральная доска для прачки.
Вечные, казалось бы, чары, биологическое заклятие людского рода,
- 4 -
развеялись без следа. Отныне грудь напоминала только о том, что
люди -- существа млекопитающие, ноги -- что люди способны к пря-
мохождению, бедра -- что есть и на чем усесться. И только-то!
Как же повезло Мак-Люэну, что он до этой катострофы не дожил,
он, кто неутомимо истолковывал средневековый собор и космическую
ракету, реактивный двигатель, турбину, мельницу, солонку, шляпу,
теорию относительности, скобки математических уравнений, нули и
восклицательные знаки -- как суррогаты и заменители того единст-
венного акта, в котором ощущение бытия выступает в чистом виде.
Все это утратило силу в считанные часы. Человечеству грози-
ло полное вымирание. Началось с экономического краха, по сравне-
нию с которым кризис 1929 года показался детской забавой. Первой
загорелась и погибла в огне редакция "Плейбоя"; оголодавшие со-
трудники заведений со стриптизом выбрасывались из окон; иллюст-
рированные журналы, киностудии, рекламные фирмы, институты кра-
соты вылетели в трубу; затрещала по швам парфюмерно-косметичес-
кая, а за ней и бельевая промышленность; в 1999 году безработных
в Америке насчитывалось 32 миллиона.
Что теперь могло привлечь покупателей? Грыжевой бандаж,
синтетический гроб, седой парик, трясущиеся фигуры в колясках
для паралитиков -- только они не напоминали о сексуальном уси-
лии, об этом кошмаре, этой каторге, только они гарантировали
эротическую неприкосновенность, а значит, покой и отдохновение.
Ибо правительства, осознав надвигающуюся опасность, объявили то-
тальную мобилизацию во имя спасения человеческого рода. С газет-
ных страниц раздавались призывы к разуму и чувству долга, с те-
леэкранов служители всех вероисповеданий убеждали паству оду-
маться, ссылаясь на высшие, духовные идеалы, но публика равно-
душно внимала этому хору авторитетов. Уговоры и проповеди, при-
зывавшие человечество превозмочь себя, не действовали. Лишь
японский народ, известный своей исключительной дисциплинирован-
ностью, стиснув зубы, последовал этим призывам. Тогда решено бы-
ло испробовать материальные стимулы, премии, поощрения, почетные
отличия, ордена и конкурсы на лучшего детопроизводителя; когда
же и это не помогло, прибегли к репрессиям. И все равно, населе-
ние поголовно уклонялось от всеобщей родительской повинности,
молодежь разбегалась по окрестным лесам, люди постарше предъявля-
ли поддельные справки о бессилии, общественные контрольно-реви-
зионные комиссии разъедала язва взяточничества; каждый готов был
следить, не пренебрегает ли сосед своими обязанностями, но сам,
как только мог, уклонялся от этого каторжного труда.
- 5 -
* * *
Катастрофа миновала, и лишь воспоминание о ней проходит пе-
ред мысленным взором одинокого старца, примостившегося на коле-
нях Клеопатры. Человечество не погибло; оплодотворение соверша-
ется ныне санитарно-стерильным и гигиеничным способом, почти как
прививка. Эпоха тяжких испытаний сменилась относительной стаби-
лизацией.
Но культура не терпит пустоты: место, опустевшее в резуль-
тате сексотрясения, заняла гастрономия. Она делится на обычную и
неприличную; существуют обжорные извращения и альбомы ресторан-
ной порнографии, а принимать пищу в некоторых позах считается до
крайности непристойным. Нельзя, например, вкушать фрукты, стоя
на коленях (но именно за это борется секта извращенцев-колено-
преклоненцев); шпинат и яичницу запрещается есть с задранными
кверху ногами. Но процветают -- а как же иначе! -- подпольные
ресторанчики, в которых ценители и гурманы наслаждаются пикант-
ными зрелищами; среди бела дня специально нанятые рекордсмены
объедаются так, что у зрителей слюнка течет. Из Дании контрабан-
дой привозят порнокулинарные книги, а в них такие поистине чудо-
вищные вещи, как поедание яичницы через трубку, между тем как
едок, вонзив пальцы в приправленный чесноком шпинат и одновре-
менно обоняя гуляш с красным перцем, лежит на столе, завернув-
шись в скатерть, а ноги его подвешены к кофеварке, заменяющей в
этой оргии люстру. Премию "Фемины" получил в нынешнем году роман
о бесстыднике, который сперва натирал пол трюфельной пастой, а
потом ее слизывал, предварительно вывалявшись досыта в спагетти.
Идеал красоты изменился: лучше всего быть стотридцатикилограммо-
вым толстяком, что свидетельствует о завидной потенции пищевари-
тельного тракта. Изменилась и мода: по одежде женщину невозможно
отличить от мужчины. А в парламентах наиболее передовых государ-
ств дебатируется вопрос о посвящении школьников в тайны акта пи-
щеварения. Пока что, ввиду крайнего неприличия этой темы, на нее
наложено строжайшее табу.
И наконец, биологические науки вплотную подошли к ликвида-
ции пола -- бесполезного пережитка доисторической эпохи. Плоды
будут зачинаться синтетически и выращиваться методами генной ин-
женерии. Из них разовьются бесполые индивиды, и лишь тогда нас-
танет конец кошмарным воспоминаниям, которые еще живы в памяти
всех переживших сексотрясение. В ярко освещенных лабораториях,
этих храмах прогресса, родится великолепный двуполый, или вер-
нее, беспольник, и тогда человечество, покончив с позорным прош-
лым, сможет наконец вкушать разнообразнейшие плоды -- гастроно-
мически запретные, разумеется.
Перевод с польского.
.
Егор РАДОВ
НЕ ВЫНИМАЯ ИЗО РТА
1. ПОЕЗДКА В АМЕРИКУ
Зовите меня Суюнов. Когда я смотрю на себя в зеркало, меня охватывает
восторг, изумление и счастье. Я дотрагиваюсь до мочек своих ушей большими
пальцами рук - и истома нежности пронзает меня, словно первые пять секунд
от введения в канал пениса наркотика "кобзон". Я трогаю мочки ладонью и
погружаюсь в сладкое, бесконечное умиротворение, напоминающее пик действия
ХПЖСКУУКТ. Я подпрыгиваю, хватаю мочки указательным и большим пальцем,
начинаю онанировать, то разжимая, то снова сжимая их, - и предчувствие
великого, сильного, огромного оргазма обволакивает мою голову, повергая
меня в трепет, блаженство и страсть; мочки как будто заполняют меня
целиком; я весь преображаюсь, теряю свет в глазах, понимание и стыд; и
бешеный конец затопляет меня всего, отзываясь пульсацией крови во всем
теле, судорожным сердцебиением и изливанием семени внутрь. Мне кажется, я
не забеременел; я думаю, что могу ощутить сам момент зачатия,
самоосеменения; и я боюсь умереть от любви и счастья в этот миг, и мне
страшно это; и все происходит как волшебство. О, Иван Теберда!
Сегодня было хорошо. Я припудрил уши, расчесал лобковую область и
застегнул чемодан. Я решил полететь в Америку - страну педерастов. Я -
монолиз. Монолизы составляют примерно половину русских и четверть
украинцев. Мы трахаемся и беременеем через мастурбацию мочек ушей.
Американцы - педерасты. Немцы - подмышкочесы, французы - говно. Австрийцы
делятся на мужчин и женщин, папуасы различают двадцать девять полов.
Теберда! Мне страшно думать о возможностях открытых перед ними. Но
извращения запрещены. Родился монолизом - дрочи уши. Если педераст -
поступай соответственно. Я боюсь законов, боюсь отрезания своих ушей. Они
так прекрасны, что как только я смотрюсь в зеркало, я тут же возбуждаюсь,
и тут же начинаю немножечко потрагивать мочки. И ели это случается в
общественном мете, это ужасно. Мне уже не раз приходилось платить штраф.
О, Теберда!
В детстве, когда я начинал это делать за столом, я тут же получал
оглушительную пощечину от своего родителя.
- Люби в одиночестве! - выкрикивал он мне надоевшую общеизвестную
фразу, написанную в каждом букваре. - Ты что, русский язык не понимаешь?!
- Я понимаю, - отвечал я в испуге.
- Так вот, иди в туалет, и там давай!
- Там воняет.
- Мне наплевать! - кричал человек произведший меня на свет.
- Ты должен вести себя прилично! Вот когда умру, ты останешься один в
квартире, и хоть обдрочись!
- К тебе вчера две муженоски приходили сосать... - говорил я плача.
- Ах ты, гнида! - ярился мой гнусный отцемать. - Я тебе дам!
И он стегал меня ремнем по плечам. Когда он умирал от несварения
мочи, я додушил его. Мне хотелось отрезать его мерзкие уши, зачавшие меня,
которые были много меньше моих, но потом я решил, что это может вызвать
подозрение у милиции. Наши милиционеры были дотошным народом. Они все были
белорусы и имели по два влагалища на брата. Когда им нужно было делать
"тю-тю", они обнимались, целовались, называли друг друга "машками" и
засовывали каждый другому по два пальца обеих рук в эти влагалища. Так они
могли стоять часами. И постоянно - поцелуи, "машки". Неудивительно, что их
