бледная барышня с настороженным взглядом, одетая в ужасное грязно-серое
платье почти до пят и немыслимые шнурованные ботинки?
~ Я готова, мон женераль. Куда мы едем? - И как-то эдак повела
плечами, словно предлагая полюбоваться и оценить ее фигуру и наряд.
- Немного покатаемся по городу, ну а потом... Сюрприз.
Пока Анна усаживалась на высокое пружинящее заднее седло, а Шульгин,
упираясь каблуками в песок, поигрывал манжеткой газа, Ирина успела ему
подмигнуть с многозначительной улыбкой и сделала рукой неуловимый жест. Мол,
все будет в порядке, только не зевай.
Сашка резко газанул. Анна взвизгнула, вцепившись в круглую обтянутую
гофрированной резиной ручку, мотоцикл выбросил струю дыма и веер песка,
взревел и через минуту уже скрылся в лесу.
- Может, наконец что-нибудь у них получится, - с надеждой сказала
Ирина, глядя на опустевшую дорогу. - А то я заметила, последнее время наш
новый мичман Володя уж больно внимательно на нее засматривается...
- Не знаю даже, что тут лучше, а что хуже. Вдруг как раз с ровесником
и современником Аньке больше повезло бы, - ответила Наташа, помня
собственный печальный опыт, когда она предпочла двадцатитрехлетнему
лейтенанту Воронцову гораздо более "перспективного" дипломата.
- Нет, - тряхнула головой Ирина, - со своими ей уже лучше не будет,
она нашей цивилизацией и образом жизни успела отравиться. Это как тебе
сейчас за бывшего одноклассника, который в колхозе трактористом работает,
замуж выйти... Может, и любовь будет, а жить не сможешь.
- Не знаю, не знаю, - вновь с сомнением повторила Наташа.
Севастополь весны двадцать первого года удивительным образом отличался
от того города, каким он был в двадцатом, когда Шульгин с друзьями впервые
ступили на его набережную восемь месяцев назад. И дело совсем не в том, что
тогда это была столица крошечного остатка русской земли, заполненная
десятками тысяч испуганных, теряющих последнюю надежду беженцев и толпами
деморализованных, не желающих больше воевать солдат и офицеров, а сейчас -
нормальный портовый город, военно-морская база огромного по европейским
меркам, площадью и населением вдвое большего, чем Франция, уверенного в
своем будущем государства.
И даже не в том, что изменилась психологическая атмосфера и люди теперь
выглядели спокойными, сытыми и довольными жизнью. Это вообще был какой-то
другой город. Пролившийся на Югороссию золотой дождь, превышающий своей
стоимостью довоенный бюджет всей Российской империи, превратил Севастополь в
странный гибрид Венеции эпохи дожей, Одессы времен портофранко и Кувейта или
Сингапура конца XX века.
Многие беженцы разъехались по домам - в Киев, Харьков, Курск, Ростов,
Царицын, Полтаву. Люди, чьи родные места остались под большевиками, но
склонные к более спокойной и размеренной жизни, тоже предпочли перебраться в
губернские и уездные города материковой части новой России, а сюда нахлынул
народ активный и склонный к коммерции и авантюрам. Нюхом и инстинктом очень
многие чувствовали, где бьет золотой фонтан, и спешили урвать от него свои
несколько капель. И богатые крестьяне ближних губерний везли и везли
поездами и гужевыми обозами свою продукцию: хлеб, мясо, колбасы и сало,
битую птицу, овощи и фрукты на пропитание стотысячного города и
возрождающегося флота.
Клондайк не Клондайк, но что-то вроде этого. Невзирая на греко-турецкую
войну, проливы были открыты, и в Крым шли пароходы с товарами из всего
Средиземноморья, из Англии и даже из Америки. Югороссия покупала все:
мануфактуру, обувь, заморские деликатесы, коньяки и вина, мебель,
стройматериалы, станки и машины. Премьер Кривошеий уже подумывал, не пора ли
вводить защитительные таможенные тарифы, чтобы потоки импорта не утопили
только начинающую отходить от четырехлетнего шока отечественную
промышленность. А главным коммерческим портом вновь сделать Одессу, вернув
Севастополю его историческую роль.
А еще одной приметой нового Севастополя было стремительное
распространение невиданных, взявшихся как бы ниоткуда мод, обычаев и нравов.
Они шли и от ближе всех прикоснувшихся к "цивилизации" басмановских
офицеров, от дам местного полусвета, хватавших на лету все, что исходило от
щедро соривших деньгами, раскованных и мужественных рейнджеров, от довольно
часто появлявшихся в обществе женщин с "Валгаллы". Чтобы ускорить
модернизацию вновь формируемого общества, Новиков даже наладил в типографии
парохода выпуск стилизованных под парижские и лондонские светских журналов.
И теперь офицеры врангелевской армии все чаще щеголяли в камуфляжной
форме, подчас самых диких расцветок, которую наладились шить здешние
портные, девушки и женщины помоложе и порешительнее, хоть и не созрели еще
до мини-юбок, но колени открывать почти не стеснялись, стали входить в моду
джинсы, ткань для которых красили несколько частных заводиков. В
бесчисленных трактирах и ресторанах оркестры исполняли танго, фокстроты и
блюзы, лет на пять, а то и тридцать пять опережая грядущую европейскую моду.
Появились первые барды, поющие под гитару "белогвардейские" песни
Звездинского, Новикова и Розенбаума, кое-где звучали уже и Высоцкий с
Галичем. Шульгин тщательно отбирал и запускал в обращение соответствующий
месту и времени репертуар.
На следующем этапе своего "прогрессорства" друзья планировали открыть
круглосуточную радиостанцию навроде "Маяка" и запустить в продажу бытовые
радиоприемники, хотя бы класса трехлампового "Рекорда" поначалу.
А где-то во Франции жил эмигрировавший в девятнадцатом году инженер
Зворыкин, который через два года изобретет первый телевизор. Неплохо бы
разыскать его, вернуть на родину и кое-чем помочь.
Югороссия стремительно вступала в эпоху модернизации, похожей на ту,
что пережили в следующий исторический период Эмираты или шахский Иран.
И никого не интересовало, откуда что берется. Уставшие за бесконечные
военные годы, жители Севастополя и всего Крыма просто радовались, что
кончились скудость и нищета, что снова, как "при царе", все есть и все можно
купить. Бумажных денег и золота здесь обращалось столько, что при малейшей
деловой смекалке за пару месяцев можно было сколотить приличное состояние.
Практически ни на чем, кроме сообразительности и легкого коммерческого
риска. Что же касается ранее невиданных предметов обихода, так за первые два
десятилетия века на человечество обрушилось столько новшеств, от самолетов,
радио и ядовитых газов до безопасной бритвы "Жиллет" и граммофона без трубы,
что оно по привычке естественным образом воспринимало все что угодно,
Потому и тяжелый мотоцикл с сидящей за спиной Шульгина Анной никого
особенно не удивил. Цеплялись за них взгляды в основном завистливые, точно
такие же, что провожали бы на улицах брежневской Москвы парочку на "Хонде"
или "Судзуки", упакованную в крутую фирму.
Покрутившись по улицам, показав себя и посмотрев на людей, Сашка
остановился возите известного ему уютного приморского ресторана.
Кухня там была очень приличная. На эстраде играл оркестрик из двух
скрипок и виолончели, далеко внизу синело море, посетителей по причине
отдаленности от центра было ровно столько, сколько требовалось, чтобы
заведение не выглядело прогорающим. Девушка много смеялась, оживленно
поддерживала беседу, но Сашка чувствовал в ней внутреннюю напряженность. Он
не знал, о чем разговаривали с младшей подругой опытные и оттого немного
циничные дамы. Просто ощущал, как Анна нервничает. Догадывается, что он
собирается с ней объясниться? Или, наоборот, боится, что этого не
произойдет?
Да и самому Шульгину было немного не по себе. Слишком давно не
приходилось испытывать серьезные чувства к красивой и одновременно наивной
девочке. Пожалуй, со старших классов школы.
Он даже не совсем уже помнил, как с такой следует себя вести. Может
быть, поэтому и старался при каждом удобном случае уехать от Анны подальше
для выполнения очередного "особо важного задания".
Обед закончили мороженым, кофе и рюмочкой коньяку. (Слава Богу, что ГАИ
здесь еще не существовало.) Шульгин подозвал официанта, типично ярославская
внешность и ухватки которого говорили, что в прошлые времена он наверняка
трудился половым в одном из московских трактиров. Расплатился хрустящей
десятирублевкой с портретом генерала Маркова (новые, свободно конвертируемые
банкноты Югороссии, номиналами и цветом соответствующие дореволюционным,
несли на себе изображения павших в боях героев белого движения).
Выехали на приморское шоссе, вместо будущего асфальта покрытое кое-как
прикатанным щебнем. Разогнаться на нем было невозможно, да оно и к лучшему.
Виды вокруг открывались настолько красивые, что на тридцатикилометровой
скорости ими только любоваться, не опасаясь на крутом серпантине улететь
вниз и не жмурясь от встречного ветра. Справа - море, слева ~ покрытые
густым синевато-зеленым лесом склоны гор. Редко-редко встретится на пути
телега или пароконный экипаж. И вдруг - как вестник прогресса - дымит
навстречу открытый двадцатиместный автобус из Ялты. Пассажиры - как
марсиане в круглых очках-консервах, выдаваемых фирмой вместе с билетом.
Руль упруго толкался в обтянутые черной кожей ладони. напоминая Сашке
совсем другие времена, когда они с друзьями гоняли к морю на единственно
доступных любителям двухколесной езды классных мотоциклах - двухцилиндровых
"Явах".
Не доезжая Симеиза, Шульгин повернул налево по неприметной просеке в
дремучем буковом лесу.
Сразу стало прохладно, густо запахло прелыми прошлогодними листьями. У
подножия высоченных, двух- и трехобхватных деревьев затаился зеленоватый
полумрак, хотя солнце только еще собиралось садиться за ближний хребет.
Он решил провести уик-энд (не последний ли в жизни?) на даче не слишком
знаменитого, но вполне состоятельного петербургского писателя, не
разграбленной во время недолгого правления коммунистов в девятнадцатом году
по причине удаленности и от Ялты, и от Севастополя, а сейчас находящейся в
доверительном управлении зависимого от Шульгина по некоторым причинам
ялтинского градоначальника.
Дорога пошла по узкому скальному карнизу, шириной едва-едва
достаточной, чтобы могли разъехаться два экипажа, слева склон уходил вниз
отвесно на сотню и больше метров, крутизна подъема моментами становилась
такая, что даже мощный мотор тянул только на второй скорости, а частые
повороты серпантина стали нервировать и Шульгина.
Анна же постоянно закрывала глаза и тихонько взвизгивала на особенно
крутых виражах.
"Богатый мужик был, однако, - думал Сашка. - Не считая самой дороги,
сколько нужно было за одну перевозку стройматериалов заплатить..."
Он заранее предупредил о своем приезде, и, когда "БМВ" остановился у
крыльца, навстречу вышел пожилой мужчина в выцветшем мундире чиновника
лесного ведомства.
- Александр Иванович? Давно жду. Дом в полном порядке, насколько это
сейчас возможно. Отдыхайте. Я вернусь в понедельник утром. Пожелаете уехать
раньше, заприте двери на висячий замок, а ключик соизвольте положить под
крыльцо. - Он показал, куда именно. - Провизию ваши люди привезли, сложили
в чулане возле кухни и в леднике, дрова напилены и наколоты. Если угодно,
печку могу растопить. А в гостиной камин-с...
- Благодарю, мы сами. - И протянул полусотенную. Сторож или,
возможно, даже и лесничий с достоинством, но проворно сунул ее в карман. Не
