югу. О том, что она движется, можно было судить только по вытянувшемуся за
кормой "Генерала Алексеева" шлейфу дыма. Артиллерийский огонь со стороны
русских кораблей прекратился, только английские линкоры продолжали регулярно
выбрасывать длинные языки пламени из развернутых на левый борт пушек.
- Заходим по порядку бортовых номеров, ~- скомандовал капитан в
ларингофон.
- Первая тройка на второй с головы эскадры корабль, вторая на третий и
так далее. Бомбим с одного захода, возвращение домой по способности. Над
целью не задерживаемся.
Летящие с выпущенными шасси "Чайки", перестраиваясь для атаки,
описывали над эскадрой плавную дугу. С высоты было видно, что башни главного
калибра прекратили огонь, по мостикам разбегаются расчеты зенитных орудий.
После минувшей войны флот научился опасаться воздушного противника, хотя
что, казалось бы, значат сравнительно легкие бомбы против колоссальных
пушечных снарядов? Впрочем, уже проводились опыты и со.сбрасыванием с
воздуха торпед.
Губанов выровнял свой истребитель на трехсотметровой высоте, убрал
колеса и чуть двинул ручку управления, устанавливая алое кольцо прицела
строго по диаметральной плоскости идущего вторым "Мальборо". Навстречу ему
захлопали с крыльев кормового мостика и палубы надстройки 76-миллиметровые
пушки. Оснащенные примитивными прицелами зенитки стреляли шрапнелью, надеясь
не столько попасть в атакующие самолеты, сколько сбить их с курса и
заставить сбросить бомбы в море.
Под крыльями каждой "Чайки" было подвешено по десять кассет,
снаряженных пятикилограммовыми шариковыми бомбами.
Как только в поле зрения прицела вошел высокий форштевень линкора,
капитан плавно нажал большую, как донышко стакана, красную кнопку в центре
приборного щитка.
Самолет подпрыгнул, освобождаясь от груза, Губанов взял ручку на себя и
оглянулся через плечо.
На длинной, как два футбольных поля, палубе "Мальборо" словно розарий
внезапно расцвел. На белом деревянном настиле, на серо-стальных мостиках и
крышах башен, между трубами, тамбурами люков и шлюпками раскрылись десятки
желто-алых пышных бутонов. Они вспыхивали с интервалами в две-три секунды и
тут же гасли, оставляя после себя черные пятна копоти. Лишь несколько бомб
упало в море, остальные с исключительной точностью поразили цель.
Но так красиво это смотрелось только с воздуха. На самом корабле
оценить эстетическую сторону зрелища было уже некому. Тем, кто остался в
живых после стремительного пролета "Чайки", показалось, что по линкору
пронесся внезапный снежный заряд, какие случаются в приполярных водах.
Только вместо снега он нес тучи небольших, размером с вишню, свинцовых
шариков.
Они вонзались в тела артиллеристов, сигнальщиков, матросов
аварийно-спасательного дивизиона, тушивших пожар в каземате шестидюймовок
правого борта, залетали в смотровые щели рубок и амбразуры башен главного
калибра, дробили в хрустальную пыль линзы дальномеров и прицелов.
Вслед за самолетом Губанова, имевшим на киле, там, где изображается
номер, нечто странное - тщательно выписанный алой флюоресцентной, так
называемой "полярной" краской знак квадратного корня с минус единицей под
ним, на цель зашли его ведомые. С вполне обычными двойкой и тройкой на
хвостах. Они, не опасаясь больше зениток, сбросили по четыре
стокилограммовые фугаски. И тоже попали. С развороченными трубами "Мальборо"
выкатился из строя. Трехсотмиллиметровые стены боевой рубки выдержали
близкий взрыв, но ворвавшиеся в узкие прорези смотровых щелей раскаленные
газы моментально обратили в пепел всех, кто в ней находился.
Глава 16
Наблюдая за ходом сражения, Воронцов подумал: похоже, мы
перестраховались. Думали, что все будет куда сложнее. Имея в виду сражения
середины к конца века, готовились совсем к другим боям. Если у Мидуэя четыре
десятка американских бомбардировщиков сумели за час утопить весь японский
авианосный флот при наличии у него огромного истребительного прикрытия и
сотен зенитных автоматов, отчего вдруг мы подумали, что нас ждут большие
трудности? А на самом деде война уже выиграна. Совершенно по закону Мэрфи:
"Жизнь далеко не так проста, как вы думаете. Она гораздо проще". И стоит ли
Шульгину сейчас рисковать своей жизнью и головами еще двадцати безрассудно
отчаянных офицеров?
Адмирал Сеймур не понимал другого. Он стоял на мостике, то поднимая к
глазам бинокль, то опуская его и охватывая старческими, слезящимися от
порохового и угольного дыма глазами панораму страшной битвы. Почему так все
случилось? Адмирал вызвал на мостик коммодора Гуденеффа, умевшего отважно
маневрировать в Ютландском сражении под летящими с двух сторон снарядами на
своих крейсерах-скаутах и наводя линейные силы гранд-флита на Хохзеефлотте
немцев.
- Что вы можете сказать, коммодор? Почему они оставили нас в покое,
атакуя прочие корабли эскадры?
- Я бы сказал так. Первое - русские просто ошиблись, неправильно
поставили задачу своим самолетам...
- Вы в это верите? - печально усмехнулся Сеймур в растрепанную и
посеревшую от дыма бороду.
- Конечно, нет. Боюсь, господин адмирал, Колчак готовит нам куда более
позорную участь. Он намерен уничтожить ваш флот, а потом...
- А вот этого я ему не позволю! - Адмирала охватил предсмертный
боевой азарт.
- Их аэропланы улетели. Час времени у нас с вами точно есть. Не
уверен, что эскадра в состоянии сейчас принять наш сигнал, но все равно.
Флагами и по радио передайте приказ атаки! Строем фронта мы ударим по
Колчаку, ведя беглый огонь прямой наводкой, нам даже не потребуется
вычислять дистанцию и упреждение. А если надо... Если надо, мы пойдем на
таран и сцепимся на абордаж!!!
Адмиралу было шестьдесят три года. Службу на флоте он начал как раз
тогда, когда адмирал Тегетгоф подобными, заимствованными из предыдущей эпохи
приемами выиграл последнюю морскую битву девятнадцатого века. При Лиссе.
Может быть, может быть, он был прав и, бросив сейчас свой линкор в
самоубийственную атаку, успел бы даже под шквальным огнем противника
сцепиться борт к борту.
Только его офицерам и матросам это не было нужно.
- Господин адмирал, сэр, мне кажется, что вы не правы. Гораздо лучше
будет собрать эскадру и полным ходом мчаться к Босфору. Надеюсь, пока их
самолеты заправятся и снова взлетят, мы успеем уйти достаточно далеко. А
русские утюги нас не догонят, - сказал отважный коммодор Гуденефф, который
уже прикинул, что после неминуемой отставки адмирала ему, сохранившему свой
линкор в этой дикой авантюре, вполне может высветиться должность
командующего средиземноморской эскадрой. Срок пребывания в коммодорском чине
он выходил давно, не было только адмиральских вакансий. - Адмирал Сушон,
нужно отдать ему должное, не стеснялся убегать от русских, когда видел, что
они сильнее...
- Они? Сильнее меня? Думайте, что говорите, коммодор! - Сеймур
отвернулся и, вздыбив бороду, отошел на противоположный край мостика.
Шульгин помахал рукой Воронцову со шканцев "Валгаллы", Там, одетые в
черные обтягивающие костюмы, увешанные всевозможным оружием, грузились в
хищного вида светло-синие вертолеты четыре боевые группы.
Тяжелых бронежилетов на них не было, только упругие кевларовые
комбинезоны, титановые каски-сферы с приборами ночного видения, до поры
поднятые вверх, высокие ботинки с толстыми каучуковыми, подкованными
металлом подошвами.
Эскадра Колчака, получив от Воронцова информацию о состоянии отряда
Сеймура, развернувшись еще на восемь румбов, двадцатиузловым ходом двигалась
примерно в сторону Батума, по-прежнему сохраняя дистанцию в сто двадцать
кабельтовых.
Штурмовой полк Губанова на херсонесском аэродроме подвешивал к
самолетам довольно страшные штуки, извлекаемые техниками из зеленых
металлических контейнеров.
Экипажи английских линкоров своими аварийноспасательными партиями
пытались навести на палубах и боевых постах порядок, позволяющий продолжить
сражение. Спору нет, британские моряки, умирая ни за что и по неизвестной
причине, сохраняли должное самообладание и боевую выучку.
Вертолеты Шульгина поднялись в небо и следовали к цели, почти касаясь
посадочными лыжами гребней волн.
Наташа, Ирина и Анна наблюдали за развитием событий, сидя у огромного
экрана на втором этаже бывшего севастопольского арсенала, куда
транслировалось все, что попадало в поле зрения видеокамер "Валгаллы",
броненосцев и вертолетов. И сердца у них замирали сильнее и чаще, чем у
бойцов, непосредственно участвующих в сражении.
Городская публика, наполовину состоящая из отставных моряков, друзей и
родственников офицеров и матросов эскадры, толпилась на набережных, жадно
вслушиваясь в накатывающийся с моря тяжкий гром орудийных залпов. Все
понимали, что за близким горизонтом в очередной раз решается судьба России.
Сеймур, словно бы забыв о своей эскадре, а на самом деле сознательно
бросив ее на растерзание русским самолетам, подводным лодкам, отрядам
миноносцев, если такие найдутся, гнал свой линкор к единственной цели -
броненосному отряду Колчака. Пусть ему придется умереть, но, сблизившись на
пистолетный выстрел, он сумеет умереть красиво. И утопит по крайней мере
хоть один корабль. Желательно - "Алексеева". Пусть и таранным ударом. Честь
будет спасена.
Однако русские броненосцы от него постыдно убегали, и убегали как раз
на такой скорости, что никак адмирал не мог сблизиться на предельные для его
орудий сто двадцать кабельтовых. Все время совсем немного не хватало. Хотя
башни "Эмперора" регулярно выбрасывали сорокаметровые языки пламени, не то
от отчаяния, не то в надежде на случай...
А тут вдруг сзади показались знакомые уже контуры русских аэропланов.
Правда, всего двух. Они шли над морем, приближаясь пугающе быстро. Примерно
в двух километрах от кормы линкора "Чайки" разошлись в стороны, легли в
девяностоградусный вираж и дружно бросились в атаку сразу с носа и кормы.
Почти силой флаг-офицеры затащили геройского адмирала под защиту
броневых плит рубки.
Только истребители не стали бросать шариковых и фугасных бомб на палубу
и так обреченного линкора.
Вместо них они сбросили серию сначала дымовых, а потом начиненных
дихлорарсином - сильнейшим слезоточивым газом - контейнеров.
Офицеры и матросы, задыхаясь и кашляя, спасались от новой напасти по
способности. Кто кинулся вниз по трапам, кто догадался включить башенную
вытяжную вентиляцию, кто просто прижимал к лицу мокрые чехлы и тряпки.
Воевать на линкоре мгновенно оказалось некому.
Тяжелые вертолеты подошли к "Эмперору" сзади с двух бортов
одновременно. Подчиняясь приказу, линкор по-прежнему шел на зюйд
двадцатиузловым ходом, хотя никто в рубке уже не следил за компасами, и
рулевые, бросив штурвал, обливались слезами и напрасно пытались вдохнуть
разрывающий бронхи воздух. Отчего корабль опасно рыскал на курсе,
направляемый только согласованной работой винтов.
Рискуя зацепиться лопастями за еще уцелевшие снасти и проволочные сети
антенн, вертолеты уравняли скорость и зависли: один - над правым крылом
верхнего мостика, второй - над спардеком слева от первой трубы.
Не зря Шульгин тренировал своих рейнджеров. Только одному не повезло,
он слишком рано расстегнул замок подвесной системы. Линкор почти неуловимо
для глаз качнуло, леерная стойка ударила десантника под колени, и он
