тоже. Теперь я поверну твою руку против тебя, представляя некий вид
космического айкидо.
Я иду по городу после наступления темноты, выбирая самые темные
улицы, где конторы уже закрыты. Так я в безопасности. Когда я должна войти
в город, я всегда нахожу защищенные места днем, и прохожу по ним ночью.
Я нахожу маленький ресторан на углу такой улицы и съедаю свой обед.
Это шумное место, но еда хорошая. Я принимаю лекарство и также немного
сакэ.
После этого я позволяю себе удовольствие идти пешком, а не брать
такси. Мой путь длинен, но ночь светла и полна звезд и воздух упоителен.
Я иду около десяти минут, слушая звуки дорожного движения, музыку
дальнего радио, крики с других улиц, ветер, проносящийся высоко вверху.
Вдруг я чувствую внезапную ионизацию воздуха.
Ничего впереди. Я поворачиваюсь, взяв свой посох наизготовку.
Эпигон с телом шестилапой собаки и головой, похожей на огненный
цветок, возникает в дверном проеме и движется вдоль дома в моем
направлении.
Я слежу за его продвижением, пока он не оказывается достаточно
близко. Я ударяю его, к сожалению, не тем концом. Мои волосы начинают
подниматься, когда я пересекаю его путь, поворачиваюсь и ударяю снова. На
этот раз металлический наконечник проходит через его растительную голову.
Я подключила батареи перед тем, как предприняла нападение. Разряд
создает разность потенциалов. Эпигон отступает, его голова раздувается. Я
наступаю и ударяю еще раз, теперь в середину тела. Оно раздувается еще
больше, затем распадается на сноп искр. Но я уже повернулась и ударяю еще
раз, так как почувствовала приближение другого.
Этот приближается в виде кенгуру. Я поражаю его моим посохом, но его
длинный хвост ударяет меня, когда он проходит. Я непроизвольно подскакиваю
от шока, который я получила, мой посох рефлекторно поворачивается, когда я
отступаю. Он поворачивается и ревет. Этот экземпляр имеет четыре ноги, и
его передние конечности представляют собой фонтаны огня. Его глаза горят
ярким пламенем.
Он опускается на задние ноги, затем снова прыгает.
Я подкатываюсь под него и атакую, когда он опускается. Но
промахиваюсь, и он снова начинает атаку. Он прыгает и я ударяю вверх.
Кажется, я попала, но не уверена.
Он приземляется совсем рядом со мной, поднимая свои передние
конечности. Но на этот раз не прыгает. Он просто падает вперед, Задние
конечности быстро дергаются, ноги, изменяют свою длину, принимая наиболее
законченные очертания.
Как только он подходит, я ударяю его в середину тела нужным концом
посоха. Он продолжает идти, или падать, даже когда расширяется и начинает
распадаться. Его касание приводит к тому, что я деревенею на секунду и
чувствую течение его заряда по моим плечам и груди. Я наблюдаю, как он
превращается в первичную протоплазму и исчезает.
Я быстро поворачиваюсь, но третьего нет. По улице едет машина и
тормозит. Неважно. Потенциал терминала на время истощен, хотя я озадачена
тем, как долго он должен был работать, чтобы создать тех двоих. Будет
лучше, если я быстренько уйду.
Как только я прихожу к этой мысли, из подъехавшей машины раздается
голос, окликающий меня:
- Мадам, подождите минуточку.
Это полицейская машина, и молодой человек, который обращается ко мне,
одет в полицейскую форму.
- Да, офицер?
- Я видел вас несколько мгновений тому назад. Что вы делали?
Я смеюсь.
- Такой прекрасный вечер и улица пустынна. Я подумала, что я могла бы
сделать "ката" с моим "бо".
- Я сначала подумал, что кто-то напал на вас, потому что я увидел
что-то...
- Я одна, как вы можете видеть.
Он открывает дверцу и выбирается наружу. Он включает фонарик и
направляет его луч по сторонам, в дверной проход.
- Вы не зажигали фейерверк?
- Нет.
- Здесь были искры и вспышки.
- Вы, должно быть, ошиблись.
Он нюхает воздух. Очень тщательно проверяет тротуар и сточную
канавку.
- Странно, - говорит он. - Далеко ли вам идти?
- Не очень далеко.
- Доброго вам вечера.
Он садится в машину. Через мгновение он едет по направлению к улице.
Я быстро иду своим путем. Я жажду оказаться в безопасности прежде чем
образуется другой заряд. Я также хочу оказаться подальше отсюда просто
потому, что испытываю здесь неловкость.
Я озадачена той легкостью, с какой меня обнаружили. Что я сделала не
так?
- Мои картины, кажется, - говорит Хокусай, после того, как я достигаю
места предназначения и выпиваю слишком много бренди. - Думай, дочка, или
они выследят тебя.
Я пытаюсь, но Фудзи валится на мою голову и размазывает все мысли.
Эпигоны танцуют на ее склонах. Я впадаю в прерывающуюся дремоту.
В свете завтрашнего дня я, может быть, увижу...
14. ВИД ГОРЫ ФУДЗИ ОТ МЕГУРО В ЭДО
Картина снова не соответствует реальности. Она показывает крестьян
среди простой деревни, террасированные склоны холмов, одинокое дерево,
растущее на склоне холма справа, снежная вершина Фудзи частично заслонена
холмом.
Я не могу найти что-то похожее на это, хотя я действительно имею
частично заслоненный вид Фудзи - заслоненный похожим образом, со склона, -
со стороны этой скамьи, на которой я сижу в старом парке. Так должно быть.
Гора частично закрыта, как и мои мысли. Есть что-то, что я должна
была бы видеть, но это скрыто от меня. В те моменты, когда появляются
эпигоны, они похожи на дьяволов, посланных схватить душу Фауста. Но я
никогда не подписывала договора с Дьяволом... только с Китом, и это
называлось замужеством. У меня нет способа узнать, сколь похоже это могло
быть.
Сейчас...
Что меня больше всего интересует, так это то, что мое местоположение
было обнаружено, несмотря на все мои предосторожности.
Мое предстоящее столкновение должно проходить на моих условиях, не
как-нибудь иначе. Причина этого превосходит личное, хотя я не отрицаю его
наличие.
В "Хагакуре" Ямамото Цунетомо сообщает, что Путь Самурая есть Путь
Смерти, так что некто должен жить, хотя его тело уже мертво, для того,
чтобы достичь полной свободы. Что касается меня, такую позицию не слишком
сложно поддерживать. Однако свобода более сложна, так как когда не
понимается истинная сущность врага, приходится действовать в условиях
неопределенности.
Моя обожаемая Фудзи стоит во всей полноте, я знаю, несмотря на то,
что я не вижу ее полностью. То же самое я могу сказать о той силе, которая
сейчас противостоит мне. Давайте вернемся к смерти. Кажется, что тут
что-то есть, хотя кажется также, что это только то, что уже сказано.
Смерть... Приди тихо... Мы любили играть в в одну игру, придумывая
забавные причины смерти: "Съеден Лох-Несским чудовищем". "Затоптан
Годзиллой". "Отравлен ниндзя". "Переведен".
Кит уставился на меня, сдвинув брови, когда я предложила последнюю
причину.
- Что ты подразумеваешь под "Переведен"?
- О, ты можешь понимать меня технически, но я все-таки думаю, что
эффект будет тот же самый. "Енох был переведен, так что он не мог видеть
смерть" - Апостол Павел к Евреям, 11:5."
- Я не понимаю.
- Это означает перенестись прямо на небо без обычного окончания
жизни. Мусульмане верят, что Махди был переведен.
- Интересная мысль. Я должен подумать об этом.
Очевидно, он подумал.
Я всегда думала, что Куросава имел прорву работы с "Дон Кихотом".
Предположим, есть старый джентльмен, живущий в настоящее время, схоласт,
человек, восхищающийся временами самураев и Кодексом Бушидо. Предположим,
что он так сильно сживается с этими идеалами, что однажды теряет чувство
времени и приходит к мысли, что он и "есть" самурай старых времен. Он
надевает старинные доспехи, берет свой меч-катана и идет, чтобы изменить
мир. В конечном счете он будет уничтожен этим миром, но он поддерживает
Кодекс. Эта его самоотверженность выделяет и облагораживает его, несмотря
на всю его нелепость. Я никогда не считала, что "Дон Кихот" лишь пародия
на рыцарство, особенно после того, как я узнала, что Сервантес участвовал
под командованием Дона Жуана в битве при Лепанто в Австрии. На это можно
возразить, что Дон Жуан был последним европейцем, который руководствовался
рыцарской честью.
Воспитанный на средневековых романах, он и в жизни вел себя подобным
образом. Разве важно, что средневековых рыцарей больше нет? Он верил и
действовал согласно своей вере. В ком-нибудь другом это было бы
удивительно, но время и обстоятельства предоставили ему возможность
действовать и он победил. Сервантес не смог бы, но он был под большим
впечатлением и кто знает, насколько повлияло это на его позднейшие
литературные попытки. Ортега-и-Гассет сравнивал Дон Кихота с Готическим
Христом. Достоевский чувствовал то же самое и в своей попытке отразить
Христа в князе Мышкине тоже понял, что сумасшествие есть необходимое
условие для этого в наше время.
Все это преамбула к моей уверенности в том, что Кит был по крайней
мере почти сумасшедший. Но он не был Готическим Христом.
Электронный Будда подходит больше.
- Имеет ли информационная сеть природу Будды? - однажды спросил он
меня.
- Конечно, - ответила я. - А разве все остальное нет?
Тут я посмотрела в его глаза и добавила: - Откуда, черт побери, я
могу знать?
Тут он проворчал что-то и откинулся в своем кресле, опустил
индукционный шлем и продолжил свой машинный анализ шифра Люцифера при
помощи 128-битового ключа. Теоретически могли бы понадобиться тысячелетия,
чтобы расшифровать его без всяких ухищрений, но ответ дать нужно было в
течение двух недель. Его нервная система срослась с информационной сетью.
Какое-то время я не слышала его дыхания. С недавнего времени я
заметила, что после окончания работы он все больше времени проводит в
размышлениях, оставаясь в контакте с системой.
Когда я поняла это, я упрекнула его тем, что он слишком ленив, чтобы
повернуть выключатель.
Он улыбнулся.
- Поток, - сказал он. - Ты не можешь остановиться. Движешься вместе с
потоком.
- Ты мог бы повернуть переключатель перед тем, как входишь в
медитацию и прервать эту электрическую связь.
Он покачал головой, потом улыбнулся.
- Но это особенный поток. Я ухожу в него все дальше и дальше. Ты
можешь как-нибудь попробовать. Были моменты, когда я чувствовал, что я мог
бы перевести себя в него.
- Лингвистически или теологически?
- И так, и эдак.
И однажды ночью он действительно ушел с этим потоком. Я нашла его
утром, - как я думала, спящим, - на кресле со шлемом на голове. На этот
раз он выключил терминал. Я не стала его будить.
Я не знала, как долго он работал ночью. Однако к вечеру я начала
беспокоиться и попыталась разбудить его. Я не смогла. Он впал в кому.
Позднее, в госпитале, у него были гладкие ЭЭГ. Его дыхание было
замедленным, давление очень низким, пульс еле прощупывался.
Он продолжал уходить все глубже в течение следующих двух дней.
Доктора проделали все мыслимые тесты, но не смогли определить отчего
так произошло. Так как он однажды подписал документ, в котором отказывался
от чрезвычайных мер по возвращению его к жизни, если с ним случится
что-нибудь непоправимое, к нему не пытались применить искусственное
дыхание, кровообращение и подобные штуки, когда его сердце остановилось в
четвертый раз.
Вскрытие ничего не показало. Свидетельство о смерти гласило:
"Остановка сердца. Вероятно, из-за разрыва мозговых сосудов." Последнее
