Я подсел поближе к девочке и посмотрел ей в глаза. Больше я ничего не
говорил Я расстегивал пуговицы на коттоновой рубашке. Катя едва водила
плечами, и ее груди казались отзывчивыми, оживали в моих ладонях!..
Я почувствовал прилив неистового наслаждения во всем своем теле. Я не
ведал, что я творил!..
- Ой, Сереженька!.. Хватит... Не могу... О-е-е-е-ей!.. - металась
Катенька. Наконец все закончилось.
Катя медленно встала с моих коленей и только начала застегивать
рубашку, как в кабинет кто-то требовательно постучал!
"Господи! - воскликнул я про себя, - я же не запер дверь!" Катю будто
неведомая сила отнесла в сторону на соседний стул, она сгребла одним
движением коттоновую рубашку у себя на груди в том месте, где не успела
застегнуть пуговицы.
Поодаль от меня сидела молодая проститутка и застегивала свои
злополучные пуговицы, на столе у меня лежала в стороне раскрытая библия, и
это кабинет директора!
Едва я успел захлопнуть книгу и сунуть ее в верхний ящик стола, как в
кабинет, не дожидаясь ответа на вторичный стук, вошел участковый
милиционер! Он приостановился, словно оценивая ситуацию, присмотрелся к
девочке. Катя сидела согнувшись, полубоком от участкового.
От сокрушительных ударов сердца у меня подрагивала голова, руки
дрожали, и я их убрал со стола на колени.
- Здравствуйте, - наконец-то решился негромко вымолвить я.
- Здравствуйте! - громыхнул тяжелым голосом участковый. - Чем
занимаетесь? - поинтересовался он.
- Вот, - указал я кивком на Катю. - Профилактическая беседа.
Уговариваю Катю, после десятого поступать в культпросветучилище.
- После десятого на постоянную работу в беседку? - громыхнул
милиционер. - А, Катька?
- А вам какое дело! - повернулась к нему девочка. Тайком она уже
успела дозастегнуть все оставшиеся пуговицы, и теперь ее могло выдать лишь
раскрасневшееся лицо и вспотевшая челка.
- Ты что, здесь физзарядкой занималась? - хохотнул он.
- Танцевала! - ядовито выкрикнула Катя.
- С голой задницей? - прищурившись, подморгнул мне лейтенант и
состроил отвратительную гримасу девочке.
- Да нет! - опомнился я. - Она в самом деле танцевала!
- С чего это вдруг?! - спросил, недоумевая, милиционер.
- А просто так! - выкрикнула девочка, вскочила со стула, схватила
пальто и выскочила из кабинета под звериный хохот участкового.
- Ишь ты!.. Ха-ха-ха!.. - крикнул он и вдогонку успел шлепнуть Катю
по заднице своей громадной рукой.
Я молчал. А что я мог сказать!..
"Однако я очень чувствительно на все прореагировал!" - мысленно
подчеркнул я свое состояние.
- Сергей Александрович! - властно обратился ко мне участковый. - Я
тут у вас в кабинете с одним человеком побеседую, - он даже не спросил
разрешения.
- Да, да, пожалуйста, - не задумываясь согласился я, будто вслух для
самого себя, потому что лейтенант даже не обратил внимание на мое
согласие, ибо в это время он уже громыхал раскатисто своим голосом в малое
фойе:
- Тряпкин!.. Заходи сюда!..
В кабинет зашел Тряпкин: худой, длинный, но плечистый, лет тридцати
пяти. Они оба, участковый и Тряпкин, прошли по кабинету и сели друг против
друга, точно явились ко мне на прием...
Тряпкин выглядел ужасно, на руках всевозможные завитушки татуировок,
переносица вмята и сдвинута в сторону, глаза грязного цвета, губы тонкие,
жестокие, лицо длинное, лоб скошенный, волосы короткие, ежиком. В руках он
перебирал по кругу замусоленную шапку, сидел в расстегнутой фуфайке, на
груди красовалась тельняшка, на шее висела половинка потрепанного шарфа.
Участковый начал:
- Ну что, косой! Я твою блатхату скоро прикрою... Когда прекратишь?
- Клянусь я, Сень, - обратился Тряпкин к милиционеру. - Я не знал.
Вот, на палец - отрежь, если не так!
- Да пошел ты к черту со своим пальцем! Все ты прекрасно знал!
Баланду мне заправляешь!
- Нет, Сень... Слышь, я правду говорю, - участковый отмахнулся рукой.
- Ну вот, не веришь! - сказал Тряпкин. - Ну не знал я!.. На палец, вот,
держи!.. Режь, если знал! Гадом буду, не знал!
- А что это за запах? - спросил участковый, вынюхивая воздух вокруг
себя.
- Сень, ты че? - недоумевая спросил Тряпкин.
- Сергей Александрович, вы чувствуете, чем пахнет? - обратился
милиционер ко мне.
- А чем, я что-то не чувствую, - удивился я.
- Ну как же чем, перегаром! Кто же это пиво пил, а? - пристально
прищурившись, поинтересовался участковый, то ли у меня, то ли Тряпкина, и
я насторожился... Дело в том, что я утром, сегодня, и в самом деле выпил
за завтраком стакан пива... "Ну и нюх же у Дубинина!" - притаившись,
подумал я.
- Сень, я чист, как стеклышко... Вчера - да... Сегодня...
- Да нет же, - не отступал участковый. - Пивом же прет вовсю! - и он
еще раз принюхался.
Но тут в кабинет постучались.
- Войдите, - поскорее выкрикнул я своему спасителю. Я испытывал
угрызение совести перед ни в чем неповинным, трезвым Тряпкиным, но не мог
же я признаться Дубинину!
Спасителем оказался мой кассир. Он принес мне письмо из кинопроката.
Я распечатал конверт, кассир стоял и ожидал, что там. Я прочел. В деловом
тексте говорилось, что наш кинотеатр имеет некую задолженность за конец
прошлого года и что по этому поводу мне надлежит срочно явиться в
кинопрокат для выяснения причины задолженности. Я сообщил об этом кассиру,
тот пожал плечами и посоветовал поехать в кинопрокат с бухгалтером, и
сегодня же. В письме красовалась приписка: "...в случае... прекратится
выдача кинофильмов по плану".
Я извинился перед участковым, объяснил ему, что мне необходимо
немедленно отлучиться в город. Участковый неохотно вывел Тряпкина в малое
фойе, а я быстренько оделся, вышел из кабинета и закрыл его. Со второго
этажа доносилась ритмичная музыка, - это начались занятия гимнастикой. С
огромным удовольствием я освободился от помещения кинотеатра и вышел на
улицу. В кинопрокат я поехал один. Бухгалтера должен был подослать кассир,
которому я дал задание сходить к бухгалтеру домой и предупредить его о
письме; у нашего финансиста был сегодня выходной, но я надеялся на встречу
кассира с ним, на везение.
Троллейбусные окна были забелены морозом, будто витринные стекла
магазина, в котором идет ремонт. А когда человека заключают в какие-то
пространственные рамки, того же троллейбуса, он начинает видеть вокруг и
замечать то, на что бы не обратил внимание раньше. Пространство улицы
отсекалось и ощущалось только его течение. Пассажирам разглядывать и
замечать приходилось только то, что в салоне. Простор всегда порождает
снисходительность и доброту, иногда безумие! А теперь пространственная
теснота проявила суету и мелочность.
Я стоял, беспокойно покачиваясь на месте, и раздумывал о
кинопрокате... Неподалеку от меня сидел у окна какой-то парень, где-то
моих лет: откусывал большие куски от сливочного мороженого в вафельном
стаканчике. Над его головой красовался красненький компостер.
- Сынок, пробей! - протянула помятый талон этому парню какая-то
грязно одетая старуха.
- У меня руки заняты, - отрезал парень и спокойно продолжал есть
лакомый кусочек замороженного молока.
Талон выхватил у старухи из рук и нервно пробил наискось, как попало,
пассажир, сидящий рядом с жующим парнем.
- Будьте добры! - некая женщина похлопала все того же парня по плечу.
- Пробейте, пожалуйста, - и она протянула к его лицу свой талон. Парень
глянул на нее и отвернулся, ничего не сказав.
Женщина, недоумевая, снова потянулась и похлопала парня по плечу.
- Молодой человек, - сказала она раздраженно. - Прокомпостируйте
талон, пожалуйста!
- Чем? - повернувшись к возмущенной женщине лицом, азартно спросил
парень, показывая ей руку с мороженым.
И этот талон, снова, нервно пробил пассажир, сидящий рядом с жующим
парнем. Так ситуация повторялась в разных вариантах, а парень все твердил:
- Чем?! - и показывал руку с мороженым.
Обстановка зрела скандальная. И вот, на очередной вопрос жующего
парня "Чем?!", выкрикнул ответ тоже парень, но чуть помоложе, он стоял у
соседнего кресла, выдерживал натиск толпы.
- Рукой! Рукой! - крикнул он.
Жующий парень повернулся на этот протест всем туловищем и оказался
сидящим полубоком к нему:
- Да пошел ты! - огрызнулся он. - Понапридумывали!.. Все личность
хотят воспитать!.. Вы же стадо!.. Как в тюрьме живете!.. С какой стати я
должен, обязан, видите ли, пробивать тебе талон! А?! Да я, может, в упор
видеть и слышать никого не хочу!.. Ну и страна! Невозможно быть
независимым! Попробуй только поступить по-своему!.. Так тебе и вонючие
талоны начнут под нос подсовывать, и по плечу хлопать, врываясь к тебе,
словно ты кому-то что-то обязан!.. Да пошли вы все к черту!.. Живите своей
жизнью, а я буду жить своею!.. Удивительно, но парня никто не перебивал.
Все слушали или делали вид, что не обращают внимания.
- Все, - выкрикивал парень, словно лозунги, - как нарочно
придумано!.. Какой-то придурок сообразил компостеры расположить так, чтобы
обязательно кто-то являлся общественным контролером!.. Да пошли вы все!..
- Я плачу за проезд и не хочу оказывать никаких услуг! Я еду, и
все!.. С какой стати вы мне в душу лезете? А?! В нос тычете, по плечу
хлопаете!.. Орете на меня, приказываете! Все сделано, как нарочно, чтобы
разозлить человека, привести его в ярость, чтобы не застоялся, не
задумался, что он человек!..
- Ну, что?! - будто злил публику парень, - зацепили, поиздевались, а
теперь приумолкли, безвинно, да?! Дьяволы! Будьте вы прокляты!..
Подоспела моя остановка, я выскочил из троллейбуса.
"И все-таки в чем-то этот парень был прав..." - подумал я, стоя на
перекрестке и ожидая зеленого сигнала светофора.
...В здании кинопроката находился и Совет по кино, и Союз
кинематографистов, и студия кинохроники.
Я шел по его длинному, длинному коридору. По пути перехлопывались,
перестукивались двери со всевозможными табличками. Это звучал своеобразный
язык стуков и хлопков, двери жили и, наверное, уставали за день не меньше
людей... Мне казалось, что двери помоложе вертелись на своих
никелированных петлях туда-сюда легко и свободно, бесшумно витая в
воздухе, а двери постарше скрипели, точно от боли в суставах своих!.. Я
проходил и такие двери, которые, было похоже, открывались и закрывались,
будто на цыпочках. Это были двери больших и маленьких начальников...
Словом, здесь повсюду суетились люди: неожиданно сходились в кучку и так
же неожиданно рассыпались на все четыре стороны, исчезали и появлялись,
будто призраки, или мне просто это все так представлялось: расплывчато и
нереально.
Когда я вошел в бухгалтерию, там уже сидел мой перепуганный бухгалтер
и о чем-то спорил с главным, кротко высказывая свою правоту.
Оказалось, что наш финансовый бог кинотеатра успел прикатить сюда
вперед меня на такси!
Здесь меня и его песочили часа три, не меньше... Мы уже сидели в
изнеможении. На столе главного выросли целые стопы толстых папок с
бумагами и бумажками, в которых рябило от цифр и всевозможных
символических описаний, столько было перерыто документов, дабы определить
подтверждение задолженности... Но... Все оказалось тщетным, словно
таинственная задолженность нашего кинотеатра выросла ниоткуда, а письмо
отпечатано и прислано в наш адрес по прихоти чьей-то злой руки и души, но
поскольку злополучное письмо это было подписано рукой самого главного, то
