но поскольку гвардейских частей в Русской армии пока не существовало, то
по петровскому еще указу он автоматически стал армейским штаб-ротмистром.
Его не интересовали тонкие душевные движения главного советского
инквизитора. Он о них даже и не подозревал по молодости лет и политической
малограмотности. Ястребов знал только, что все невинные жертвы и бессудные
казни в его любимой России связаны с именем этого худого человека с
мушкетерской бородкой, восседающего на заднем сиденье открытого
автомобиля. И что пуля от патрона образца одна тысяча девятьсот восьмого
года навылет пробивает железнодорожный рельс.
Штаб-ротмистр пристроился на корточках за парапетом китайгородской
башни, запирающей выход с Никольской улицы на Лубянскую площадь.
Рядом лежала винтовка "СВД" с четырехкратным оптическим прицелом и
магазином на десять патронов с утяжеленными, специально сбалансированными
пулями.
Ястребов принял позу для стрельбы с колена, вжал приклад в плечо и
сдвинул вверх флажок предохранителя. На дистанции в Двести метров лицо
объекта заполнило почти все поле зрения прицела. Штаб-ротмистр мог бы
попасть в цель и из кремневого ружья, условия простейшие, даже упреждения
брать не надо. Ястребов плавно выбрал свободный ход курка, задержал
дыхание и легонько двинул пальцем.
Во лбу Дзержинского, чуть-чуть ниже козырька знаменитой фуражки
появилось круглое отверстие. Он привстал на сиденье, сделал жест, будто
пытался закрыть лицо руками, и резко опрокинулся назад. Сидевший с ним
рядом порученец секунду смотрел на кровь, толчками выплескивающуюся из
раны, потом отчаянно, срывая голос, закричал.
...Следующие два дня происходящее в Москве можно было бы назвать
своеобразным хепенингом. Специалисты, вроде Агранова и его друзей,
занимались своим делом спокойно, скрупулезно и целеустремленно, Шульгин же
устроил из него маленький праздник. На открытом "додже" с установленным в
кузове пулеметом "ПК" на турели он носился по городу в сопровождении
кортежа из двух "роллс-ройсов", нескольких легковых "рено", набитых
веселыми, .слегка выпившими и продолжавшими поддерживать указанное
состояние умеренным отхлебыванием из фляжек рейнджерами, а также наскоро
приспособленных под "черные вороны" автобусов, производил аресты согласно
проскрипционным спискам и, не стесняясь, сообщал всем случайным свидетелям
акций, что настало время Советов без коммунистов.
Чем-то все происходящее напоминало картинки латиноамериканских
"пронунсиаменто", то есть военных переворотов, в которых больше карнавала,
чем политического ожесточения. И еще раз Сашка убедился, подтвердив свой
опыт тридцать седьмого года, что коммунистические функционеры, насмерть
отравленные идеей "демократического централизма", поднимали руки и шли в
тюрьму, не делая ни малейших попыток к сопротивлению или бегству. Партии
виднее...
Анна неизменно сопровождала его на правом сиденье "доджа", являя
собой воплощенную фурию контрреволюции, своеобразный антипод пресловутой
женщины-комиссара из "Оптимистической трагедии". Правда, пистолета ей
Шульгин не давал, несмотря на просьбы.
И откровенно торжествовал полковник Басманов, возведенный в ранг
командира спецотряда ВЧК.
- Изумительно, Александр Иванович. Никогда не думал, что доживу до
такого. Мотаемся по Москве, арестовываем коммунистов, делаем, что хотим, и
все без стрельбы, без потерь... Гениально. Видели бы это друзья, умиравшие
в Кубанских степях зимой восемнадцатого! Никогда бы не поверил, что такое
возможно...
- Все нормально, Михаил Федорович. Как раз так все и делается.
Переворот семнадцатого года в Питере никто и не заметил. Власть большевики
взяли тихо. А вот когда толпы на улицы выходят, демонстрации всякие
устраивают, флагами машут, стреляют без толку - дело проиграно - как в
Будапеште в пятьдесят... Тьфу, в смысле - в девятнадцатом году. Сейчас
только вы да я знаем, что на самом деле происходит. Оно и к лучшему. В
нужное время сообщим кое-что в газетах, и ладно... Народу слухами даже
интереснее обходиться.
Однако Новиков все равно вынужден был сделать Сашке внушение.
- Ты, брат, слишком увлекся. К чему вся эта показуха? Не дразни
гусей. А то какой-нибудь дурак невзначай опомнится раньше времени. Когда
заканчивать думаешь?
- Да мы и закончили уже. По спискам все намеченные изолированы. И на
самом деле почти никто ничего не заметил. Мало ли в Москве облав было? То
бандитов ловили, то заговорщиков, то просто заложников брали. Все путем...
Тут утром сценка была, лично наблюдал. Вроде забавная, а то и плакать
хочется. Послушай для разрядки. ...Во внутреннюю тюрьму на Лубянке
привезли очередную партию арестованных. Послали за комендантом, в ожидании
его Шульгин с Басмановым, случайно оказавшиеся в одно время в одном месте,
закурили, присев на подножке автобуса.
Комендант появился и с ходу начал протестовать, заявляя, что у него
все камеры переполнены и новых арестантов принимать некуда. Везите, мол, в
Бутырки. Заранее надо было предупреждать, тогда он расчистил бы площади.
- Иди-ка сюда, дорогой товарищ, - ласково улыбаясь, сказал Басманов.
- А что там у тебя за клиентура сейчас сидит?
- Нормальная клиентура. Какую привозили, такая и сидит...
- Ну, неси нам списки. Тех, что до вчерашнего дня посадили...
- А кто ты такой, чтобы мне приказывать? Я, может, только товарищу
Менжинскому подчиняюсь... - коротконогий рыжий комендант только что на
носочки не привстал, чтобы выглядеть достойно против высокого, пока еще
сдерживающего злость, но уже начавшего раздраженно втягивать воздух сквозь
сжатые зубы Басманова.
- Кэт-то я тебе сейчас обозначу, кто я есть... - Рука в лайковой
перчатке сжалась в кулак.
- Спокойнее, Михаил Федорович, - предостерег его Шульгин. - Товарища
пока не поставили в известность. Тебя, товарищ комендант, эта бумага
устроит или вправду за Менжинским послать? - Он протянул ему
соответствующий мандат, подписанный Аграновым.
- Уяснил, товарищ? Врубайся дальше. Операция настолько ответственная,
что придется всех твоих предыдущих клиентов выпустить. До следующего раза.
Кроме уголовников. Уголовники есть?
- Откуда? - обиделся комендант. - Только контра... И заложники, само
собой.
- Вот, значит, контру пока выпускай. Потребуется - еще раз наловим. -
Басманов явно упивался своей новой ролью.
Комендант пребывал в тяжком раздумье. - А оформлять как будем? -
наконец спросил он. - Я же тебе человеческим языком сказал - неси списки
или что там у тебя есть. Напишу распоряжение, поставлю дату - и адью. Что
тебе еще надо, мать твою через семь гробов с присвистом в центр мирового
равновесия...
- Интересно выражаешься, товарищ, - с уважением сказал комендант. -
Боцманом на флоте служил? - Ага. На самоходном пароме товарища Харона. -
Как же, слышал...
Из открытых дверей тюрьмы плотно повалил арестантский люд. По
стандартному советскому обычаю не проинформированный ни о чем, кроме
двусмысленного "выходи с вещами".
Квадрат двора-колодца, низкое небо с быстро летящими серыми тучами,
автобусы у ворот, цепь вооруженных людей - о чем может подумать проведший
в лубянских застенках несколько месяцев нормальный человек?
Из плотной массы арестантов выбился, расталкивая их плечами, худой,
обросший седеющей бородой мужчина в потрепанной офицерской шинели.
- Басманов, сволочь, ты тоже с ними?! Стрелять нас будешь? Ну,
стреляй, иуда...
Шульгин на секунду растерялся, а Басманов - нет. Схватил человека за
борт шинели, рывком подтянул к себе.
- Заткнись, дурак. Стой здесь, смотри! Офицеры басмановского отряда,
оттеснив охранников ВЧК, распахнули ворота. Ошеломленная, не верящая в
свое счастье толпа хлынула на волю.
- Капитан барон фон Лемке-второй, - шепотом представил Басманов
Шульгину узника, похожего на Эдмона Дантеса. - Вместе служили в гвардии.
Ты как, Генрих, сюда-то попал?
- Как все, - отмахнулся барон. - Объясни лучше, что здесь происходит,
да ты сам-то сейчас кто?
- Кто был, тот и есть. Будешь с нами порядок наводить? Или отдых
требуется?
Шульгину не то, чтобы интересно было смотреть на происходящее,
сказать так было бы кощунством, он испытывал сочувствие и даже некоторую
зависть к людям, которые переживали момент исполнения самых сокровенных и
невероятных желаний. Хотел бы он на минутку оказаться в положении этого
барона...
Комендант тюрьмы чувствовал нутром, что происходит нечто
неправильное. И лица одетых в новую красноармейскую форму людей,
оккупировавших святую святых Лубянки, внушали ему классовую неприязнь. Уж
слишком они были непереносимо породистыми. В подвалах их место, а не на
воле с оружием. Настоящий красноармеец должен быть в меру бестолковым,
исполнять команды с длительной выдержкой, хлопая глазами и мучительно
пытаясь понять, что следует делать, а эти - как на пружинах. И уже почти
собрался комендант бежать к телефону, как особенно неприятный ему человек,
прикинувшийся революционным боцманом, сам поманил его пальцем.
- Ты, товарищ, не знаю, как тебя, рассади тех, что в автобусах, по
камерам, а потом поднимись к Ягоде. Спросишь, что с кем делать. Мы еще
сейчас привезем, так разберитесь, кого сразу в распыл, а кого и подержать.
И распишись, что принял. Сто двадцать голов... Пусть Генрих Григорьевич,
против кого нужно, кресты поставит. А уж за нами не заржавеет... Отошли к
воротам. У барона тряслись руки. - Миша, так что это? Вы что, Москву
взяли? Почему тогда стрельбы даже не было и в тюрьме все тихо? Они же нас
расстрелять должны были при вашем приближении. Или как?
- Успокойся, Гена. Водки хочешь? Я тебе потом все объясню.
Контрреволюция, которой так долго боялись большевики, совершилась. Ты уже
и историю забыл? Все настоящие крепости берутся именно изнутри. И высший
шик - чтобы защитники этого даже не поняли. А ты давно здесь сидишь?
- Полгода, не меньше. Два раза на расстрел выводили, да почему-то
передумывали... Дай мне хоть наган, Миша, я их видеть не могу...
- Что, господин полковник, - повернулся Басманов к Шульгину, - может,
назначим барона комендантом тюрьмы? Вот уж потешится. Пойдешь, Гена?
- Ты что, ты что, Михаил? - Фон Лемке словно испугался предложения.
Взял протянутую ему флягу, дважды глотнул. - И покурить, покурить дай, а?
Задохнулся крепкой папиросой. - Я, наверное, там одурел. Ничего не
понимаю.
Мысли пугаются. - Ноги у офицера подкосились, Басманов его поддержал,
посадил на цементное ограждение подвального окна.
- Видите, Александр Иванович, что с людьми сделали... Барон,
отдышавшись, встал.
- Мне бы поспать пару часиков, Миша, и можешь на меня рассчитывать.
Хоть ротным возьми, хоть рядовым. Господи, дожил все-таки...
...Шульгин закончил рассказ, и Новиков с удивлением увидел, что глаза
у Сашки как бы даже увлажнились. Это у Шульгина-то, который всю жизнь
демонстративно избегал любых проявлений слабости духа.
- Так это же всего один человек из ихних застенков, которого я лично
вблизи увидел, а сколько их...
Операция закончилась. Ко всеобщему удовольствию (за исключением тех,
кто оказался в числе "изъятых"). Как-то так интересно получилось, что
компьютер Берестина отобрал жертвами данного переворота как раз тех, кто
восемь лет спустя оказался главной опорой Сталина в его "Великом
переломе", а потом все равно получил свое. Все эти молотовы, шверники,
шкирятовы, ярославские, постышевы, косиоры, чубари и прочие эйхе.
Зиновьев, Каменев, Троцкий, Рыков, Бухарин были не лучше, конечно, но в
