Не-при-лич-но! - яростно разъяснил Борменталь.
Марина кинулась к платяному шкафу, порылась, кинула Борменталю синюю
тряпку. Борменталь поймал одной рукой, скрылся за дверью.
Там послышалась возня, голос Борменталя сказал: "Так, а теперь
правую... Не дрейфь, Дружок! Молодец..."
Снова распахнулась дверь, будто от удара ноги.
- Нервных просят не смотреть! - молодцевато выкрикнул Борменталь из
комнаты.
На пороге гостиной показалось нечто странное и скрюченное, с
остатками шерсти на боках, в сатиновых длинных трусах. Его поддерживали
под согнутые локти Борменталь и Катя в белом халате.
- Вот и наш Дружок. Прошу любить и жаловать! - произнес Борменталь с
преувеличенной бодростью. При этом он отпустил локоть существа.
Существо сделало попытку опуститься на четвереньки.
- Нет-нет, привыкай... Ты теперь прямоходящее... - ласково сказал
Дмитрий.
Существо бессмысленно уставилось на Алену.
- Мама, я боюсь... - прошептала она.
- Ничего не бойся, - храбрясь, сказала Марина и, шагнув к существу,
погладила его по затылку.
В ответ существо потерлось головой о Маринину руку.
- Ласковый... - сказал Борменталь.
- Какого пса испортили, Дмитрий Генрихович... - вздохнула Катя.
- Что значит - испортили? - возмутился Борменталь. - Посмотри, какой
красавец! Это же человек новой формации! Он у нас еще говорить будет. И не
только говорить!.. Будешь говорить, Дружок?
- Гав! - утвердительно отозвалось существо.
- А сейчас пойдем в сортир. Будем учиться...
- Митя! - поморщилась Марина.
- Ничего не поделаешь, се ля ви! Катя, я сам его провожу, - с этими
словами Борменталь мягко взял существо под локоток и вывел из комнаты.
- Одежду ему надо... Костюм, что ли, купить? - неуверенно произнесла
Марина.
- Вот еще, Марина Александровна! Он и так вас объест. Тратиться зря!
Я ему халат из больницы принесу, - сказала Катя.
Из уборной донесся звук спускаемой воды и радостный возглас
Борменталя: "Отлично! Видишь, ничего страшного!"
В ординаторской пили чай терапевт Самсонов и Дарья Степановна.
Борменталь рядом ругался по телефону.
- А я буду жаловаться в райздрав! Средства вам отпущены еще три года
назад. У меня больные на операционном столе, из всех щелей сифонит! Три
случая послеоперационной пневмонии. Я требую немедленного ремонта!
Борменталь швырнул трубку, вернулся к своему остывшему чаю, отпил.
- Не тратьте нервы, Дмитрий, - посоветовал Самсонов. - Ваш
предшественник дошел до инфаркта, а ремонта нет как нет. Кроме того, нервы
вам еще понадобятся.
- Что вы имеете в виду? - насторожился Борменталь.
- Вашу собаку. Поселок гудит от слухов. И я тоже считаю, что это
негуманно.
- Очеловечивать - негуманно? - изумился Борменталь.
- Вот именно. В обстановке всеобщего озверения очеловечивать собак -
негуманно. Людей сначала очеловечьте, - терапевт вытер губы платком и
вышел из ординаторской.
Борменталь с досадой бросил на стол чайную ложку.
- Ну зачем? Зачем нужно было трезвонить на всех углах об операции?!
Дарья Степановна! - плачущим голосом обратился он к санитарке.
- Да Бог с вами, Дмитрий Генрихович! Ни сном, ни духом! Вы у Катьки
спросите или Аленки вашей... Разве ж такую вещь утаишь? Теперь каждая
собака знает. А анестезиолог, забыли? А Ванька Воропаев, который вас до
дому подвозил с собакой?
Борменталь сник. И вправду, шила в мешке не утаишь.
- Отправьте его куда-нибудь, ей Богу, - посоветовала Дарья.
- Кого? - не понял доктор.
- Пса.
- Он уже не пес, Дарья Степановна, - заметил Борменталь.
- А кто же?
- Посмотрим... - загадочно улыбнулся Борменталь.
- Тот-то, прежний, дружок Швондера... Он ведь хуже пса был, -
почему-то шепотом сообщила Дарья.
Еще издали, подходя к дому, Борменталь заметил у забора группку
жителей деревни, которые неподвижно, как пеньки, стояли у штакетника,
глядя во двор. Борменталь прошел сквозь них и, миновав калитку, увидел
следующую картину.
Во дворе у конуры, в теплом больничном халате мышиного цвета, с
молотком в руках работал Дружок. Он был уже вполне похож на человека,
только двигался неумело и неловко держал инструмент. Однако с упорством,
не обращая внимания на зевак, пытался прибить к крыше конуры запасенную
где-то фанерку. Приставя к ней гвоздь, он неторопливо тюкал по шляпке
молотком, три других гвоздя по-плотничьи держал в сомкнутых губах. Он был
весьма сосредоточен.
Зеваки с терпеливым ужасом наблюдали за Дружком, ремонтирующим свою
конуру.
Борменталь не выказал смущения или растерянности, подошел к Дружку
сзади и несколько секунд с отцовской улыбкой наблюдал за его работой.
Потом похлопал по халату.
- Молодец! Правильный мужик, - сказал он, адресуя эти слова более
дурынышцам, чем бывшему псу.
Дружок обернулся и что-то приветливо замычал сквозь гвозди во рту.
Из дома, одетая налегке, выбежала Марина с неизменной газетой в
руках.
- Господи! Я и не углядела!.. Сейчас же на место! - крикнула она
Дружку.
Тот насупился, потемнел. Борменталь же, мгновенно вспыхнув, тихо и
яростно прошипел:
- Что ты мелешь?! Здесь люди!
И, полуобняв Дружка за плечи, ласково проговорил:
- Пошли домой, дружище... Потом доделаем.
Уже с крыльца он обернулся и крикнул застывшим дурынышцам:
- Расходитесь, граждане! Здесь вам не цирк.
Дружок покорно вошел в дом. Молоток понуро висел в его вытянутой
руке. Изо рта торчали шляпки гвоздей. Марина, недовольно шурша газетой,
проследовала за ними.
В гостиной Алена наряжала новогоднюю елку. По-прежнему в доме царил
развал. Борменталь остановился посреди комнаты, сделал паузу, как бы
собираясь с силами, и вдруг, повернувшись к жене, произнес:
- Извинись.
- Перед кем? - оторопела Марина.
- Перед ним, - ткнул он пальцем в грудь Дружка.
- За что?
- Ты обратилась к нему, как к собаке.
Дружок поморщился, давая понять, что он не настаивает на извинении.
- Почему, как к собаке? Я и к тебе могу так обратиться. Я взвинчена,
волнуюсь, а он пропал... Ты не представляешь, что тут пишут! Ты читал
новые указы Президента? Это же ужас какой-то! Я только что подала заявку
на митинг в поселковый Совет! А ты про Дружка! - Марина с шумом потрясла
газетой.
- Мне наплевать! Ты оскорбила его человеческое достоинство!
Марина шумно вздохнула и улыбнулась, что должно было означать:
спорить с безумцем невозможно, я покоряюсь.
- Извини, Дружок, - с милой улыбкой произнесла она.
- На "вы"! - потребовал Борменталь. - Ты с ним не училась.
- Это уж точно! - рассмеялась она. - А сам, Митенька! Ты же зовешь
его на "ты".
- Мне можно. Я, так сказать, его отец.
- А я его кормлю, - не сдавалась Марина.
- Кстати, чем? - осведомился Борменталь, сбавляя тон. - Я хочу знать:
что он сегодня ел на обед?
- В магазине только овсяные хлопья. Ел овсянку... А талоны на него
дадут?
Дружок переводил взгляд с Борменталя на Марину, мимикой помогая
обоим. Наконец не выдержала Алена.
- Хватит вам! Все о'кей. Помогите мне лучше...
- Да вынь же ты гвозди изо рта! - внезапно закричал на Дружка
Борменталь, давая себе разрядку.
Дружок выплюнул гвозди на ладонь, уставился на хозяина: какие еще
будут приказания?
- Видишь! - ехидно сказала Марина. - Не себя посмотри. У нас с ним
полное взаимопонимание. Правда, Дружок?.. Он уже говорить учится. Дружок,
скажи!
Дружок напрягся, зашевелил бровями, потом изрек:
- Демократия. Гласность.
Подумав, он добавил:
- Перестройка - это клево!
- Алена, твоя работа? - грозно спросил Борменталь. - Вы мне человека
не увечьте политикой. Бред какой-то! Он должен стать человеком
естественным!
- Человек человеку - друг, товарищ и брат, - сказал Дружок.
У Швондера тоже стояла елка, украшенная пятиконечной звездой и
увешанная памятными, за отличную службу, юбилейными, членскими и прочими
значками, коих за долгую жизнь у Михаила Михайловича накопилось
достаточно.
Старенький телевизор в углу передавал что-то предновогоднее,
развлекательное, глубоко чуждое. Швондер на него и не смотрел. Он
перечитывал старые дела, листая пожелтевшие страницы доносов и протоколов.
Наконец он закрыл очередную папку, на обложке которой значилось: "Шариков
П.П. Материалы к биографии", и, тяжело кряхтя, поднялся со стула.
Он подошел к стене, на которой висела именная шашка, снял ее, любовно
провел ладонью по лезвию.
Швондер накинул шинель и с шашкой в руке направился в кладовку. Он
включил там свет, лампочка осветила связанные в стопки дела, полки со
старым заржавленным инструментом, листы железа, деревянные чурки. На
верстаке стоял точильный круг. Швондер щелкнул выключателем, и круг начал
медленно и тряско раскручиваться.
Швондер взялся за шашку обеими руками и прикоснулся лезвием к
вертящемуся точильному камню. Из-под лезвия брызнул сноп искр.
Борментали готовились к новогоднему застолью. В наспех прибранной
гостиной, между елкой и клавесином, под старым абажуром был накрыт стол с
небогатой снедью, стояли бутылки сухого вина и шампанского и бутылка
водки. Марина с Аленой хлопотали на кухне, нарезая овощи для салатов,
Борменталь с Дружком, одетым в трикотажный спортивный костюм доктора,
носили тарелки к столу.
- Дружок, голубчик, захвати мне глубокое блюдо из серванта! -
крикнула Марина.
Дружок появился в кухне с блюдом. Вид у него был насупленный.
- Что хмуришься? - спросила Марина.
- Что вы все - Дружок да Дружок... Человеческое имя хочу, - сказал он
с обидой.
- Он совершенно прав! - сказал Борменталь, появляясь в кухне. - Я об
этом думал. Нужно дать имя и фамилию, и чтобы никаких Дружков!
- Ну, и какое же ты хочешь имя? - спросила Марина.
- Человеческое, - потупился Дружок.
- Предлагаю - Борисом. В честь Ельцина, - сказала Марина.
- При чем тут Ельцин? - поморщился Борменталь.
- Дружок, хочешь американское имя? - предложила Алена. - Мне нравится
Грегори.
- Не хочу Грегори. Хочу Василием, - сказал Дружок.
- И прекрасно! - воскликнул Борменталь. - Василий - замечательное
русское имя.
- А фамилия? - спросила Марина.
В кухне наступила пауза. Дать Дружку фамилию было нелегко.
- Бери нашу... Борменталь, - неуверенно предложил Дмитрий.
Новоявленный Василий отрицательно помотал головой. Борменталь
обиженно засопел, смерил Василия взглядом.
- Почему так? - с вызовом спросил он.
- Еврейская... - совсем поникнув, отвечал Василий.
- Стыдно, Вася, - укоризненно сказала Марина.
- Вот уж не думал, что ты - антисемит, - с удивлением проговорил
Борменталь. - Во-первых, если хочешь знать, фамилия Борменталь - не
еврейская, а немецкая. Иван Арнольдович, дед мой, происходил из обрусевших
немцев. А во-вторых, действительно стыдно... Антисемитизм у нас в семье не
в почете.
- Не антисемит я... Просто с такой фамилией... трудно. Будто сами не
знаете. Будь вы Сидоров, уже главврачом были бы... - сказал Василий.
- Возможно. Но тебе-то что? Ты собираешься делать карьеру? -
иронически спросил Борменталь.
- Собираюсь. Не на шее же у вас сидеть. Я взрослый пес... то есть,
мужчина, - поправился Василий. - Я делом заниматься должен.
- Ну-ну... - удивился Борменталь. - Тогда сам выбирай.
- Дружков! - не вытерпела Алена.
- Во! - расцвел Василий. - Это то, что надо.
- Значит, в паспорте запишем "русский"? - саркастически осведомилась
