собой. С первого нашего шага в этой реальности. Вот тот, первый, еще
определялся свободной волей, но все равно вытекал из глубинной сути личности
сделавшего этот шаг человека. А любой последующий уже становится единственно
возможным. И нельзя остановиться, потому что иначе - катастрофа. Или с
тобой лично, или с окружающими тебя людьми.
Неважно, физическая она будет или нравственная. И, значит, уже почти
ничего не зависит от твоей воли. Пусть ты уйдешь, скроешься, бросишь все, но
машинато уже запущена. Продолжает готовить к грядущим боям пехоту Берестин,
реставрирует флот Воронцов, везет по Сибирской магистрали Колчака Шульгин,
плетет интриги в Москве Олег... И еще тысячи и сотни тысяч людей, сами этого
не понимая, трудятся, рискуют жизнями, а то и отдают их ради осуществления
словно бы так, для забавы придуманных тобой планов. Так куда же ты теперь
денешься, Андрей Дмитриевич?
- Вот же ерунда какая, - стряхнул наваждение Новиков. - Что-то и в
самом деле с головой неладное. Впору начинать лечиться от невроза навязчивых
состояний, как сказал бы Сашка.
Он зажег спиртовку под причудливой медной кофеваркой, потянулся,
откинувшись на плюшевую спинку кресла. Этот аляповато-пышно убранный номер
вдруг напомнил что-то похожее из раннего детства. Вроде бы они с отцом жили
в похожем номере люкс. В Сочи или в Ялте. Ему тогда было лет пять, наверное.
Андрей открыл свежий номер издающегося здесь на английском журнала
"Обозреватель". На цветной, в полный разворот карте нанесена линия фронта на
позавчерашний день. Греки заняли уже две трети европейской и чуть не
половину азиатской Турции. Ближайшим к Ангоре свободным портом на Черном
море был Зонгулдак. Если направить туда пароходы с артиллерией, танками,
боеприпасами, военными советниками и "добровольцами". как в Испанию в
тридцать шестом, да поручить руководить действиями "интербригад" Берестину,
нанести фланговый удар по грекам в направлении Измит-Бурса, то... То
получается очень интересно.
Он дописал "меморандум", заклеил конверт и спрятал его во внутренний
карман, туда, где уже лежало рекомендательное письмо Черчилля к верховному
комиссару Великобритании в зоне проливов.
Сегодня предстоит нанести еще несколько визитов. О пуле в затылок он
больше не вспоминал.
Глава 8
Самым сложным моментом на заключительном этапе своей операции Шульгин
считал организацию отрыва от сопровождающего эшелон бронепоезда и
гроцкистско-аграновских соглядатаев, которые наверняка должны были
догадаться о содержимом извлеченного из "глубины сибирских руд" состава.
Если же нет, если предположить, что они не настолько проницательны (в
принципе и такое было возможно, не столь уж высокого интеллектуального
уровня люди их сопровождали, да и об исчезновении части "золотого эшелона"
были осведомлены далеко не все), то и в этом случае уйти на юг незамеченными
было очень и очень трудно. При очередной встрече с командиром бронепоезда на
прямой вопрос, что такого интересного может быть в вагонах, за которыми
пришлось ехать с вооруженной силой через пол-России, Шульгин с загадочным
видом и как бы под большим секретом сообщил, что в них находятся крайне
необходимые для республики полевые дизельные электростанции, закупленные
царизмом еще в начале войны и предназначавшиеся для строившейся тогда
дороги.
- Каждая из них может целый уезд освещать, а в поезде их аж десять.
Помнишь, что товарищ Ленин сказал? Коммунизм - это Советская власть плюс
электрификация всей страны!
Командиру, бывшему флотскому гальванеру, такое объяснение было понятно
и убедительно. Он даже подтвердил:
- Верно рассуждаешь, товарищ Шульгин. Угольные станции строить или там
на дровах, это сколько ж времени и денег надо! А тут раз-два, поездом или на
грузовиках, куда надо, подвез, в любом сарае поставил, и пожалуйста. По уму
таких станций не десять бы надо, а тысячи, чтобы в каждой деревне крутились.
- Будет и в каждой деревне, дай срок, - успокоил матроса Шульгин.
После Казани у Шульгина уже все было готово. Отпустив бронепоезд вперед
на два перегона, на маленькой, почти безжизненной станции, имеющей, однако,
нужное для маневров количество путей и стрелок, он переформировал свой
эшелон. Разделил его на два. Вперед поставил паровоз "0В" с вагонами охраны
и восемь "золотых" теплушек. Начальником поезда назначил Кирсанова. К
скоростному шведскому паровозу прицепил свой салон, в котором одно купе
занимал он сам, а второе - Колчак, еще один пассажирский вагон первого
класса, куда поместил сопровождающих морских офицеров, и остальные товарные,
груженные по преимуществу платиной и антикварными ювелирными изделиями. Эти
сокровища ему, откровенно говоря, не были особенно нужны, вполне можно
отдать весь поезд Троцкому (чтобы стал еще покладистее), да не хотелось
слишком уж его обогащать. Тем более что Шульгин вовремя догадался - следует
несколько разнообразить выбрасываемый на мировой рынок драгоценный металл,
нельзя бесконечно тиражировать одни и те же южноафриканские слитки.
На станции Канаш, где железнодорожный путь раздваивался, он приказал
бронепоезду идти "зеленой улицей" на Москву через Арзамас - Муром. Вместе с
командиром и личным представителем Агранова дали соответствующую телеграмму
по линии. А когда хвост "Розы Люксембург" скрылся из вида, Шульгин
распорядился перевести стрелку на левую ветку, ведущую к Саранску и дальше к
Пензе, куда и свернул поезд, увозящий адмирала.
Перед входным семафором станции Шумерля длинными гудками паровоза
Шульгин остановил пыхтящий впереди бронепоезд. Соскочил с подножки на
посыпанную шлаком дорожку вдоль платформы, долго ждал, когда откроется дверь
штабного вагона. Наконец оттуда появилась коренастая фигура Прыгунова,
начальника артиллерии. Сашка махнул ему рукой, подзывая.
- Что-то третий состав отстает, - сказал он, глядя в красное,
распаренное лицо и ускользающие глаза артиллериста. - А Мокрецов где?
- Отдыхает командир. Обошел бронеплощадки, проверил матчасть и соснуть
прилег, минут на триста...
- И пусть отдыхает. Главное, чтобы до Москвы отдохнул, - понимающе
усмехнулся Шульгин, уклоняясь от густого запаха только что употребленного
самогона. - Слушай меня. Давай сюда кого-то из путейцев, пусть отцепят один
ваш паровоз, и двигайтесь вперед помаленьку. А я на нем сбегаю посмотрю, что
там у них случилось.
- Да зачем бежать-то? Сейчас со станции по телеграфу запросим, где там
они и что... - Прыгунов сделал судорожное глотательное движение. Похоже, он
выпил, а закусить не успел, и самогон жег ему глотку.
- Какой телеграф? Вдруг они посреди перегона стоят? Езжайте без
остановок до Сергача или уж до Арзамаса вместе с литерным "А" (так
обозначался поезд Кирсанова), а я разберусь с отставшими и вас там догоню. А
может, и раньше, если они недалеко застряли. Слушай, - заговорщицки понизил
голос Сашка, - у вас там еще есть? - щелкнул себя по горлу, уточняя.
- Свободно. Давай за мной...
Шульгин несколько раз для налаживания отношений выпивал с командиром,
начартом и комиссаром, причем держал себя как простецкий, не шибко
образованный и весьма склонный к "этому делу" парень. Оттого его вопрос
удивления не вызвал. Да и в состоянии, в каком пребывал Прыгунов, желание
товарища присоединиться к гулянке всегда воспринимается с энтузиазмом.
В штабном вагоне бронепоезда было адски накурено, стол накрыт просто,
но основательно, командир Мокрецов не вязал лыка, а комиссар с начальником
штаба если и сохраняли пока ясность рассудка, то вряд ли надолго.
Сашка выпил для приличия полстакана, проследив, чтобы остальные приняли
по полному, рассказал подходящий к случаю анекдот, махнул рукой - ладно,
отдыхайте дальше... - и откланялся, убежденный, что начарт немедленно
забудет о состоявшемся деловом разговоре.
Он сам проследил, как перецепляют классные и броневые вагоны, сначала
задвинув лучший из двух паровозов в боковую ветку, а потом, пропустив вперед
литерный, вновь вывел его на главный ход. Дежурному по поезду приказал
начальство без крайней нужды не тревожить, заглянул в будку машиниста и
распорядился гнать бронепоезд "во всю ивановскую", пока хватит угля и воды.
- До Арзамаса должно хватить, - ответил машинист, которому тоже
хотелось поскорее добраться до дома.
- Вот и вперед. В Арзамасе забункеруетесь - и дальше.,
Шульгин дождутся, когда и дымы скрылись за лесом, поднялся по лесенке
на свой паровоз.
- Планы меняются, товарищ механик, - сообщил он разбитному, похожему
на цыгана машинисту. - Срочное задание. На Москву пойдем через Пензу и
Тулу.
- Да мне что так, что так. Лишь бы харчей да угля вволю было.
- Никаких вопросов. Пусть вас не беспокоят эти глупости...
...Поезд с Колчаком Шульгин нагнал уже в Алатыре, в полутора сотнях
верст за развилкой. По его расчетам, на бронепоезде спохватятся и начнуть
искать отставших часов через пять-шесть. Еще столько же сумеет морочить им
голову Кирсанов. А там, как говорится, пусть ловят конский топот. На всякий
случай, дав предварительно телеграмму по линии о пропуске без задержек
литерного "Б", Шульгин распорядился через каждые тридцать-сорок верст, в
самых глухих и труднодоступных местах, рвать телеграфную линию, причем
снимая по сотне и больше метров провода. За Кирсанова он не боялся. Со
своими рейнджерами и очередным мандатом Тропкого, выписанным теперь уже на
его имя, как-нибудь разберется с "матросом". А что делать непосредственно в
Москве, как успокаивать Агранова и чем пригасить возможный гнев Троцкого,
они обсудили подробно.
Шли на предельной, какую только позволяли тяга паровозов и состояние
пути, иногда разгоняясь до семидесяти верст в час. Пересев в свой вагон,
Сашка любовался мелькающими за окнами шишкинскими пейзажами и безуспешно
пытался выбросить из головы неизвестно где подцепленную строчку из дурацких
куплетов, удивительно четко ложащуюся на грохот колес по стыкам: "Хи-хи
талончик, ха-ха талон, на миллиончик, на миллион..."
"Хорошее здесь все-таки время, - думал он. - Совершенно дикие
авантюры удаются без особых усилий. У нас бы такая штука не прошла. Через
два часа отловили бы. Как там блатные выражаются? Побег на рывок".
И вот наконец граница. Никак специально не обозначенная. Поезда ведь
даже в разгар гражданской войны холили почти беспрепятственно через все
фронты и неизвестно кем контролируемые территории. Бывали, конечно, и?
грабежи, и проверки документов, но в целом действовало неписаное соглашение
об экстерриториальности железной дороги и неприкосновенности поездных
бригад.
Просто сразу за въездным семафором, на перекинутом через пути
переходном мостике, висел щит с не слишком умело нарисованным зеленой
(другой, наверное, не нашлось) краской двуглавым орлом, на перроне сганции
поезд встречали солдаты уже в погонах да в разрисованной черными и белыми
полосками будке помещался погранично-таможенный пост.
Колчак размашисто перекрестился, Шульгину показалось, что глаза у него
увлажнились.
- Добрались, ваше высокопревосходительство, - широко улыбнулся Сашка.
~ Вот теперь можно и банкетец закатить...
- Блестящая операция, генерал, совершенно блестящая, никогда бы не
поверил, что такое возможно!
- Ну как вам сказать. Скорцени в свое время еще более блестящую
провернул, хотя, конечно, наша тоже...
Дальше ехали, уже не слишком торопясь, а главное - не нервничая.
Шульгин связался по радио с Берестиным, который в Харькове издергался,
