новые, забавные дела...
Коротко обрисовал случившееся за последние дни и поразил Басманова
сообщением, что теперь на них работает верхушка ВЧК.
- Так что штурм Кремля пока откладывается, но не отменяется. Да и не
штурм теперь это будет, надеюсь. Живите здесь, набирайтесь сил для
очередных подвигов, тренируйте людей. Скорее всего, нам предстоит в
ближайшее время своеобразная партизанская деятельность. Начнутся разборки
в советском руководстве, и мы в них тоже поучаствуем...
- Но цель, Александр Иванович, конечная-то цель? - "Движение - все,
цель - ничто", как любит повторять один из наших будущих клиентов товарищ
Троцкий, -ответил Шульгин благодушно, расстегнул верхние пуговицы френча,
откинулся на спинку скамейки, заложив руки за голову. Погода совсем
разгулялась, уже заблестели под лучами солнца летящие паутинки, да и
атмосфера кладбища действовала расслабляюще.
- Вам что, перспектива свержения большевизма кажется не стоящей
внимания целью? Тогда считайте это своей ближайшей задачей. В ходе ее
выполнения вы уже достигли значительных успехов. В том числе и для себя
лично. А что дальше будет... - Шульгин зажмурился, и непонятно было, то ли
от удовольствия в предвкушении того, что будет дальше, то ли просто от
солнечного блеска в просвете между кронами деревьев. -По крайней мере,
генеральский чин, графский титул и приличное состояние я вам гарантирую...
- Александр Иванович, - решившись, спросил Басманов. - Надеюсь, вы
меня дураком не считаете? - Я вам дал основания к такому вопросу? - Вы как
бы негласно исходите именно из этого. Я не знаю, доживу ли до победы,
возможно, что и нет. Судьба и так хранит меня неоправданно долго. А мне не
хотелось бы уйти, терзаясь мучительными сомнениями. Я дам вам слово чести,
что сохраню вашу тайну. Но хоть немного ее приоткройте. У Андрея
Дмитриевича я бы спрашивать не стал, с вами говорить проще.
- Имеете какую-нибудь гипотезу или только мучительные сомнения? -
Шульгин по-прежнему говорил тихим и расслабленным голосом. - И учтите,
есть много вещей, в отношении которых разумному человеку предпочтительнее
оставаться в неведении.
- Поступив к вам на службу, я уже показал, что не принадлежу к числу
чрезмерно рассудительных людей. Да и вы к таковым вряд ли относитесь.
- Базара нет, как выразился бы поручик Рудников. Но вернемся к нашим
баранам. Вас удивляет необъяснимость, путем использования примитивной
логики, смысла наших поступков? - Именно. Не только удивляет, но и
смущает... - Соответствуют ли они принципам чести и долга, как вы их
понимаете? - Да, это я тоже имею в виду.
- А были у вас основания усомниться в объективной полезности для
России и Белого дела наших действий со дня прихода в Севастополь? И в
нашей личной порядочности тоже? - Шульгин перестал изображать нежащегося
на пригреве кота, сел прямо, взглянул в лицо Басманова чуть прищуренными
глазами. Подполковник не отвел взгляда. - Если бы так...
- То вас бы и контракт не остановил. Понимаю. Но, может, бросим
околичности? Скажите, что вы успели про нас придумать, а дальше обсудим...
- При этом Шульгин ловил глазами мелькающее между зарослями бледно-голубое
платье Анны. Пускай вокруг кладбища возвышалась кирпичная стена и тяжелые
деревянные ворота были закрыты, а за ними вместо новой территории для
высокопоставленных советских деятелей простирался заросший травой луг, он
все равно опасался, как бы не случилось чего с этой неожиданно встреченной
девушкой.
Басманов тоже проследил направление шульгинского взгляда.
Увлекся Александр Иванович. Понять можно. Девушка мила, пусть и не
соответствует его, Басманова, вкусам. Для постели слишком тощая, а для
семейной жизни чересчур умна и явно с крутым и капризным характером. Но,
может, для Шульгина это и нужно. У них у всех там женщины очень непростые,
даже странно, какие они все одинаковые подобрались, словно из специального
училища...
- Если вы обещаете не придавать в дальнейшем нашему разговору
значения... Многие офицеры, с которыми приходилось говорить запросто,
считают, что вы связаны с какими-то потусторонними силами. Рационалисты,
вроде полковника Сугорина, склонны верить вашей легенде - насчет
затерянного в горах или лесах города, где процветают науки и техника,
далеко опередившая общий уровень. Совершенно по роману Жюля Верна "Пятьсот
миллионов бегумы". Придумано неплохо и снимает почти все недоуменные
вопросы...
- А ваша личная точка зрения? - спросил явно заинтересованный
Шульгин.
- Как раз посередине. В колдунов и ведьм я не верю с детства, о чем
сейчас, возможно, и жалею. Вторая идея тоже объясняет почти все, кроме
главного - кто и зачем такое устроил. Двадцатилетние, внезапно
разбогатевшие гимназисты, искатели приключений? Ерунда, прошу прощения.
Тут должны быть замешаны куда более серьезные силы...
Шульгин молчал, чуть склонив голову, и вертел в пальцах незажженную
папиросу. Его реакция поощрила Басманова.
- Я, Александр Иванович, человек вообще начитанный. В последнее
время, правда, возможностей не было, а так я Ключевского, и Соловьева, и
Моммзена с Тацитом и Светонием изучил... Аналогии напрашиваются. Вы о
завещании Серафима Саровского слышали?
- Нет, - легко и совершенно искренне ответил Шульгин.
Это как бы ошеломило Басманова. - А что тут странного? Я
нерелигиозен, в России давно не был, в западных газетах об этом, по-моему,
не писали. Откуда ж мне знать?
- Да, действительно... Ну, все равно. По слухам - сам я, конечно,
возможности его прочесть тоже не имел - Серафим Саровский, умерший
восемьдесят лет назад, оставил завещание, адресованное будущим российским
самодержцам. И, вступая на престол, каждый из них с ним знакомился. Когда
дошла очередь до Николая Второго, он - опять же по слухам - вышел из
кабинета, где хранилось завещание, весь в слезах. И с тех пор пребывал в
постоянной печали, все двадцать три года своего царствования... - И что? -
с любопытством спросил Шульгин. - Когда государь был в Японии, вы помните,
его там еще саблей по голове ударили, один знаменитый прорицатель тоже
предсказал ему тяжелое и мучительное царствование до возраста пятидесяти
лет, а там - небывалую славу, причисление к пантеону святых и грандиозные
успехи возглавляемой им державы. А как раз в пятьдесят его и
расстреляли... Шульгин усмехнулся, прикурил папиросу. - Ну что же, нимб
святого он заслужил и вскоре будет канонизирован. Ах, извините, я перебил.
Продолжайте...
- Так отчего бы не предположить, - продолжил Басманов с искренней
убежденностью в голосе, - что либо император Александр, человек умный и
решительный, тоже, безусловно, с завещанием и японским пророчеством
знакомый, либо, в крайнем случае, кто-то из старших Великих князей,
имеющих на него влияние, решил принять соответствующие меры... Известно
также, что старший брат Николая, цесаревич Георгий, умер якобы от
туберкулеза во время морского путешествия по Средиземному морю... А если
не умер?
- Да-а... - протянул Шульгин, с изумлением глядя на Басманова. И
непонятно было, абсурдности предположения он удивился или невероятной
проницательности новоиспеченного полковника. - И у вас, значит, при
введении в гипотезу данного параметра, все остальное сходится? Остроумно,
весьма остроумно. Георгий не умирает, а скрывается в дебрях Южной Африки,
где тайно готовит материально-техническую базу для спасения династии и
трона. Николая, как личность... э-э, не совсем соответствующую своему
предназначению, подставляют в качестве жертвы Року... Пророчество
формально сбывается, а то, что сказано о славе и процветании, относится к
двум людям сразу? Николаю - нимб Великомученика, Георгию - слава спасителя
России. Вы гений, Михаил Федорович! Это настолько в русских традициях, что
непременно сработает! Царевичи Димитрии, старец Федор Кузьмич, а теперь -
царь Георгий! Да ведь и имя-то какое, Георгий-победоносец! Все!
Аксельбанты генерал-адъютанта вам теперь железно обеспечены. Да... А вот
вопрос - кто из нас пятерых более всего на роль тайного царя подходит?
Басманов покачивал носком начищенного сапога с видом человека, который все
понимает правильно и принимает предложенные правила.
- Георгию Александровичу сейчас должно быть пятьдесят пять. И никого
из вас я, конечно, за него не принял. Ему появляться пока еще рано. А вот
когда вы Москву освободите...
- Точно. Мы берем Москву, он въезжает на белом коне, коронуется и
объявляет возвращение к истинно народному самодержавию времен Алексея
Михайловича... Знаете, полковник, не будем сейчас вникать в скучные
подробности, так оно было или не совсем так, а договоримся... Вы
предположение высказали, я ответил по-английски: "No comment"... Я даже не
буду брать с вас слова хранить тайну о нашем разговоре. Вы автор гипотезы,
ну и поступайте с ней, как знаете. Договорились? А теперь мне пора идти,
господин... - Шульгин улыбнулся двусмысленно, - ладно, пока еще полковник.
Честь имею кланяться. Провожать меня не нужно. Но - готовьтесь. Как любил
говорить один мой друг - не прошло еще время ужасных чудес...
Лавируя между могилами по порядочно заросшим дорожкам, - последнее
время мало кто тратил силы и время на поддержание кладбища в порядке, -
Шульгин подошел к стоявшей в задумчивости над вросшим в землю камнем Анне.
- Вы чем-то опечалены? Так, кроме Николая Васильевича, тут есть и еще
вполне заслуживающие вашего сочувствия люди. - Шульгин хотел сказать, кто
именно, и вдруг запнулся. Да и ведь вправду, чуть правее должен быть
памятник Алексею Толстому, а он еще и из эмиграции не вернулся, слева -
Аллилуевой, и ей жить еще двенадцать лет, остальные известные ему
обитатели кладбища тоже пока не скончались или похоронены пока что в
других местах. Выходит, что даже наизусть знакомое кладбище готово его
подвести при неосторожном выражении. Однако вон, неподалеку, тоже памятная
ему из других времен могила двух братьев-близнецов, двух подпоручиков,
павших в один день в сражении при Сольдау в четырнадцатом году. Он вдруг
подумал, что это скромное надгробье - неожиданное подтверждение реальности
окружающего мира. Уж такую-то деталь ни один режиссер не догадался бы
воссоздать специально...
-Давайте все это оставим. Сказано ведь: "Мертвый, в гробе мирно спи,
жизни радуйся, живущий..." Предлагаю сесть в автомобиль и прокатиться по
достопримечательным местам Первопрестольной. Или же за город, если
предпочитаете. Осенние окрестности города сейчас довольно красивы.
Анна посмотрела на него не по возрасту проницательно.
- Пожалуйста, .Александр Иванович, давайте покатаемся. За город. А
насколько далеко?
"Хоть до самой белой территории", - хотел был сказать Шульгин, но
предпочел удержаться от чрезмерной напористости или излишней
проницательности.
- От вашего желания будет зависеть, уважаемая Анна Ефремовна.
- А зачем вы, уважаемый Александр Иванович, - с возможной
язвительностью в голосе сказала девушка, - разговариваете со мной в таком
тоне? Как будто действительно хотите на наших здешних людей похожим
показаться. Но ведь не получается у вас. У меня не только слух хороший - и
я ваш разговор с полковником Басмановым слышала, так я еще за три
коммунистических года, за неимением иных занятий, много всяких книг
прочитала. Вы ведь и вправду совсем другой человек, чем пытаетесь
изобразить. Так и отлично же! Я давно о чем-то подобном мечтала и готова
