Очевидно, я оказался в одном из Узлов Гиперсти, в котором пресекались
информационные каналы нескольких уровней именно земной ноосферы и
обеспечивающих функционирование ее внешних программ.
Перегрузка для моей слабенькой матрицы оказалась почти запредельной,
еще немного, и она просто расплавилась бы, подобно микросхеме, попавшей под
напряжение бытовой электросети. Но кто-то или что-то опять обратил внимание
на мое плачевное положение, или просто сработала система предохранителей
"Fullproof".
Однако несколько информационных пакетов, предназначенных лично для
меня, я принять и усвоить успел.
В них было кое-что о моем прошлом и о дальнейшей судьбе (в целом -
обнадеживающее) пояснение, что имеет место своеобразное тестирование наших
личностей на предмет пригодности работе в Сети (окончательная оценка
осталась неизвестной), а также и то, что предстоящие нам испытания могут
быть расценены как некий "обряд очищения" перед тем, как даровать Артуру
"вечный покой" или запустить на очередной круг воплощений...
Выброшенный обратно в здешний, почти уже привычный и совместимый с моей
обыкновенной сущностью мир, я довольно долго реадаптировался к чересчур уж
бедной цветами, звуками, эмоциональным напряжением окружающей среде.
По-прежнему прибегая к чувственным аналогиям, я бы сказал так - разница
между тем и этим как между главной площадью Рио-де Жанейро в час кульминации
карнавала и цементной два на два метра тюремной камерой-одиночкой в
диктаторской стране, не имеющей понятия об элементарных правах человека.
Потрескивали жарко разгоревшиеся дрова в печи, на широкие половицы
падали оранжевые блики, за окнами и в трубе гудел неизвестно когда
поднявшейся ветер. Привалившись плечом к стене, подремывал или просто
глубоко погрузился в свои невеселые мысли Артур. Вот и все, этим
исчерпывался сейчас окружающий мир.
Чтобы не потревожить своего не слишком желанного спутника, я осторожно
поднялся, едва не охнув от боли в затекшей ноге, захватил винчестер и вышел
в сени. Сел на пороге, достал с прискорбной быстротой пустеющий портсигар.
Тоже ведь странность - есть почти совершенно не хочется.
Облака так и не рассеялись к ночи, но сильный ветер истончил их слой, и
время от времени в зеленовато-белесой мгле просвечивал диск луны. А почему
бы и нет? зачем создавать для единственного зрителя оригинальные декорации,
когда в моей памяти содержатся достоверные картины неоднократно виденных
осенних ночей?
Степень доступности и совместимости полученной от контакта с Гиперсетью
информации предыдущим жизненным опытом была настолько мала, что я сейчас не
чувствовал уверенности, правда ли все было так, как было, или все - лишь
плод моего больного воображения.
Довод "за" - я только что понятия не имел о том, что мне стало
известно, и результат моей "медитации" более менее совпадает с тем, что я
пытался с ее помощью достичь.
Довод "против" - я не узнал ничего такого, о чем с уверенностью можно
сказать: "Да, вот это - новое, такого еще не было под солнцем". Все, что мне
привиделось, вполне может быть игрой моего подсознания, небывалой
комбинацией бывших размышлений. А медитация просто вывела догадки, гипотезы
и сомнения в сознание и оперативную память.
То есть у меня прибавилось пищи для размышлений, но и только.
И вот, стоило мне мысленно произнести слово "пища", как чувство голода
стало очень острым.
Степень достоверности окружающей среды продолжала повышаться.
Я подумал, что, продолжая в этом же роде гонять свои мысли по кругу
абсолютно неразрешимых в данных обстоятельствах антиномий, я могу только
уверенно сойти с нарезки. Никакого другого практического эффекта мои догадки
и логические построения произвести не в силах.
Настроение мое слегка напоминало то, что могло быть у экипажа подводной
лодки лежащей на грунте с пробитыми балластными цистернами. Всплыть скорее
всего не удастся, но пока вроде в порядке: тепло, сухо, нормально светят
плафоны, регенераторы очищают воздух, на камбузе полно провизии. Умирать,
видимо, придется но не сейчас. И остается какая-то надежда. Спасатели
разыщут или через торпедные аппараты попробуем выбраться. Такая вот
оптимистическая трагедия.
Предаваться же отчаянию было просто скучно. Надоело. Я сидел, медленно
пускал дым тонкой струйкой сквозь сложенные, как для свиста. Губы, и ветер
сразу же срывал его, уносил в темноту.
Ни самостоятельной гипотезы, ни разумной линии поведения у меня не
складывалось. Чувствовать себя экспериментальной крысой в лабиринте было
противно. Я догадывался, что оттого, как я стану теперь поступать, будет
каким-то образом зависеть дальнейшее развитие событий. Жаль только -
невозможно предугадать, какое именно поведение будет предпочтительнее для
благоприятного исхода.
В действие слепых сил и законов природы я не слишком верил. В Бога -
тоже, хотя отец Григорий приложил немалые силы к моему обращению. Если со
мной произошла очередная пакость, на первый взгляд намного худшая, чем все,
имевшие место раньше, значит некто сделал свой рассчитанный ход. В то, что к
моим бедам впрямую причастны Андрей с Шульгиным, мне верить не хотелось.
Подобное случалось за многие годы до знакомства с ними, и на совсем другой
исторической линии. Скорее, наоборот - встреча с Новиковым во Фриско -
очередное звено в веригах, что сковала для меня судьба, рок, да та же самая
Гиперсеть, которая, очевидно, едина для всех времен и реальностей.
Даже можно предположить (я об этом пробовал думать и раньше, только
вовремя останавливался), что мы с Андреем какие-то своеобразные аналоги друг
друга, "ремейку", так сказать одного и того же человеческого генотипа с
поправкой на время и обстоятельства.
А слепые силы природы - нет, их вмешательства я предполагать не буду по
самой простой причине. Даже если они и существуют. Одно дело, когда тебя в
пропасть стараются столкнуть люди. С ними можно бороться, и неизвестно, кто
победит. Совсем же другое, когда ты просто поскользнулся на обледенелой
тропе и твоя жизнь определяется только формулой E=mgh.
И вот еще что обнадеживает. Тело ведь мое по-прежнему (а так ли? )
находится под присмотром друзей, в таинственной московской квартире, а они
люди достаточно опытные, с подобными инцидентами сталкивались и несомненно
что-нибудь придумают. Если же перекинуло сюда вместе с телом (а это как-то
обЦясняет и то, что я все еще здесь, и вызывающую естественность моих
физических реакций), то возникает целый веер возможностей и вариантов. Хоть
так, хоть этак - делай, что должен, свершится, чему суждено.
К месту вспомнился кумир мальчика Марка - его тезка, философ-стоик на
римском троне.
Я докурил сигарету, выбросил окурок, и глаза, которые волей-неволей
фиксировались на ярком алом огоньке, заново стали привыкать к темноте.
Глава 6
Вдалеке, в самом конце уличного порядка, метрах в двухстах, а может , и
дальше, светился другой огонек. Бледный и слабый, похожий на проблески
карманного фонаря с подсаженными батарейками. Я вскочил, подхватил
винчестер, почти автоматически взвел тугой курок. Ситуация явно осложняется.
Раз здесь появились еще какие-то существа, кроме нас, значит, непонятная
игра переходит в новую фазу. Миттельшпиль или сразу эндшпиль?
Мои "космические видения" приобретают большую убедительность.
Бессмысленно опасаясь каких-то еще тайных врагов, я пробирался вдоль
покосившихся заборов правой стороны улицы (здесь я использовал уроки
Шульгина, который учил, что в случае чего стрелять навскидку влево легче,
чем наоборот).
Я проверял - да, действительно. И еще я мысленно обзывал всякими
словами тех, кто сообразил перенести меня сюда в той самой одежде, что
хороша названом ужине, но крайне неудобна в походе. Узкие, парадно-выходные
туфли вязли в песке, колючий бурьян цеплялся за синтетические брюки, тонкий
пиджак совсем не защищал от холодного ветра.
Лучше бы я оставался в походном мундире князя Мещерского.
Приблизившись к обЦекту своего интереса на полсотни шагов, я понял, что
ввело меня в заблуждение. Разросшиеся кусты лещины выбрались далеко за
пределы палисадника, чуть ли не до середины улицы, и их раскачивающиеся под
ветром ветви создавали иллюзию мигающего и движущегося источника света. На
самом же деле неярким, но ровным желтоватым огоньком светилось боковое окно,
такой же, как наша, полутораэтажной, чуть покосившейся избы.
Картинка эта в вымершей деревне производила не самое лучшее
впечатление. Более того - меня охватила смутная, но острая тревога. Людей
тут не было еще три-четыре часа назад, если только они не прятались в
глубоких подвалах, как во времена татаро-монгольского нашествия, и мои
пробные выстрелы заставили их сидеть еще более тихо, чем к моменту нашего
здесь появления.
Предположение нелепое, но и факт наличия в доме людей и других любых
существ, умеющих с наступлением темноты включать осветительные устройства,
опровергнуть невозможно. Естественных источников света такого спектра и
интенсивности, функционирующих внутри жилых помещений, я представить себе не
мог тем более.
Упирая приклад винчестера в бедро и не снимая пальца со спуска, я
подкрался к окну и заглянул в его нижний угол.
Сказать, что я замер от ужаса, было бы преувеличением. Означенный ужас
я уже пережил на безымянном острове, причем по той же самой причине.
Покойники. Я видел их там и снова увидел сейчас и здесь.
Причем в том же самом обличье. Они сидели по сторонам квадратного
стола, в центре которого горела керосиновая лампа со слегка закопченным у
верхнего обреза стеклом, неподвижно, словно группа восковых фигур из музея.
Но муляжами явно не являлась. Какие-то движения время от времени каждый из
них совершал. Мне показалось, что и губы у них двигаются, хотя и очень
замедленно, словно ведут они какой-то свой, неслышимый для живых разговор.
Спиной ко мне сидел тот, кого я увидел на острове первым, - мужчина с
разбитым затылком и засохшими потеками крови на плечах и спине.
Напротив - Вера, в том же распахнутом цветном халатике, что был с ней в
каюте "Призрака", когда мы нашли ее безжизненное тело.
Справа и слева от нее - еще двое. Их я тоже видел на острове. Один,
судя по его лицу, был задушен, второй - убит ударом кувалды Артура в висок.
Такая же судьба ждала и меня...
Акт второй того, что оказалось трагедией, а сейчас? Ее автор и режиссер
вряд ли отличаются тонким вкусом. Явный срыв в мелодраму.
Или... Или эта постановка предназначена не для меня. Но тогда почему
Артур, отличавшийся сверхЦестественным чутьем (в буквальном смысле), не
уловил сейчас столь близкого присутствия своих бывших друзей, а тем более -
Веры. О разлуке с которой так печалился.
Может быть, он действительно здесь, внутри специально сконструированной
псевдореальности, стал обыкновенным человеком? Сменил знак, как при переносе
числа из одной части уравнения в другую?
Повторяю, страшно в обычном смысле этого слова мне не было, для
охватившего меня чувства я просто не имею подходящего термина. Я ведь не
Гоголь, я человек с неприлично здоровой психикой, без которой не обойтись
представителям ряда профессий, от патологоанатомов до репортеров. Люди с
более тонкой душевной организацией называют это цинизмом.
Выбор был невелик - повернуться и тихонько уйти или переступить порог
дома. Кого-то же бывшие коллеги Аллы здесь ждут? Тем более с Верой мы в
конце концов стали приятелями, а остальных - Ивара, Кирилла, Самсона - мне
