изданий ближайших конкурентов, настроение тещи главного редактора, да
господь бог не знает, что тут еще имеет значение! И я сажусь, веду пальцем
по списку клиентов. Вот! "Гамбургер вохеншау". Соединяюсь и говорю:
"Гроссфатер Кноблаух, спорим, что у меня есть то, что твои думмкерли ищут
уже третий час?" Он знает меня и говорит: "Спорим. На сколько?" Я говорю:
"На пять тысяч рейхсмарок". Я никогда не торгуюсь. Если ему действительно
нужен гвоздь, он соглашается. Если нет, я могу следующий раз позвонить
через полгода. Будет звонить сам - тройной тариф. Он и это знает. Я
передаю факс. Он читает, думает минуту и орет: "Майн брудер, это
гениально!" "Зер гут, - говорю я, номер моего счета вы знаете..." Самое
смешное, что в другой редакции это дерьмо не стали бы читать, а у него оно
играет...
Панин извлек из внутреннего кармана серебряную фляжку, звучно
отхлебнул.
- Хочешь освежиться? - протянул посудину мне. По запаху - кукурузное
виски, оно же "Бурбон".
- Так какого же черта ты тогда мотаешься по миру, суешься, куда
голова не лезет? Ну и сидел бы...
- Как ты сказал? Интересная поговорка. Запомню. А потому лезу, что
мне интересно. А также для поддержания реноме. Весь мир знает, что старина
Майкл классный драйвер, гиена пера... - он снова расхохотался.
"С того ты и пьешь, что ли? И точит тебя, и мучает, сам не поймешь
что? На душевный эксгибиционизм потянуло?" Раньше я за ним такого не
замечал.
- Ну а в чем же главный-то фокус? В редакциях же не дураки сидят.
Механику твою не так трудно и разгадать... Раз, другой, третий - и принцип
ясен...
- Это тебе он ясен, но не все ж такие умные. Да и к чему им что-то
разгадывать? Я ж говорил, программа у меня. Тут каждый редактор
смоделирован. Его личный психоаналитик в нем хуже разбирается, чем я. Вот,
почувствуй на наглядном примере. Ты, скажем, султан, выбираешь новую
девочку для гарема. Купец привел тысячу невольниц. Все красавицы, все "хай
стандарт". От ног, глаз, грудей, попок тебе делается дурно. Тебе хочется
всех и сразу. И сверху и снизу ты чувствуешь себя сотней буридановых ослов
одновременно. Тут появляюсь я и говорю: "Самая лучшая - вот!" Беру за руку
и ставлю перед тобой. И самое смешное, что я прав. Чем больше ты смотришь,
тем больше убеждаешься - она и только она. А все прочие - не более, чем
смазливые шлюхи.
Да, картинку он нарисовал убедительную.
- Понял теперь. Ну а программа такая замечательная откуда?
Он покачал перед моим носом толстым пальцем с массивной палладиевой
печаткой.
- В том-то и дело. Вот почему Майкл Панин велик, а вы все - способные
ребята, и не более. Вот станешь компаньоном старого Майкла - и сам будешь
батистовые портянки носить.
Надо же, какой оборот выкопал. Я и то раньше не слышал. У
Гиляровского, что ли? Счет опять в его пользу.
Разговор о компаньонстве я снова пропустил мимо ушей.
Он еще глотнул из фляжки. Очень, по всему видно, хотелось ему меня
достать.
- А вот такой поворотец хочешь? С моей программой и наоборот ведь
можно... Вообрази, что мне взбрело в голову... Я даю команду, и ящик
выдает материал за тебя! Напишет, используя твою лексику, манеру, стиль
мышления, вкус. Выберет из ситуации тему, на которую только ты мог глаз
положить, остальные просто не заметили бы...
- Так что, я у тебя тоже смоделирован?
- Ну, я ведь только для примера... Именно на тебя программу готовить,
пожалуй, не окупится... А в принципе отчего ж...
Очень мне вдруг это не понравилось. Даже в виде примера. Разве что
заврался Майкл, цену набивает. Стиль-то конечно, а личность целиком?.. Но
надо будет у Виктора проконсультироваться, мало ли куда за мое отсутствие
техника шагнула...
Когда мы вернулись в холл, там окончательно царила Алла. Она была в
ударе и не заметила ни моего ухода, ни возвращения. Я присел в сторонке,
рядом с профессором Слейтером. Или Гендерсоном, как-то они у меня
перепутались.
Итальянка, Джильола Ревелли как раз, наслушавшись Аллы, высказывала
свое восхищение нынешней жизнью в России, где она недавно побывала. Как
там у нас пасторально... А в Петербурге вообще... словно в Венеции двести
лет назад.
Ей с неожиданной горячностью стал возражать негр-европеоид. Не имея,
что оспорить по существу, принялся обличать византийское коварство, с
которым мы в очередной раз обманули весь цивилизованный мир. Хитро
соскочили с тележки, взвалив на Америку все тяготы мира, а себе оставив
лишь удовольствия. Его отчего-то особенно волновало, что мы переложили на
США свою долю пресловутого "бремени белого человека".
Отказались от промышленности, сбросили массу избыточного населения,
устроили чудовищный демпинг квалифицированной рабочей силы.
Он возмущался так, что с точки зрения респектабельных белых
американцев это выглядело даже неприлично.
С негодованием, достойным очередной речи Цицерона против Катилины,
мистер Зиннер обвинял нас в том, что англосаксы вынуждены исполнять роль
мексиканцев в собственной стране, где российские концерны и тресты скупили
контрольные пакеты, монополизировали рынки золота, алмазов и идей,
вообразив себя евразийской Швейцарией.
- Мы уже задыхаемся в прямом и переносном смысле...
- Задыхаетесь? - я стоял рядом и демонстративно втягивал носом
воздух, пропитанный ароматами экзотических растений парка. - Ну а если
даже и так, кто из нас и в чем виноват? Кто взял, тот и прав, кажется, это
как раз американская поговорка? То, о чем вы говорите, началось не при мне
и не при вас. Полсотни лет назад, если не больше. Какие правила были
нарушены? Мы покупали, что продается, и наоборот. Бизнес есть бизнес.
Допустим, какие-то ваши фирмы оказались неконкурентоспособными и попали
под контроль русских деловых людей. А если б китайских, лично вам было бы
легче? Да в конце концов, кто вам мешал поступить так же? Демонтировать
заводы, забыть про индустрию, заняться туризмом, искусствами и
фундаментальными науками? А тяжелую промышленность оставить японцам и
немцам?
- Ну что вы говорите? - вдруг поддержал меня шейх. - Как же они
могли? Тогда как раз начался невероятный бум, бизнес пошел слишком хорошо,
вы покупали все, что угодно, и ни один промышленник не мог отказаться от
сверхприбылей. А когда разобрались, стало уже немного поздно. Просто никто
не ожидал, что вы выберете наш, кувейтский путь.
- Семейство Пола потеряло в тот кризис двести миллионов, - любезно
сообщил Майкл. - И он до сих пор не может этого забыть и простить. Тем
более что и в истории с ураном он даже отчего-то винит русских. И даже
предЦявляет претензии, хоть я и доказал, что мой род от вечных российских
эксцессов пострадал никак не меньше, но значительно раньше...
- Это ваши внутренние проблемы, - огрызнулся Зиннер. - И твои предки,
конечно, виноваты. Тем, что допустили. А за что страдаем мы?
- По той же самой причине, - лаконично бросил Майкл.
- Ну вот, ну вот, - вмешался еврей в ермолке. - Встретились два
русских, и опять началась смута.
- Умом Россию не понять, - мечтательно сказала госпожа Ляпина.
А ее муж добавил:
- За тысячу лет следовало бы привыкнуть. И выработать соответствующие
алгоритмы поведения.
Я постарался не дать разыграться своему азарту спорщика, и
совместными усилиями беседа была переведена в менее скользкое русло.
А когда я почувствовал, что дальнейший, вновь ставший бесцветным и
безвкусным разговор мне смертельно надоедает, Майкл вдруг пригласил мужчин
в курительный салон.
Был предложен армянский коньяк и умопомрачительный выбор табачных
изделий. Целый резной дубовый шкаф, разделенный внутри на секции и ящички,
занимала коллекция сигар, сигарет, папирос, трубочных и курительных
табаков со всех концов света, а на специальных стеллажах разместились
сотни трубок - вересковых, эвкалиптовых, пенковых, фарфоровых и глиняных,
а также индейских из кукурузных початков и медных китайских.
Там он и совершил ту пакость, которой я подсознательно ждал. Без
всяких подходов и ссылок на сказочные сюжеты и иную лирику, он обЦявил
заседание открытым и довел до сведения присутствующих, что сэр Игорь
владеет информацией об открытии, которое сулит куда более серьезные
последствия, чем создание пенициллина, вакцины против СПИДа или
изобретение компьютера.
Первым моим порывом было немедленно пресечь это никчемное и
нарушающее все мои планы заявление, но я сумел сдержаться. В конце концов,
и такой поворот имеет право на существование, при определенных
обстоятельствах из него можно извлечь некоторую пользу. Дезавуировать же
Панина, доказывать, что ничего такого не было и нет, просто недальновидно.
И я промолчал, сделав значительное лицо.
Не мешает послушать, как он намерен вести себя дальше.
Надо отметить, что Майкл избрал осторожную тактику. Что есть, мол,
сведения относительно открытия в биохимии и сопредельных науках,
позволяющее не только с достоверностью определять, как он выразился,
"предрасположенность к смерти", но и возвращать процесс умирания вспять с
любой его стадии. Чему имеются экспериментальные подтверждения. То есть
довольно грамотно вычленил из моих побасенок рациональное содержание,
имеющее рыночную стоимость. А в завершение предложил создать нечто вроде
компании по... ну, скажем, предварительной проработке данной проблемы.
Финансировать сбор первичной информации, ее анализ, создание экспертной и
при необходимости научно-производительной групп, с перспективой в случае
успеха монополизировать это дело и стать единственной на Земле
корпорацией... указанного профиля.
- Даже имея в виду возможность неудачи, попробовать стоит.
Первоначальные расходы большими не будут, а уж при успехе...
- О какой сумме идет речь? - поинтересовался шейх.
Взоры обратились ко мне. Отвечать, тем более перед явными знатоками
финансовых проблем, я был не готов и стал нечто такое мямлить, будто и
информация у меня поверхностная, и цен на исследование и аппаратуру я не
знаю. Но меня остановили.
- Вопрос именно к вам. Во что вы оцениваете ВАШУ часть информации?
Остальное мы сумеем просчитать...
Что значит отсутствие навыков делового человека! Я и в самом деле не
знал, как быть. Назвать конкретную сумму, связать себя обязательствами
дать в обмен нечто существенное, а там или остаться в дураках, или?..
Действительно ведь масса проблем возникает, нравственных, юридических, не
знаю, каких еще...
Любым способом надо уйти сейчас от конкретного ответа, а потом уже
думать и думать. Потянул же меня черт за язык...
Они же мои колебания расценили иначе.
Еврей в ермолке, отрекомендованный чуть ли не лучшим в стране
адвокатом, принялся убеждать меня, что в случае успеха я могу рассчитывать
не меньше, чем на десять процентов акций корпорации, а также посулил
неограниченную и бесплатную юридическую помощь, как только она мне
потребуется.
"Значит, заведомо ждет эксцессов", - сообразил я.
Чтобы прервать ставшую для меня тягостной паузу, я сказал, что если
им угодно, то свои уже понесенные расходы я оцениваю в двести тысяч, и
если такая сумма принимается к оплате, то в течение ближайших недель готов
предоставить документальные подтверждения. За особую, само собой, плату.
- Подтверждения чего? - прищурившись, спросил профессор Гендерсон.
- Того, что такие исследования имели место и прошли успешно.
Возможно, сумею раздобыть записи итогового эксперимента.
