получен для использования по назначению, плюс распоряжение на том же бланке
хранить факт передачи в тайне от всех до особого распоряжения. Надеюсь, те
двое не слишком часто интересуются состоянием здоровья "пациента" и наносят
ему визиты?
- Когда как. Чудновский прошлым месяцем заезжают, а Смирнов с самого
февраля ни разу не был.
- Вот и весь сказ. Сделай так, чтобы недели две никто ничего не знал,
а там по обстоятельствам. Можем из Москвы на имя Сибревкома телеграмму
прислать: "Объект доставлен в целости, благодарим за образцовое выполнение
задания".
...Ехали недалеко, но долго. Дорога была сильно переметена снегом, и
автомобиль часто буксовал. Хорошо еще, что водитель догадался надеть цепи на
задние колесо. Верстах в сорока от Иркутска в сторону Усолья на холме,
окруженном густым сосновым бором, стоял совсем небольшой монастырь. Монахов
в нем давно уже не было, населяли его два десятка латышей и мадьяр из
Интернационального полка и человек шесть штатской обслуги. Еще четверо
пожилых ко всему равнодушных надзирателей, лет по двадцать пять прослуживших
в знаменитом Иркутском централе которым давно было все равно, кого охранять.
Да они и не знали, кто содержится в одиночке, под которую приспособили две
смежные сводчатые кельи. Телевидения в то время не было, кинохроники
практически тоже, а если попадались кому из них года полтора назад газеты с
портретом Колчака, так узнать в нынешнем узнике бывшего Верховного правителя
с тремя черными орлами на широких погонах было бы затруднительно даже хорошо
знавшим его людям. Самому же адмиралу было строжайше приказано своего имени
не называть. И вообще не вступать с надзирателями в разговоры, за
исключением чисто бытовых и необходимых.
- Вы бы еще железную маску на меня надели, - сказал он иронически
Чудновскому.Еще весной
- Надо будет - наденем. И не только на вас. Колчак догадался, что
чекист (все они для него были чекисты), говорит о Тимиревой, об Анне
Васильевне. И замолчал.
...Сегодняшний день начался, как обычно, как любой из прошедших в
бессудном и бессрочном заключении трехсот прпдыдущих. Тянулись они то быстор
- летом,когда разрешалось гулять без ограничений по выходящей в сторону
Ангары крытой галерее, то удручающе медленно.Физическую форму адмирал
поддерживал лишь колкой дров и многочасовым кружением по камере.Остальное
время читал - исключительно церковные книги, других в монастыре не имелось,
а газет не давали, или, лежа на спине и закутавшись в
шубу,вспоминал.Недолгие дни своего правления - изредка, предвоенные и
военные годы - постоянно.
Он не знал, для чего его здесь держат, предполагал, что в ожидании
суда.Не знал и о том, когда таковой состоится.Может быть, после окончания
гражданской войны.В исходе ее адмирал не сомневался.Что происходило в
Сибири, он видел сам,последняя дошедшая до него сводка с деникинского фронта
(в январе двадцатого) говорила о начавшейся и там катастрофе.
Допрашивали его после перевода в монастырь всего три-четыре раза.
Спрашивали только о золоте,другое чекиста Васильева не интересовало. С
удручающей обоих монотонностью повторялись те же самые вопросы и ответы
адмирала.
- Нет,не знаю, после Нижнеудинска лично вагонов не видел. Обращайтесь
к Жанену и Сыровому. Они с Васильевым, кажется, разобрали по метрам весь
маршрут от станции Татарской, где после столкновения поездов "золотой
эшелон" был переформирован, до Иннокентьевской, кде Колчака арестовали чехи.
- Союзники сопровождали эшелон, с них и спрашивайте. - На этой
позиции Колчак стоял твердо.
... В камере было холодно. В окне, забранном толстыми, в руку, прутьями
решетки, косо летели крупные снежинки,дымоходы от ветра стонали тоскливо и
нудно. Колчака познабливало.Ему казалось, чо он заболевает. Ну и черт с ним,
какая разница!..
Вдалеке, на узкой, "архиерейской" , как здесь ее называли, дороге,
связывающей монастырь с Сибирским трактом, послышался забытый звук.Похожий
на завывание автомобильного мотора.
Адмирал прижал ладонь к нижней части оконного стекла, протаивая
смотроваой глазок. Увидел в перспективе просеки черного жука, барахтающегоя
в снегу, как в тарелке со сметаной.Опять наверное, будет допрос. Провизию
для узника и охраны, а также смену наружной охраны привозили раз в месяц на
лошадях.
В коридоре загремели шаги.Стук промерзших кожаных подошв по
лиственничным плахам гулко отдавался под сводами. Чудновский,Васильев, когда
приезжали, входили тихо, даже вкрадчиво, а сейчас идут грубо, решительно,
можно сказать - нагло. Сердце на мгновение ох ватила обморочная млабость.
Или конец,или какие-то перемены в жизни.Возмлжно, повезут на суд. Или в
другую тюрьму. Как царя из Тобольска в Екатеринбург. Что бы там ни было,
нынешняя жизнь, постыла, мучительная своей безсмысленной неопределенностью,
вдруг показавшаяся даже милой, кончилась.
Завозился ключ в скважине. Вошли,нет - ввалились, кучей, сразу
заполнив первую комнату. Впереди он, инквизитор, палач Васильев. Остальные
незнакомы. В бекешах, полушубках, один в короткой кожанке на меху. Но что
это? Знакомое, безусловно знакомое лицо ! И не из этих, не из большевиков,
совсем другой, забытой жизни. Что это значит? Очная ставка?
Высокий человек с сухощавым, гладко выбритым лицом, надвинувший на
глаза лисью ушанку, будто прячущийся за спиной главного чекиста,поднес на
долю секунды,словно невзначай,ладонь к губам.Кивнул чуть заметно и
отвернулся.
Колчак пошатнулся на вдруг ослабевших ногах, нащупал за спиной
табурет.Сел,скривил тонкие побелевшие губы. "Господи, укрепи душу раба
твоего..."
- Извините, господа, нездоровится мне. Вынужден быть невежливым...
Васильев тоже выглядел непонятно растерянным. Словно не знал зачем он здесь.
"Неужели все-таки расстрел? Без суда? - неожидан но спокойно подумал
адмирал. - Иначе отчего он так.. тушуется?"
- Гражданин Колчак, - произнес стоявший слева от чекиста человек в
кожанке, в не по погоде легких сапогах, ногтем большого пальца пригладил
короткие светлые усы, - мне поручено сообщить вам, что по распоряже нию
Совета Народных Комиссаров... - "Вот оно... Приговор. Все-таки без суда",
- понял адмирал, - вы будете этапированы в Москву для определения вашей
дальней шей участи. Собирайтесь.
Колчак непроизвольно судорожно вздохнул. В бронхах вдруг остро кольнула
боль. Он собрался с силами и встал.
- Хорошо. Мне понятно. Если можно, подождите в коридоре. Я хочу
переодеться, Когда люди выходили из камеры, тот, знакомый, подзадержался и
снова кивнул. Ободряюще. "Кто он? Не могу вспомнить. Владивосток. Петербург,
Гельсингфорс? Севастополь, конечно же, Севастополь! Но как, откуда здесь,
зачем?"
...На площадке лестницы, ведущей в братскую трапезную, Шульгин
остановился. Один из сопровождавших офицеров остаются у двери камеры.
Кирсанов тут же полез в карман за портсигаром. Всю дорогу от города он не
курил, не имел привычки делать это на морозе, и сейчас затягиваются жадно,
глотая дым, словно добравшийся до колодца в оазисе путник воду.
- Пока все идет удачно, Павел Васильевич?
- Более чем. Правда, до Москвы дорога длинная? всякое еще может
случиться...
- Бог с вами, накаркаете еще... Васильев вдруг начал ощущать смутное
беспокойство Что-то вокруг было н.е так. Он еще не понял, откуда ис ходит
тревога, но не зря ведь два года уже занимаются сво ей работой,
- Я вот что думаю. - продолжил Шульгин. - С то варищем Васильевым
надо определиться окончательно Помог он нам и правильно сделал. Расписочку я
ему сей час напишу... Только вдруг он решит, как оно говорится и рыбку
съесть, и все остальное тоже?
"Они говорят между собой так, словно меня здесь нет. Или я уже... -
осенило чекиста. - И вообще они совсем не те... Не наши... А что делать?
Выхватить "наган", поднять стрельбу, бежать к казарме охраны?
- Может, - лениво согласился Кирсанов и вдруг стальным зажимом
перехватил запястье Васильева. - А ну, не балуй! Ишь, глазенки забегали. -
Другой рукой он опустошил кобуру чекиста.
- Нервный какой. Тебе чего, дурак, померещилось? У нас нервных не
любят. Стой и молчи, если жить собираешься.
Шульгин сунул в карман поданный Кирсановым револьвер.
- Этого я и боялся. С таким импульсивным характером он свободно мог
тут же кинуться к своим подельникам и начать каяться, плакать, что он не
хотел, что его наставили...
- Я ж говорю - дурак, - кивнул Кирсанов. ~ Поэтому во избежание,
когда адмирал соберется, посадите его туда же, Павел Васильевич. Пусть хоть
сутки себя в его шкуре поощущает. А надзирателям скажите, чтобы до
послезавтра к дверям и не подходили. Хоть головой в дверь колотить будет.
Иначе... Потом можно выпустить... -~ И снова обратился к Васильеву: ~- Но
когда доберешься до Иркутска, болтать не советуем. А лучше всего втихаря
собирай манатки и рви куда глаза глядят. Можешь даже в Китай. А то вдруг из
Москвы телеграмма вовремя не дойдет...
Шульгин сейчас явно говорил лишнее. Вполне можно было довести партию до
конца чисто, чтобы ни у кого не возникло и малейших сомнений, но уж больно
захотелось ему позабавиться. Убивать чекиста он не собираются. так пускай
тот хоть испытает муки уязвленного самолюбия, страх перед соучастниками,
посидит в одиночке, не тая, чем все для него закончится. А если его все-таки
пристрелят свои, туда ему и дорога. Главное, помешать он уже не сможет.
Васильева втолкнули в камеру адмирала, и после скрипа ключа он успел
услышать:
- Ваше высокопревосходительство! Капитан первого ранга Кетлинский в
ваше распоряжение прибыл!
Чекист ударил бессильными кулаками в стену, прижался к ним лбом. Белые,
ведь это белые! Обманули, выручили своего адмирала, а он не сумел его
сохранить для ираведливого революционного суда! Уж лучше бы действительно
расстреляли тогда на берегу Ангары, как и собирались...
- Так. За спасение благодарю. Но, очевидно, я чего то не понимаю. Если
генерал Врангель, которого я, при знаться, плохо помню, является Верховным
правителем то где, простите, в таком случае генерал Деникин, при нявший от
меня титул Верховного? И каков вообще госу дарственный строй в России? Что
такое Югороссия? Следует ли понимать, что с большевиками заключен мир и
лозунг единой и неделимой России потерял свое значе ние? Либо я несколько
повредился в уме, либо происхо дит нечто мне непонятное,
"Хороший симптом, - подумал Шульгин, - "пациент" сохраняет
критический стиль мышления. Понятно что все им пережитое - катастрофа на
фронте, преда тельство союзников, допросы в Чека, почти целый год одиночке с
еженошным ожиданием смерти, - отнюдь не способствует душевному равновесию,
но все же радость от чудесного спасения должна бы перевесить.,."
- Александр Васильевич, - сказал он, - может быть не будем именно
сейчас вдаваться в скучные подробное ти жизни? Разве мало вам того, что есть
в данную секунд ду? Могли ли вы вообразить подобное еще шесть часов назад?
Эрго - бибамус
Адмирали послушно выпил еще. Кетлинский, до этого не участвовавший в
застолье, по сигналу Шульгина подвид нул свой стул к торцу стола и тоже взял
протянутый стакан
- Папиросу, сигару, ваше высокопревосходительство? Колчак взял сигару.
Прикурил от поданной Шульги ным зажигалки. Жадно и глубоко, словно это была
не си гара, а легкая папироса, затянулся. Не смог замаскиро вать
естественного для соскучившегося по настоящему табаку курильщика дрожания
