летом девятнадцатого года. Остальное - лишь затянувшаяся агония. Я исполнил
свою партию и... сошел со сцены. Так же и Врангель. На картах все видно. В
той обстановке, что сложилась в июле двадцатого, победить он не мог. Однако
же... А сейчас...
Воронцов давно знал, что рано или поздно такой умный человек, как
адмирал, догадается, осознает невозможность происходящего в России и мире с
точки зрения нормальной логики. Но поверить в это не сможет. И будет
мучиться, искать разумные объяснения тому, чего объяснить не в силах.
-...Сейчас, - повторил Колчак, - мы начали какую-то другую историю.
Как мало, однако, для такого поворота нужно! Почему людей, подобных вам, не
оказалось в России шесть лет назад?
- Они наверняка были, Александр Васильевич. Только вот... Помните, у
Пруткова: "Каждый человек необходимо приносит пользу, будучи употреблен на
своем месте". И мы тоже. Нам пришлось реализовывать свои способности в
других местах, пока не представилась наконец возможность применить их здесь.
Да вот хотя бы и вас взять. Уверен, что за пятнадцать лет вы не особенно
поумнели... - Воронцов уловил метнувшееся в глазах адмирала возмущение (в
то время в таком стиле говорить с особами его ранга было недопустимо) и тут
же поправился: - Я имею в виду, что интеллектуальные способности человека
вполне определяются годам к двадцати, а далее идет только накопление
жизненного опыта. Так вот, если бы вам довелось оказаться в Порт-Артуре на
должности Макарова или Витгефта? Да еще и иметь в составе эскадры хотя бы
"Первозванного", "Павла 1", да пусть и "Евстафия" с "Иоанном"? Они ведь еще
в 1903 году были заложены, с английскими темпами постройки вполне могли к
началу войны поспеть...
Колчак задумался лишь на мгновение, потом лицо его просветлело. Словно
он решил наконец мучившую его математическую задачу.
- Ну, если таким образом рассуждать... "Янки при дворе короля Артура",
сочинение господина Марка Твена. Приходилось почитывать. Забавно, забавно. А
почему бы и нет, в конце концов?
- Разве что в переносном смысле, - делая вид, что принимает слова
адмирала за тонкую шутку, улыбнулся Воронцов. - Человек действует в
обществе, уровень развития которого ниже его умственных способностей.
Например, испанцы в Америке XVI века. Однако, продолжая литературную тему,
гораздо правильнее будет счесть меня и моих друзей некими гибридами из графа
МонтеКристо и профессора Саразена, описанного Жюлем Верном в романе "Пятьсот
миллионов бегумы". Не в пример больше сходства, чем с означенным "янки".
Когда броненосец уже входил в Северную бухту, Колчак вдруг спросил
Воронцова, как бы возвращаясь к началу разговора:
- А вот что вы мне на такой вопрос ответите? Допустим, меняя
предопределенный ход событий, мы (Дмитрий сразу же отметил это "мы")
исправляем историю к лучшему. Прекратив гражданскую войну, спасаем тысячи
людей, которые в противном случае обречены были на гибель. Освободив от
англичан Константинополь и проливы, предотвращаем большую европейскую, а то
и новую мировую войну. Но... - адмирал поднял палец, - ведь при этом мы
обрекаем на смерть тысячи других людей, которым погибнуть отнюдь не было
предназначено. Скажем, тех английских, да и наших моряков, которые пережили
минувшую войну, готовятся к увольнению в запас, а по нашей с вами воле снова
окажутся в бою. Так нравственно или нет обрекать на гибель одних людей во
имя жизни других, которые как бы уже были обречены смерти волею
провидения?.,
И тут Воронцов подумал, а не повредился ли в уме адмирал слегка, сам
проведя триста с лишним дней в ожидании казни, читая при этом исключительно
духовные писания, причем созданные и двести, и триста лет назад? Религиозная
литература иногда может быть полезной; считал он, сам оставаясь убежденным
атеистом, хотя бы как болеутоляющее средство, но нельзя же есть анальгин или
мепробамат ежедневно и горстями.
- На эту тему вам бы лучше с господином Новиковым поговорить. Он у нас
психолог и философ. Я же простой шкипер. Но на войне бывал. Разве там
постоянно не приходится делать аналогичный выбор? Когда вы размышляли над
картой, какой эсминец и какую лодку послать к Босфору нз перехват "Гебена",
вы не решали тем самым судьбу конкретных людей? Погибнет экипаж "Жаркого" (а
почему не "Жуткого"?) ради того, чтобы немец не потопил на переходе
транспорт с войсками. идущий в Батум. Военной целесообразностью вы
руководствовались, ваше высокопревосходительство, или соображениями чересчур
уж высокой морали?
- Ах! - вздохнул Колчак. - Не поняли вы меня. Я ведь совсем о другом
говорил...
Глава 14
Воронцов специально спланировал предстоящий бой так, чтобы он начался
на траверзе мыса Сарыч. Виделся здесь какой-то тайный смысл. Если уж ему не
пришлось переиграть Цусимское, а еще лучше сражение в
Желтом море 28 июля 1904 года, так хоть здесь взять реванш, в том числе
и за бой, который произошел именно в этом месте 18 ноября четырнадцатого
года и мог бы увенчаться блестящей победой русского оружия, изменившей весь
дальнейший ход войны, но по обычаю последнего полувека судьба оказалась
неблагосклонной. Победа уплыла из рук адмирала Эбергарда из-за глупейшего
стечения обстоятельств. Дмитрий был с детства склонен к всевозможным
историческим аллюзиям.
А адмирал Сеймур, надменный и самоуверенный, как и большинство
британских адмиралов начала XX века, воображал, что некоторое техническое и
гигантское численное превосходство их флотов делает как бы автоматически
англичан лучшей морской нацией мира и любой бросающий им вызов обречен не
просто на поражение, он должен быть сокрушен, как святотатец.
Причем, что самое забавное, реальность мировой войны на море отнюдь не
подтвердила амбиций сынов "владычицы морей". Скорее наоборот, при
столкновении с достаточно серьезным противником англичане всегда терпели
поражение, иногда условное, как в Ютландском сражении, а иногда и
абсолютное, как в Дарданелльской операции. И тем не менее скромнее
британские флотоводцы не стали.
Впрочем, уж сейчас-то вышедшая из Босфора линейная эскадра, которую
Сеймур лично вел к берегам Крыма, могла рассчитывать на великолепную,
блистательную победу.
Пять линкоров, островов плавающей стали, без всякой иронии ~ воплощение
технического гения кораблестроителя Уатса и стратегического - адмирала
Фишера, окрашенные блестящей оливково-серой краской, имевшие по десять
колоссальных 343-миллиметровых орудий. густо дымя угольными котлами, шли на
север. "Айрон Дюк", "Мальборо", "Бенбоу", "Эмперор оф Индиа" и слегка
уступающий им в вооружении и водоизмещении "Центурион".
Их младшие "систер-шипы", куда более мощные сверхдредноуты
средиземноморской эскадры "Куин Элизабет", "Уорспайт", "Бархем" и прочие,
вооруженные вообще уже чудовищными пятнадцатидюймовыми пушками, нахватавшись
снарядов с Дарданелльских береговых батарей и торпед старых турецких
миноносцев, два года назад расползлись по своим Скапа-Флоу, Сингапурам и
прочим разбросанным по миру базам, а эти остались обозначать величие империи
в средиземноморских и черноморских водах.
Адмирал Сеймур привык входить во главе своих броненосных эскадр в
русские и турецкие порты так, будто никаких международных законов и
суверенитетов для него не существовало. Да так оно и было.
Поэтому и сейчас он шел на север, не представляя, что кто-то может
бросить ему вызов.
В девятнадцатом и начале двадцатого года британские линкоры вели себя в
Черном море отнюдь не как союзники. Они четко ощущали себя оккупантами,
арбитрами в споре мелкопоместных князьков. Когда хотели - обстреливали
красные войска, подходящие к Севастополю и Новороссийску (но стараясь не
наносить им существенного вреда из соображений большой политики), когда
начинали изображать нейтралитет - взрывали и топили жалкие остатки белого
флота, уводили в Босфор понравившиеся им гражданские пароходы. Снова
возвращались, чтобы не оставлять без присмотра набирающего силу Врангеля, и
в конце концов бросили его и армию на произвол судьбы, отказавшись принять
доведенных до отчаяния людей на свои просторные палубы и подписав тем самым
смертный приговор десяткам тысяч.
Та гигантская боевая мошь. что представляли собой пять сверхдредноутов,
была в этой экспедиции совершенно не нужна. Каждый из линкоров был намного
сильнее единственного боеспособного корабля Черноморского флота,
легкобронированного и до предела изношенного в походах и боях "Генерала
Алексеева^ (он же - "Императрица Екатерина Великая"). Но Сеймур решил еще
раз показать всему миру, что с Британией не шутят. Окончательно унизить
возомнивших о себе русских, под дулами пушек увести из Севастополя
"Валгаллу", если потребуется - разоружить последний черноморский линкор и
береговые батареи. А на обратном пути в отместку Мустафе Кемалю разгромить
Зонгуллакский порт. Ну и заодно потренировать в приближенных к боевым
условиях экипажи. За последнее время на флот пришло слишком много не
заставшей войну молодежи.
Воронцов вышел в море на "Валгалле". Бестактно было бы мешать Колчаку
своим присутствием на мостике и в боевой рубке "Алексеева". Тем более что у
него была и своя задача. А план предстоящего боя они отработали со всей
возможной тщательностью, Дмитрий буквально заклинал адмирала не поддаваться
эмоциям, не отступать от диспозиции ни на шаг, сколь бы заманчивыми ни
казались могущие возникнуть по ходу дела варианты. Ну и еще он полагался на
постоянную связь, которую должен был поддерживать по радио откомандированный
на эскадру мичман Белли.
Подробнейший инструктаж получили командиры и старшие артиллеристы
линкора и трех броненосцев, с которыми Воронцов лично провел два десятка
занятий на тренажерах и несколько учений с боевой стрельбой. Конечно,
невозможно исключить форс-мажоры и неизбежные на море случайности, но в
целом Воронцов считал, что большего сделать уже невозможно.
Локаторы "Валгаллы" показали, что британская эскадра в строю кильватера
идет пятнадцатиузловым экономичным ходом и, сохраняя прежний курс, через
полтора часа окажется в расчетной точке.
Отряд Колчака крейсировал на две мили южнее границы двенадцатимильной
зоны. Головным - "Генерал Алексеев", за ним "Евстафий", "Иоанн",
"Пантелеймон". Эсминцы "Гневный", "Пылкий", "Дерзкий", "Беспокойный"
держались в десяти кабельтовых мористее.
Сама "Валгалла", слегка подрабатывая машинами, лежала в дрейфе пятью
милями к осту. Компьютерный планшет в реальном масштабе времени
воспроизводил всю оперативную обстановку. На четырех полутораметровых
экранах последовательно, слева направо, крупным планом Воронцов и Шульгин
могли видеть отдельно русскую и английскую эскадры, картину, передаваемую
телекамерами кругового обзора с клотика флагманского линкора Колчака, и
внутренний вид боевой рубки "Алексеева". В случае чего можно будет вовремя
заметить, если что пойдет не так, и успеть вмешаться.
- Как в народной сказочке, ~ усмехнулся Шульгин, впрочем, несколько
нервно:
- "Высоко сижу, далеко гляжу, не садись на пенек, не ешь пирожок..."
- Я бы предпочел, чтобы такая же картинка шла и из сеймуровской рубки,
- не поддержал шутки Воронцов.
- Знал бы прикуп, жил бы в Сочи... ~ Как там твои орлы, не мандражат?
- сменил тему Дмитрий, не отрывая глаз от левого экрана и пристально
вглядываясь в изображение идущего головным "Эмиерора". Что-то ему там не
нравилось. - Видишь? - ткнул он пальцем в район единственной трехногой
