- Доктор... помоги...
Рендер сделал три шага и опустился на колено.
- В чем дело?
- Едем, она... больна.
- Больна? Как? Что случилось?
- Не знаю. Поедем.
Рендер пристально вгляделся в нечеловеческие глаза.
- Что за болезнь? - настаивал он.
- Не знаю, - повторил пес. - Не говорит. Сидит. Я... чувствую, она
больна.
- Как ты добрался сюда?
- Вел машину. Знаю ко-ор-ди-наты... Оставил кар снаружи.
- Я сейчас позвоню ей.
- Не стоит. Не ответит.
Зигмунд оказался прав.
Рендер вернулся в кабинет за пальто и врачебным чемоданчиком. Он
глянул в окно и увидел, что кар Эйлин припаркован у самой грани, где
монитор освободил его от своего контроля. Если никто не возьмет на себя
управление, кар автоматически перейдет на длительную стоянку. Другие
машины будут объезжать его.
Машина так проста, что даже собака может водить ее, - подумал Рендер.
Лучше спуститься, пока не явился крейсер. Кар уже, наверное, отрапортовал,
что стоит здесь. А может, и нет. Может, несколько минут еще есть в запасе.
- Ладно, Зиг, поехали. Они опустились в лифте на первый этаж, вышли
через главный вход и поспешили к кару.
Мотор все еще работал вхолостую.
Рендер открыл пассажирскую дверцу, и Зигмунд прыгнул внутрь. Рендер
втиснулся было на сиденье водителя, но собака уже набирала лапой
координаты и адрес.
Похоже, что я сел не на то сиденье, - подумал Рендер. Он закурил, а
кар уже несся в подземном проходе. Выйдя на противоположной стороне, кар
на мгновение остановился, а затем влился в поток движения. Собака
направила кар на скоростную линию.
- Ох, - сказала собака. - Ох.
Рендеру захотелось погладить ее голову, но, взглянув на нее, увидел
оскаленные зубы и решил отказаться от этого намерения.
- Когда она начала действовать необычно? - спросил он.
- Пришла домой с работы. Не ела. Не отвечала, когда я говорил. Просто
сидела.
- Раньше такое бывало?
- Нет.
Что могло стрястись? Может, просто был тяжелый день. В конце концов,
Зигмунд всего лишь собака, как ему определить? Нет. Он бы знал. Но что же
тогда?
- А как было вчера и сегодня утром, когда она уходила из дому?
- Как всегда.
Рендер попытался еще раз позвонить ей, но ответа по-прежнему не было.
- Ты сделал это, - сказала собака.
- Что ты хочешь сказать?
- Глаза. Зрение. Ты. Машина. Плохо.
- Нет, - сказал Рендер.
- Да. - Собака снова повернулась к нему. - Ты хочешь делать ей
хорошо?
- Конечно.
Зигмунд снова уставился вдаль.
Рендер чувствовал себя физически приятно возбужденным, а умственно -
инертным. У него были такие ощущения с самого первого сеанса. В Эйлин
Шалотт было что-то, нарушающее порядок: комбинация высокого интеллекта и
беспомощности, решительности и уязвимости, чувствительности и горечи.
"Не находил ли я это особо привлекательным? Нет. Просто это
контрпередача, черт ее возьми!"
- Ты пахнешь страхом, - сказала собака.
- Значит, меня пугает цвет, - сказал Рендер. - Сверни на другую
полосу.
Серией поворотов они замедлили ход, снова перешли на быстрый, опять
на медленный. Наконец, кар поехал по узкой части дороги, свернул на
боковую улицу, проехал еще с полмили, негромко щелкнул чем-то по стоянку
позади высокого кирпичного жилого дома. Щелчок, видимо, был сделан
специальной следящей системой, которая включалась, когда монитор отпускал
кар, потому что кар прополз через стоянку, вошел в свое прозрачное стойло
и остановился. Рендер выключил зажигание.
Зигмунд уже открыл дверцу. Рендер прошел за ним в здание и поднялся в
лифте на пятидесятый этаж. Затем собака прошла по коридору и нажала носом
пластинку на двери. Дверь приоткрылась на несколько дюймов. Собака
распахнула ее плечом и вошла. Рендер вошел следом и закрыл за собой дверь.
Комната была большая, стены приятно неукрашенные, окраска их
скомбинирована ненавязчиво. Один угол занимала большая библиотека пленок;
рядом стоял чудовищный комбинированный радиоприемник. Перед окном большой
кривоногий стол, вдоль правой стены - низкая софа; рядом с ней закрытая
дверь, по-видимому, ведущая в другие комнаты. Эйлин сидела в мягком кресле
в дальнем углу у окна. Зигмунд встал возле кресла.
Рендер перешел комнату и достал из портсигара сигарету. щелкнув
зажигалкой, он держал пламя, пока Эйлин не повернула голову.
- Сигарету? - спросил он.
- Чарльз?
- Да.
- Спасибо, да. Закурю. - Она протянула руку, приняла сигарету и
поднесла к губам.
- Общественный вызов. Так случилось, что я был по-соседству.
- Я не слышала ни звонка, ни стука.
- Может, вы задремали. Мне открыл Зигмунд.
- Да, возможно, что задремала. Который час?
- Почти 4.30.
- Значит, я дома больше двух часов... Видимо, очень устала...
- Как вы себя чувствуете?
- Прекрасно. Чашку кофе?
- Не откажусь.
- Бифштекс пойдет с ним?
- Нет, спасибо.
- Бикарди в кофе?
- Неплохо бы.
- Тогда извините, я на одну минутку.
Она вышла в дверь рядом с софой, и Рендер мельком увидел там большую
сверкающую автоматическую кухню.
- Ну? - шепнул он собаке.
Зигмунд покачал головой.
- Не то.
Рендер кивнул. Он положил пальто на софу, аккуратно сложил его на
чемоданчике, сел рядом и задумался.
"Не слишком ли большой ломоть видения я бросил ей зараз? Может, она
страдает от депрессивных побочных эффектов - скажем, угнетения памяти,
нервной усталости? Может, я каким-то образом вывел из равновесия ее
сенсорно-адаптационный синдром? Незачем было спешить. Неужели я так
чертовски жаждал описать это? Или я это делал по ее желанию? Могла ли она
повлиять на меня, сознательно или бессознательно? или я оказался настолько
уязвимым?
Она окликнула его из кухни, чтобы он нес поднос. Он поставил его на
стол и сел напротив Эйлин.
- Хороший кофе, - сказал он, обжигая губы.
- Удачная машина, - ответила она, поворачивая лицо на его голос.
Зигмунд растянулся на ковре неподалеку от стола, положил голову между
передних лап, вздохнул и закрыл глаза.
- Я подумал, - сказал Рендер, - не было ли каких-нибудь постэффектов
в последний сеанс - вроде увеличения синэстезиатических опытов, снов,
включающих формы, галлюцинаций или...
- Да, - сказала она ровно - сны.
- Какого рода?
- Последний сеанс. Я видела его снова и снова во сне.
- С начала до конца?
- Нет, особого порядка событий не было. Мы ехали по городу или через
мост, или сидели за столиком, или шли к кару - вот такие всплески, очень
живые.
- Какие ощущения сопровождали эти... всплески?
- Не скажу. Они все перепутались.
- А каковы ваши ощущения теперь, когда вы вспоминаете их?
- Такие же перемешанные.
- Вы не были испуганы?
- Н-нет. Не думаю.
- Вы не хотели бы отдохнуть от сеансов? Вам не кажется, что мы
действуем слишком быстро?
- Нет. Отнюдь. Это... ну, вроде как учиться плавать. Когда вы,
наконец, научились, вы плаваете до изнеможения. Затем вы ложитесь на
берегу, хватаете ртом воздух и вспоминаете, как все было, а ваши друзья
болтаются рядом и ругают вас за перенапряжение - и это хорошее ощущение,
хоть вам и холодно, и во всех ваших мускулах иголки. Я, во всяком случае,
думаю именно так. Я так чувствовала себя после первого сеанса и после
последнего. Первый Раз - он всегда особенный... Иголки исчезают, и я снова
обретаю дыхание. Господи, я совершенно не могу остановиться сейчас! Я
чувствую себя отлично.
- Вы всегда спите днем?
Десять красных ногтей двинулись через стол, когда она потянулась.
- ...Устала, - она улыбнулась, скрывая зевок. - Половина штата в
отпуске или болеет, и я всю неделю напрягала мозги. Я чуть не ползком
уходила с работы. Но сейчас все в порядке, я отдохнула. - Она взяла чашку
обеими руками и сделала большой глоток.
- Угу, - сказал Рендер, хорошо. Я немножко беспокоился о вас и рад
видеть, что причин для этого нет.
- Беспокоились? Вы же читали записи д-ра Вискомба о моем анализе и об
испытании в Яйце, как же вы можете думать, что обо мне нужно беспокоиться?
Ха! У меня оперативно-полезный невроз, касающийся моей адекватности как
человеческого существа. Он фокусирует мою энергию, координирует мои усилия
к достижению. Это повышает чувство личности...
- У вас дьявольская память, - заметил Рендер. - Почти
стенографический отчет.
- Конечно.
- Зигмунд сегодня тоже беспокоился о вас.
- Зиг? Как это?
Собака смущенно шевельнулась, открыла один глаз.
- Да, - проворчала она, глядя на Рендера. - Он нужен, приехать домой.
- Значит, ты снова водил кар?
- Да.
- После того, как я тебе запретила?
- Да.
- Зачем?
- Я ис-пугался. Ты не отвечала, когда я говорил.
- Я в самом деле устала. А если ты еще раз возьмешь кар, то я буду
закрывать дверь так, чтобы ты не мог входить и выходить по своему желанию.
- Прости...
- Со мной все в порядке.
- Я вижу.
- Никогда больше не делай этого.
- Прости.
Глаз собаки не покидал Рендера; он был как зажигательное стекло.
Рендер отвел взгляд.
- Не будьте жестоки к бедному парню, - сказал он. - В конце концов,
он думал, что вы больны, и поехал за врачом. А если бы он оказался прав?
Вы должны поблагодарить его, а не ругать.
Успокоенный Зигмунд закрыл глаз.
- Ему надо выговаривать, когда он поступает неправильно, - закончила
Эйлин. - Я полагаю, - сказал Рендер, отпив кофе, что никакой беды не
случилось. Раз уж я здесь, поговорим о деле. Я кое-что пишу и хотел бы
узнать ваше мнение.
- Великолепно. Пожертвуете мне сноску?
- Даже две или три. Как по-вашему мнению, общая основа мотиваций,
ведущих к самоубийству, различна в разных культурах?
- По моему, хорошо обдуманному мнению - нет. Разочарования могут
привести к депрессии или злобе; если же они достаточно сильны, то могут
вести и к самоуничтожению. Вы спрашиваете насчет мотиваций: я думаю, что
они остаются в основном теми же самыми. Я считаю, что это внекультурный,
вневременной аспект человеческого состояния. Не думаю, что он может
измениться без изменения основной природы человека.
- Ладно. Проверим. Теперь, как насчет побудительного элемента?
Возьмем человека спокойного, со слабоменяющимся окружением. Если его
поместить в сверхзащищенную жизненную ситуацию - как вы думаете, будет она
подавлять его или побуждать к ярости в большей степени, чем если бы он не
был в таком охраняющем окружении?
- Хм... В каком-то другом случае я бы сказала, что это зависит от
человека. Но я вижу к чему вы ведете: многие расположены выскакивать из
окон без колебаний - окно даже само откроется для вас, потому что вы его
об этом попросите - это возмущение скучающих масс. Но мне не нравится это
замечание. Я надеюсь, что оно ошибочное.
- Я тоже надеюсь, но я думаю также о символических самоубийствах -
функциональных расстройствах, которые случаются по самым неубедительным
причинам.
- Ага! Это ваша лекция в прошлом месяце: аутопсихомимикрия. Хорошо
сказано, но я не могу согласиться.
- Теперь и я тоже. Я переписал всю часть "Фанатос в сказочной стране
глупцов", как я назвал ее. На самом деле инстинкт смерти идет почти по
поверхности.
- Если я вам дам скальпель и труп, можете вы вырезать инстинкт смерти
и дать мне ощупать его?
- Нет, - сказал он с усмешкой в голосе, - в трупе все это уже
израсходовано. Но найдите мне добровольца, и он своим добровольным
