Леонид Зейгермахер.
Эссе, новеллы, стихи
Модель ситуации
Сказочная реальность.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Придворные Карабас-Барабасы служили у бывших пешек,
которые уже начали свое превращение. У этих убогих полу-королев
за спиной были все ступени человеческого падения -- но именно
это почему-то придавало им этакую уверенную наглость.
Карабас-Барабасы -- современные церберы были знатоками
человеков -- их держали вначале в комитете безопасности --
потом они скрипели перьями в отделах кадров -- нет, нет- они
были очень изобретательны и даже умны в своей коварной и
необходимой работе.
Их внуки -- незаметные но тоже нужные человечки -- служили
обычно тут же -- такое это было время -- время тренировки
человеческого духа -- время очистки души от всех поганых
качеств и странное время, когда грязная пешка уже примеривала
княжеский королевский мундир.
ГЛАВА I
Появился комплексующий человечек -- ужасно зажатый
господин в белой безупречно выглаженной рубахе с аккуратно
завязанным искусно подобранным галстуком -- он появился очень
неожиданно -- среди суеты -- возник между вешалкой и
рукопожатиями. Этот карлик с удивительно добрыми глазками на
крошечном мягком лице был исключительно хищным существом. В нем
жило жестокое любопытство. Он любезно лакал ответы на свои
вкрадчивые вопросы. Когда ему отвечали вопросом на вопрос, он
три раза прокручивался на своем механическом стульчике, который
носил всегда с собой. В этом хитром стуле -- в этом современном
дьявольском изобретении -- были многочисленные потайные ящички.
В этих пластиковых тайниках хранились разноцветные порошки и
странного вида устройства.
Пришла шифрограмма. Карлик с непонятной гордостью посмотрел
на нее. Он поскрипел своим стулом заглушая гудение самописцев в
соседней комнате. -- Тяжело будет расшифровать -- басом сказал
его сосед. Карлик не обратил на него внимание. Карлик крутился
на своем стульчике как маленький ребенок на карусели, забыв на
время о своей ответственной страшной должности. Через какое-то
время карлик нажал кнопку на селекторе. Пришли остальные
вампиры -- мужчины (и женщины) из других отделов. Карлик
сообщил им содержание секретной шифровки. Его сотрудники
притворно заахали, глядя ему прямо в зрачки. Он не отводил глаз
и не крутился на стуле. -- Надо сообщить главному -- зачем-то
сказал его сосед по комнате. Вампиры и карлик не обратили
внимания на его слова. -- Надо сообщить главному -- сказал
карлик, потирая складочку на лице.
Главный -- худой человек с черными усами сидел на втором
этаже
уютного маленького особнячка. Только что он выпил кофе и
покурил. Он с каким-то участливым придыханием интересовался о
чем-то у своего услужливого крепенького бухгалтера. Портфель
главного были приоткрыт. Правая рука главного любовно
поглаживала бумаги. Его вытаращенные глаза смотрели за окно --
за изящную чугунную ограду -- за дивный городской парк. За
окном ходили выцветшие зомби -- серые лица и пустые глаза. У
одного из них был длинный блестящий предмет из прохладного
металла. Молчали автомобили в ожидании. Главный придвинулся к
окну -- кто-то внизу укрепил на штативе какую-то странную
штуку.
Надо сообщить главному -- повторил карлик, потирая складочку
на лице.
ЭПИЛОГ
Королеву долго поздравляли придворные лицемеры -- да и
сама она устала улыбаться -- вначале ей пришлось немножко
всплакнуть -- ведь все-таки потеряли главного. Она проветривала
новый кабинет и привыкала к новому креслу.
Приключения в маргинальной табакерке
Радостный дневник служителя.
Притягивает тусклой фальшью ядовитый красный гриб и слышны
звоны могильных бубенчиков, которые в холодные ночи шевелят
туберкулезный смрад. Ханжески-приветлива хозяйка с клюкой... Но
наступает утро, смотришь, нет противного опасного гриба, затих
гул кладбища, пахнет свежим хлебом и росой. Победа!
Маленькие ажурные зеленые просветы в высоте заполняет
голубизна, окутанная ветром с запахом тополиного перца. Журчат
птицы. Удивительные встречи. Круглый талисман на белом сегодня
двойным нереальным знаком появляется на пути.
Волнами наползает хищное месиво, что-то дрожит в мишени
и ночная сломанная клетка в нелепых механизмах всего лишь
шестеренка. Я осознаю это. Жизнь, настоящая жизнь построена по
зыбким законам моих снов. Что значит оказаться на желтом
деревянном полу искаженной карусели буквально сразу же после
вожделенного освобождения в цветной комнате с красивыми людьми?
Уж я-то знаю!
Я делаю подношения людям, больше не расходуя бисер. Сам
же учусь радоваться простым вещам. Смотрел сегодня плоские
радостно -- открытые лица и вспомнил ту пару в сером трамвае --
Сандро и Мария. Они тогда уставились на меня своими глазенками.
Встретил сегодня сального хохотуна -- фактически, я его создал.
Происходят необъяснимые вещи -- создается впечатление, что все
предначертано: какая-то странная связь между событиями.
Циничное расчетливое тиканье будильника -- я вижу его
сбоку -- вмешивается в торжественные воспоминания -- как я ей
ловко сказал: "Вы меня заинтриговали! " Сегодня был холодный
дождь ( у нас, оказывается. общие знакомые) Я от дождя заскочил
в часовой магазинчик и разглядывал там ( еще я видел
музыкальные распускающиеся плавно в шаре цветы) Да, в часовом
магазине было что посмотреть...
Сидела со мной насмешливая противоречивая сущность. Она
активизировала мое творчество Я хотел написать про звездочета,
который берет ножницы и кромсает пространство, но потом
подумал, что это ерунда. Я напишу про другое. Точно! Я напишу
про коричневые шкафы для одежды, в которых спрятались дети.
Нет, лучше про искусство изготовления эмблем, на которых
мастерам разрешалось изображать тритона, собаку, кабана и
четвертый тотем.
Сущность смеется надо мной. Она думает, что я боюсь его
назвать. Пожалуйста, четвертый тотем -- это черепаха. Это я для
таинственности. Великое дело -- таинственность. Сущность
загадочно улыбается.
Она диктует мне фразу " Острия храмов вибрируют в такт
песнопениям" Я представил себе эти зловещие храмы и мне стало
не по себе. Сущность показывает мне что эти храмы не такие уж
жуткие. Нет, это все равно ерунда! Сущность спорит со мной и на
какой-то ступени нашего спора ( я не успел уследить) раскрывает
синий ларец. В нем лежат грустные маски, свирель, какая-то
книга.
Сущность исчезает, оставив мне эту книгу. Мне не то,
чтобы печально, я просто в растерянности, все произошло очень
неожиданно и ошеломляюще.
Скользкий холодный параграф, блестя чешуей, извивался
в руках циркача. Жилистый сильный факир вспоминает свою пеструю
молодость. Он ездил на трехколесном велосипеде за невысокую
сетчатую ограду, где были низкие здания с хитрыми окнами.
Он видит название одного синего магазина. Это была
фамилия трагичного лирика. Написана она была вытянутыми
буквами.
Публика громкими хлопками вернула его в реальность.
Параграф шипел. На циферблате было двенадцать фигур, кто-то
стоял посередине и авторитетно поучал лежащих. Ветер врывался в
двенадцать прорезей в своде и трогал красный капюшон лектора,
Купол был слабо освещен. Появился, наконец, шар с кратерами. Он
становился все больше. Сильный запах селена потревожил одну из
фигур. Сквозь сомкнутые веки действительно мерцало что-то
красное -- красная точка.
А впереди нас ждет небольшое развлечение.. Факира с
удавом давно сменил клоун, потом объявили антракт, люди по
звонку побежали в буфет пить газировку и есть пирожные.
Торжественное искусство цирка! Бинокли, полумрак, лестницы,
канаты, прожектора, оркестр. Антракт закончился и люди по
звонку побежали в зал смотреть дрессированных собачек. Собачки
благоговейно смотрели на хозяина, он заставлял их считать и
прыгать.
Похититель ритма в охотничьей шляпе покупал чайный
сервиз. За забором возникла радуга, и сквозь прутья решетки в
ворота зашел ее неистовый свет. Сервиз истерично завернули, и
господин унес его. Благоговейные блики сопровождали его.
Перемещаясь к своему жилищу, господин увидел странника
в белом. -- Кто ты? -- спросил он у странника. -- Я твой друг
-- немедленно соврал тот. Мимо них прошли другие похитители
ритма. Из пруда, где что-то искали, возвышалось огромное мощное
дерево с бугристой серой корой, похожее на тополь.
Дерево было совсем без листьев. На берегу пруда стоит
здание. Некоторые окна светятся, другие -- выбиты. Внутри --
запустение, мусор, оторваны половицы, консервные банки и клочья
ваты. Висит портрет в этом старинном особняке. Странник и
похититель ритма подходят к портрету. Вдруг похититель ритма
обнаруживает, что у него пропал новый чайный сервиз. Он нес его
под мышкой. На портрете изображена женщина с высоким белым
лбом.
Тебе нравятся именно такие женщины? Необязательно.
Женщина с влажной спинкой морщит лоб, рождая доказательства. --
Куда девался мой чайный сервиз? -- заорал господин, растворяясь
в кругах.
Он -- в классической форме. Благостное лицо, мягкими
руками держит секундомер. Черви его мыслей делают
стандартно-ровные ходы, которые сплетаются в потрясающе
красивые узоры извилин.
Мысли в глобусе его головы не копошатся, они ведут
выверенную работу, издавая тиканье. Каждому "зачем"
соответствует свое "оттого что", каждому "если"- свое "то".
Никто не остается без пары. Дамы приглашают кавалеров.
Наваливается обаятельная слабая и опасная скука. Он
является администратором эталонов, которые в свое время вобрал.
Он не напичкан цитатами, но играет предсказуемые симфонии.
Самостоятельно вычертив таблицу, он заполняет ее
модными именами и названиями. Его жизнь -- это агрегат. Модули
и детали. Иногда он сам исследует сыр своего мозга на вкус,
подсчитывает дырочки, верит, что черви придают остроту и
пикантность. Он заблуждается.
Человек с исцарапанным лицом стоял в каменном туннеле и
ждал. На шее у него была красная полоса от веревки. В кармане
пиджака была белая лента. За его спиной находились ступени,
ведущие на поверхность. Он не спешил.
Он ждал первой возможности. Выход был открыт, но ему
нужны были символы, к которым он успел привыкнуть, что-то вроде
меандра на древних амфорах. Возможность вскоре представилась --
зыбкая фигура с многочисленными отверстиями, но от нее
невозможно было отталкиваться, так как она при этом начинала
повторять сама себя. Он отказался от такой формы.
У него еще были примитивные маяки и узелки на всех
уровнях, и он отправил условный шар, чтобы их проверить. Он был
очень ожесточен. Царапины на лице болели все более настойчиво.
В тумане туннеля произошел симбиоз символов. Несчастный хор нес
хорошую весть. Оставались особенные квази-скобки.
Нужных символов все еще не было. Вспоминая слова
соседки про предсмертную записку насчет бархатных штор, он
подумал о тех. кого он покинул. Выход пока был открыт. Вернулся
пробный шар, он принес остатки того дня -- слезы радости и
последний всплеск.
Ему повезло. Он торопливо достал из кармана белую
ленту, закрепил ее за кольцо в стене и стал подниматься на
поверхность, стараясь не выпустить ее из окоченевших пальцев.
Его путь был долгим. Боковые ходы были засорены.
Ах, сколько упущено ледяных весенних капель! Рано туда,
