согласием докажет мои слова.
- Ваша логика неуязвима, - улыбнулась Эйлин. - Выпьем еще кофе,
ладно?
Рендер пошел в кухню, сполоснул и налил чашки, выпил стакан воды и
вернулся в комнату. Эйлин не шевельнулась, Зигмунд тоже.
- Что вы будете делать, когда прекратите работать Творцом? - спросила
она.
- То же, что и большинство: есть, пить, спать, разговаривать,
посещать друзей и недрузей, ездить по разным местам, читать...
- Вы склонны прощать?
- Иногда. А что?
- Тогда простите меня. Сегодня я поспорила с женщиной по фамилии Де
Вилл.
- О чем?
- Она обвинила меня в таких вещах, что лучше бы моей матери и не
родить меня. Вы собираетесь жениться на ней?
- Нет. Брак - это вроде алхимии. Когда-то он служил важной цели, но
теперь - едва ли.
- Хорошо.
- А что вы ей сказали?
- Я дала ей карту направления, где было сказано: "Диагноз: Сука;
Предписание: Лечение успокаивающими средствами и плотный кляп."
- О, - сказал Рендер с явным интересом.
- Она разорвала карту и бросила мне в лицо.
- Интересно, зачем это все?
Она пожала плечами, улыбнулась.
- "Отцы и старцы, - вздохнул Рендер, - я размышляю, что есть ад?"
- "Я считаю, что это страдание от неспособности любить", - закончила
Эйлин. - Это Достоевский, верно?
- Подозреваю. Я включил бы его в лечебную группу. Это был бы РЕАЛЬНЫЙ
ад для него - со всеми этими людьми, действующими, как его персонажи и
радующимися этому.
Рендер поставил чашку и отодвинулся от стола.
- Полагаю, что вы теперь должны идти?
- Должен, в самом деле.
- Нельзя ли поинтересоваться: вы пойдете пешком?
- Нет.
Она встала.
- Ладно. Сейчас надену пальто.
- Я могу доехать один и отправить кар обратно.
- Нет! Меня пугает идея пустых каров, катающихся по городу. На меня
это будет давить недели две. Кроме того, вы обещали мне кафедральный
собор.
- Вы хотите сегодня?
- Если смогу уговорить вас.
Рендер встал, размышляя. Зигмунд поднялся тоже и встал рядом с
Рендером, глядя вверх, в его глаза. Он несколько раз открывал и закрывал
пасть, но не выдал ни звука. Затем он повернулся и вышел из комнаты.
- Нет! - голос Эйлин вернул его назад. - Ты останешься здесь до моего
возвращения.
Рендер надел пальто и затолкал чемоданчик в дальний карман.
Когда они шли по коридору к лифту, Рендер услышал слабый, далекий
вой.
В этом месте, как и во всех других, Рендер знал, что он хозяин всего.
Он был как дома в тех чужих мирах без времени, в тех мирах, где цветы
спариваются, а звезды сражаются в небе и падают на землю, обескровленные,
где в морях обнаруживаются лестницы вниз, в глубину, из пещер возникают
руки, размахивающие факелами, чье пламя похоже на жидкие лица - все это
Рендер знал, потому что посещал эти миры на профессиональной основе в
течение большей части десятилетия. Одним согнутым пальцем он мог выделить
колдунов, судить их за измену королевству, мог казнить их, мог назначать
их преемников.
К счастью, это путешествие было только из вежливости...
Он шел через прогалину, разыскивая Эйлин. Он чувствовал ее
пробуждающееся присутствие повсюду вокруг себя.
Он продрался сквозь ветви и остановился у озера. Оно было холодное,
голубое, бездонное, в нем отражалась та стройная ива, которая стала
станцией прибытия Эйлин.
- Эйлин!
Все листья на иве разом пожелтели и попадали в воду. Дерево перестало
качаться. В темнеющем небе раздался странный звук, вроде гудения
высоковольтных проводов в морозный день.
На небе вдруг появилась двойная шеренга лун. Рендер выбрал одну,
потянулся и прижал ее. Остальные тут же исчезли, и мир осветился. Гуденье
в воздухе смолкло.
Он обошел озеро, чтобы получить субъективную передышку от действия
отбрасывания и отражающего удара. Он пошел к тому месту, где хотел
поставить собор. Теперь на деревьях пели птицы. Ветер мягко пролетел мимо.
Рендер очень сильно чувствовал присутствие Эйлин.
- Сюда, Эйлин. Сюда.
Она оказалась рядом с ним. Зеленое шелковое платье, бронзовые волосы,
изумрудные глаза, на лбу изумруд. Зеленые туфли скользили по сосновым
иглам.
- Что случилось? - спросила она.
- Вы были испуганы.
- Чем?
- Может, вы боитесь кафедрального собора. Может, вы ведьма? - он
улыбнулся.
- Да, но сегодня у меня выходной.
Он засмеялся, взял ее за руку, они обошли зеленый остров, и там, на
травянистом холме был воздвигнут кафедральный собор, поднявшийся выше
деревьев; он дышал нотами органа, в его стеклах отражались солнечные лучи.
- Держитесь крепче, - сказал он. - отсюда гиды начинают обход.
Они вошли. - "...с колоннами от пола до потолка, так похожими на
громадные древесные стволы, собор достигает жесткого контроля над своим
пространством..." - сказал Рендер. - Это взято из путеводителя. Это
северный придел...
- "Зеленые рукава", - сказала она. - Орган играет "Зеленые рукава".
- Верно. Вы не можете порицать меня за это.
- Я хочу подойти ближе к музыке.
- Прекрасно. Вот сюда.
Рендер чувствовал, что что-то не так, но не мог сказать, что именно.
Все держалось так основательно...
Что-то быстро пронеслось высоко над собором и произвело звучный гул.
Рендер улыбнулся, вспомнив теперь: это было вроде ошибки в языке: он на
миг спутал Эйлин с Джил - да, вот что случилось.
Но почему же тогда...
Алтарь сиял белизной. Рендер никогда и нигде не видел такого. Все
стены были темными и холодными. В углах и высоких нишах горели свечи.
Орган гремел под невидимыми пальцами.
Рендер понимал, что что-то тут неправильно.
Он повернулся к Эйлин Шалотт. Зеленый конус ее шляпы возвышался в
темноте, таща клок зеленой вуали. Ее горло было в тени, но...
- Где ожерелье?
- Не знаю. - Она улыбалась. Она держала стаканчик, отливающий
розовым. В нем отражался ее изумруд.
- Выпьете? - спросила она.
- Стойте спокойно, - приказал он.
Он пожелал, чтобы стены обрушились. Они поплыли в тени.
- Стойте спокойно, - повторил он повелительно. - Не делайте ничего.
Постарайтесь даже не думать. Падайте, стены! - закричал он, и стены
взлетели в воздух, и крыша поплыла по вершине мира, и они стояли среди
развалин, освещенных единственной свечой. Ночь была черна как уголь.
- Зачем вы это сделали? - спросила она, протягивая ему стаканчик.
- Не думайте. Не думайте ни о чем. Расслабьтесь. Вы очень устали. Как
эта свеча мерцает и гаснет, так и ваше сознание. Вы с трудом держитесь в
бодрствующем состоянии. Вы едва стоите на ногах. Ваши глаза закрываются.
Да здесь и смотреть не на что.
Он пожелал, чтобы свеча погасла. Но она продолжала гореть.
- Я не устала. Пожалуйста, выпейте.
Он слышал сквозь ночь органную музыку. В другое время он не узнал бы
ее сразу.
- Мне нужно ваше сотрудничество.
- Пожалуйста. Все, что угодно.
- Смотрите! Луна! - показал он.
Она взглянула вверх, и из-за черной тучи вышла луна.
- И еще, и еще...
В темноте прошли луны, как нитка жемчуга.
- Последняя будет красной, - сказал он.
Так и было.
Он вытянул указательный палец, откинул руку в сторону, вдоль поля
зрения Эйлин, и хотел коснуться красной луны.
Рука его заболела; ее жгло. Он не мог шевельнуть ею.
- Очнитесь! - завопил он.
Красная луна исчезла, и белые тоже.
- Пожалуйста, выпейте.
Он вышиб стаканчик из ее руки и отвернулся. Когда он снова повернулся
к ней, она по-прежнему держала стаканчик.
- Выпьете?
Он повернулся и полетел в ночь.
Это напоминало бег сквозь высокий - выше пояса - снежный сугроб. Это
было неправильно. Он усложнил ошибку этим бегом - он уменьшил свою силу, а
силу Эйлин увеличил. И это вытянуло из него энергию, высушило его.
Он стоял во мраке.
- Мир движется вокруг меня, - сказал он. - Я - его центр.
- Пожалуйста, выпейте, - сказала она, и он очутился на прогалине,
рядом с их столиком у озера. Озеро было черное, а луна серебряная, и
висела она высоко, он не мог до нее дотянуться. На столе мигала
единственная свеча, и ее свет делал волосы и платье Эйлин серебряными. На
лбу Эйлин была луна. На белой скатерти стояла бутылка Конти рядом с
широкогорлым винным стаканчиком. Он был полон, и розовые пузырьки пенились
по краю. Рендера мучила жажда, а Эйлин была прекраснее всех, кого он
когда-либо видел, и ожерелье ее сверкало, и с озера дул холодный ветер, и
было здесь что-то, что он должен был вспомнить...
Он шагнул к ней, и его доспехи слегка зазвенели. Он потянулся к
стаканчику, но его рука болезненно застыла и упала вдоль тела.
- Вы ранены!
Он медленно повернул голову. Из открытой раны на бицепсе лилась
кровь, стекала по руке и капала с пальцев. Броня была проломлена. Он
заставил себя отвернуться.
- Выпей, любимый, это излечит тебя. Я подержу стаканчик.
Он смотрел на нее, пока она подносила стаканчик к его губам.
- Кто я? - спросил он.
Она не ответила, но ответило что-то из плещущей воды озера:
- Т_ы_ Р_е_н_д_е_р, _Т_в_о_р_е_ц.
- Да, я вспоминаю, - сказал он, и, повернувшись мысленно к той лжи,
которая могла сломать всю иллюзию, заставил себя сказать:
- Эйлин Шалотт, я ненавижу вас.
Мир закачался и поплыл вокруг него, вздрагивая, как от рыданий.
- Чарльз! - взвизгнула Эйлин, и мрак упал на них.
- Очнитесь! Очнитесь! - кричал он, и его правая рука болела и горела
и кровоточила в темноте.
Он стоял один на белой равнине, безмолвной и бесконечной,
склоняющейся к краям мира. Она испускала собственный свет, и небо было не
небом, а пустотой, ничем.
Ничто. И он был один. Его собственный голос эхом возвращался к нему с
конца мира: "...ненавижу вас", - говорило эхо, - "...ненавижу вас". Он
упал на колени. Он был Рендером. Он хотел закричать.
Над равниной появилась красная луна, бросающая призрачный свет на всю
протяженность равнины. Слева поднялась стена гор, и такая же - справа.
Он поднял правую руку, поддерживая ее левой, вытянул указательный
палец и потянулся к луне.
С черных высот пришел вой, страшный плачущий крик - получеловеческий,
весь - вызов, отчаяние и сожаление. Затем Рендер увидел его, шагающего по
горам, сбивающего хвостом снег с самых высоких пиков - последнего
волка-оборотня Севера, Фенриса, сына Локи, бушующего в небе.
Фенрис прыгнул в воздух и проглотил луну. Он приземлился неподалеку
от Рендера; его огромные глаза горели желтым огнем. Он крался к Рендеру на
бесшумных лапах через холодные белые поля, лежавшие между горами, и Рендер
отступал от него, поднимаясь и опускаясь по холмам, через трещины и
ущелья, мимо сталагмитов и башенок, под ледниками, вдоль замерзших рек,
все вниз и вниз, пока жаркое дыхание зверя не обдало его, и хохочущая
пасть не раскрылась над ним.
Рендер увернулся, и его ноги стали двумя сверкающими реками,
уносящими его прочь.
Мир отскочил назад. Рендер скользил по склонам. Вниз. Быстрее...
Прочь...
Он оглянулся через плечо.
Вдалеке серая тень неслась за ним. Рендер чувствовал, что зверь легко
сузит разрыв, если захочет. Надо двигаться быстрее.
Мир под ним зашатался. Повалил снег. Он бежал вперед, к
расплывчатому, разбитому контуру. Он прорывался сквозь пелену снега,
который, казалось, шел теперь вверх, с земли.
Он приближался к разбитому предмету. Приближался, как пловец -
неспособный открыть рот и заговорить из боязни утонуть, так и не узнав.
Он не мог оценить свое продвижение вперед; его несло, как прибоем, к
