плечо.
Но тут вдруг вскочил на ноги молодой цыган, заговорил что-то на том
же незнакомом языке запальчиво и с укором. В ответ мужик без гитары
заворчал недовольно и покрутил пальцем у виска, а старуха покачала головою
в цветастом платке.
- Пойдем, я провожу тебя, - отрывисто сказал парень Цыганочке и
торопливо зашагал туда, куда указывала старуха. Цыганочка последовала за
ним. "Не ходи, Радич! Не ходи-и!" - крикнул им вслед кто-то из мужиков, но
парень только зло мотнул головой.
Солнце уже валилось за крыши домов, и тени быстро наливались соками
темноты. Радич шел быстро и деловито, так что Цыганочка едва поспевала.
Она испугалась некстати: идет одна, на ночь глядя, с незнакомым цыганом в
какую-то Гнилую балку - кто знает, что у него на уме? Но выбора не было,
оставалось надеяться на его честность. А он, словно услышав ее опасения,
заговорил:
- Ты не бойся. Здесь не очень далеко. Вот только за город выйдем - и
через мост, через рощу, а там за холмом и Гнилая балка... - он вдруг
остановился. - А зачем спешка такая? Может, лучше завтра?
- Завтра обоз соляной отъезжает. Мне с ним надо...
- Вон оно как. Ну, пойдем.
Они вышли за город, когда солнце уже закатилось, но небо еще
оставалось светлым и теплым. Цыганочка спросила:
- Послушай, а почему ее так боятся?
Радич долго раздумывал на ходу, потом нехотя сказал:
- Трудно объяснить. Говорят, она чужими жизнями живет.
- Это как?
- А так. Отнимает время у тех, кто рядом окажется.
- И... что они?
- Стареют быстро. А она всегда молодая...
Навстречу им показалась согбенная фигура древнего старика с длинной
седой бородой. Когда разминулись, Радич, оглянувшись украдкой, продолжил:
- Вон, видела? Он ей хлеб носит, лет пятнадцать уже. Говорят, ему
сорока еще нет.
- А зачем же он... если знает? - ужаснулась Цыганочка.
- Любовь... - процедил сквозь зубы цыган.
Они вошли в мрачноватую дубовую рощу. Холодком тянуло из-под дремучих
крон, но куда чувствительней был другой холодок, залетевший в душу от
всего услышанного.
- Она что, колдунья?
- Да нет вроде. А то бы от нее совсем спасу не было. Потому ее
убивать и не стали, прогнали только...
- А меня-то твоя братва чего испугалась?
- Подумали, раз дочка - значит, тоже...
- А-а...
За пологим холмом в последних отсветах дня показался длинный
извилистый овражек, сплошь заросший буйной зеленью, которая казалась
сейчас грудами черного хлама.
- Вот она, балка Гнилая. Значит, так: я тебя подожду где-нибудь
здесь... - да вот под этим деревом. А ты иди по тропинке - дойдешь, куда
надо. Но долго не задерживайся. Я понимаю: мать, все такое... Ты ее не
видела никогда, что ли?
- В три годика.
- Я так и понял. Но все равно, не задерживайся. Если что - я приду
тебя вытаскивать, - Радич широко зевнул и сел, удобно прислонившись спиной
к стволу. - Ну, иди скорее. Я жду.
Цыганочка поглядела на него и чуть было не сказала, что передумала.
Неохота было идти. Страшно. Но неудобно стало - зря, что ли, человек
тащился? Она пошла по тропинке, путаясь волосами в ветках и оберегая глаза
руками, и вскоре увидела на прогалине черную хижину, крохотное окошко
которой смутно подсвечивал изнутри слабенький огонек.
Она не стала подавать голос, нашла дверь и вошла без стука,
оказавшись неожиданно сразу в комнате. Впрочем, комнатой это назвать было
трудно. В темном грязном помещении стояло некое подобие стола, на коем
тускло коптил масляный фитилек, угадывалась у стены полуразвалившаяся
печка, рядом с ней - грубая широкая скамья с наваленным тряпьем: видимо,
кровать. Вот и вся обстановка. А в дальнем углу, прямо напротив двери,
сидела на ветхом стуле женщина - красивая, молодая, - может, чуть постарше
самой Цыганочки, - но вся подстать этой комнате: спутанные черные волосы,
нечесаные, кажется, много лет, лохмотья вместо одежды и потухший,
безжизненный взгляд. Она глядела в упор на Цыганочку. А та переживала
явившееся ей в единый момент прозрение: ни комната, ни хозяйка уже
давным-давно не помнят, зачем они существуют, не знают, зачем нужны они
друг другу и всем остальным.
- Ну, зачем пришла? - раздался надтреснутый голос из угла - голос,
который отвык звучать.
И, услышав его, Цыганочка поняла, что перед нею самое несчастное
существо на свете - и прошел ее страх, и вспомнила, что это ее мать.
- На тебя посмотреть пришла, - сказала она спокойно.
- Для чего тебе на меня смотреть? Ты что, не знаешь, что это опасно?
Или ты хочешь меня убить?
- Нет, не хочу, - Цыганочка не знала еще, что говорить.
- А-а... А то много было желающих. Да только так никто и не
собрался... К сожалению, - закончила она неожиданно.
Цыганочка молчала, онемев от жалости.
- Так чего ж тебе надо? - снова заговорила женщина.
- Я хотела спросить, - решилась Цыганочка, - известно ли тебе такое
имя - Дробич?
- Дробич... - женщина опустила глаза. - Из-за него это все и
случилось. Ах, если бы не Дробич! - она покачала головой. Потом вдруг
резко спросила: - А ты его откуда знаешь?
- Это мой отец...
- Что?! - женщина выпрямилась на стуле, пристально вгляделась в лицо
Цыганочки. - Вот, значит, как... Вот ты какая стала... Ну да, лет-то уже
прошло - чуть не два десятка... - Она встала, чтобы подойти поближе, даже
руки вперед протянула, но тут же села. - Ты зачем пришла? Стой, где
стоишь, ко мне не подходи!
Цыганочка взяла себя в руки и твердо сказала:
- Я пришла узнать, что же у вас случилось.
- Что же у нас случилось... - горько повторила женщина. - Ну, слушай.
Ты дочь, ты имеешь право знать. Ты должна знать. Только слушай там, ближе
не подходи.
И она начала рассказывать, замолкая надолго, чтобы вспомнить детали,
и заново переживая свою короткую прекрасную жизнь, оборвавшуюся так
страшно.
РАССКАЗ ЛЕТЕСТЫ
...Они жили тогда в Семихолме, вдвоем в хорошеньком домике, где всего
было вдосталь и никому не надо было завидовать. Она хозяйничала, весело и
со вкусом, украшая их жизнь радостными мелочами, а он обучался наукам в
Высшей Школе, обещая вырасти в крупного ученого. Недостатка они не знали:
отец оставил Дробичу хорошее наследство, которого хватало и на жизнь, и на
учебу. Да и Дробич подрабатывал частными уроками. Но главное - была между
ними любовь, такая, что скрашивает все неурядицы, как могучий прилив
покрывает мелкие рифы у входа в гавань.
Потом родилась дочка. И глядя однажды на крохотное существо, жадно
сосущее ее грудь, Летеста подумала, что вот и новая жизнь пришла, и надо
будет уступить ей место, а ее удел отныне - стареть. Эта мысль испугала
Летесту, как пугает всякую женщину - она стала придирчиво изучать себя в
зеркале, и скоро нашла вокруг глаз паутинные морщинки, и убедилась, что
фигура после родов стала уже не та... Чего она боялась больше - потерять
любовь Дробича? Да нет, в это она не верила. Скорее, страшно было терять
веселую уверенность в себе, с которой она так сжилась. И ничего нельзя
было тут поделать... Ничего?
Незадолго до этого Дробич принес в дом Черную книгу, два экземпляра
которой нашел в хранилище Высшей Школы. Он не думал заниматься
колдовством, но старинные тексты содержали много ценных сведений, и он
часто читал эту книгу по вечерам. А днем, когда Дробич был на занятиях, ее
стала листать Летеста. Но ничего не могла понять в древних письменах.
Тогда она, вроде бы в шутку, допыталась у мужа, как пишутся на языке
Черной книги два слова - вечная молодость. Тот, ничего не подозревая,
показал. Теперь она уже листала книгу, внимательно выискивая знакомые
знаки. И в конце концов нашла.
Но что толку? Дальше опять было непонятно. Тогда она выписала
несколько слов и вечером показала их Дробичу: что это значит? Он отвечал
рассеянно - росянка, болотный вьюнок, сердце... Так, слово по слову,
выпытала она заклятие вечной молодости, и как его наложить. Там было
что-то еще, но рассуждения ее не интересовали, да и книга скоро была
возвращена в хранилище. А ключ остался в ее руках и при желании Летеста
могла отомкнуть тайную дверь.
Она долго колебалась: все-таки Черная книга, страшно. Но однажды
дочка (ей тогда было уже два с половиной годика) заболела, всю ночь
проплакала, выспаться не удалось, а утром Летеста глянула в зеркало и
увидела в нем уставшую женщину с синими тенями вокруг глаз. Тогда она и
решила: будь что будет - наложу на себя заклятие. И стала готовиться.
Несколько месяцев ушло на то, чтобы найти нужные травы и прочее. В
один прекрасный (проклятый!) день она ушла в дубовую рощу и сделала все,
как было написано в книге. А когда, завершая колдовство, капнула себе в
ранку под сердцем каплю сока росянки, почувствовала, как закружилась под
ней земля, и кружилась долго и быстро, так что не могла она встать или
хотя бы открыть глаза. Наконец кружение замедлилось и прекратилось. Она
поднялась с земли и с удивлением обнаружила, что ранка совсем затянулась,
но там, где проник внутрь сок росянки, что-то кружится и кружится в
неостановимом движении, будто возник у нее в груди маленький водоворот,
воронка, засасывающая пустоту. Разбитая, пошла она домой и все время
думала, что заклятие оказалось обманом. Летеста не чувствовала себя
моложе. Но зато, войдя в город и встречая людей на улицах, ощутила, что в
воронку под ее сердцем попадает что-то - будто мелкий-мелкий песок
сыпется.
После этого Летеста прожила дома два, и три дня, ожидая, когда
остановится это кружение. Но ничего не менялось, и сыпался, сыпался в
воронку мелкий песок, особенно если дочь и муж были рядом. А почувствовала
она себя действительно лучше - сил прибавилось, разгладились под глазами
паутинки морщин. Значит, подействовало? Но как? А кружение под сердцем все
не останавливалось. Тут уж она испугалась и, набравшись решимости, все
рассказала Дробичу. Что тут было! Он готов был убить ее, но сказал, что
завтра все выяснит - может, заклятие можно снять. А назавтра пришел
мрачнее тучи и, усадив ее в дальнем углу, стал читать Черную книгу - то,
что она не успела перевести.
Вот тут-то она и поняла, в какой кошмар угодила. Люди, околдованные
этим заклятием, назывались Пожирателями Жизней, их или убивали, или
изгоняли прочь, подальше от других. Колдуны пользовались им, чтобы
отомстить злейшим врагам. Но самое страшное Дробич прочитал в конце. Всего
одно слово: "Неснимаемо". Правда, было там с новой строки и еще три слова:
"Секрет хранят норики". Однако больше Дробич узнать ничего не смог.
Сказал он ей - уходи. Сама уходи, от людей подальше, иначе тебя
убьют. Тот песок, что чувствуешь ты - это время чужих жизней. Тебе этого
не простят.
Дробич забрал дочку, и навсегда уехал из хорошенького домика, из
города, из Всхолмья. А она пожила немного - и стала ловить на себе косые
взгляды соседей. Тогда, не дожидаясь худшего, она бросила домик и отыскала
брошенную хижину в Гнилой балке. Там нашел ее старый поклонник,
неудачливый соперник Дробича по имени Корич. Она ему честно все
рассказала, он сказал - ну и пусть. Мол, его любовь сильнее любых
заклятий. Теперь совсем уже дряхлый стал, старый... А ведь моложе ее. Он
ей еду носил, иногда ночевать оставался. Но теперь все реже приходит -
видно, пожить еще хочет.
А она - знает, что давно ей надо убить себя, прекратить эту муку. Но
