и крупной добычи. Такой добычей могли быть утконосые динозавры.
Выходя на возвышенные участки берегов для кладки яиц или
находясь вместе со своим молодняком в неглубоких болотах,
утконосые динозавры становились жертвами хищников. Правда,
гиганты, найденные нами на "Могиле Дракона". достигавшие почти
девяти метров высоты, могли не бояться никаких хищных чудовищ.
По ту сторону магнолиевых лесов, там, где на сравнительно
сухой почве росли цикадовые растения и рощи серых гинкго,
обитали другие жертвы исполинских хищников -- карнозавров. Они
не могли укрываться в черные глубины недоступных лесных проток,
как утконосые динозавры. Они должны были противостоять
карнозаврам на твердой почве в открытом бою. Одни из них --
панцирные динозавры, или анкилозавры,-- развили защитную броню.
Это были настоящие живые танки по десять метров в длину,
покрытые костными плитами в ладонь толщиной, с головой и
хвостом, усаженными опасными шипами. Хищные динозавры могли
справляться с ними, только перевернув такое животное на спину.
Другие динозавры -- обитатели открытых пространств --
приспособились к активной защите. Появились рогатые,
быкообразные ящеры, больше самого крупного современного
носорога. Черепа наибольших видов достигали почти двух метров
длины. Снабженные острыми роговыми клювами и могучими рогами
над ноздрями и над глазницами, с широким. усаженным шипами
костяным воротником, прикрывавшим шею. эти животные --
цератопсы -- были наиболее фантастическими и страшными
созданиями из всех динозавров. Были однорогие, трехрогие и даже
пятирогие цератопсы, а также стиракозавры. обладавшие вместо
костяного воротника веером из длинных шипов на затылке. Тупые,
упорные и невероятно живучие, они направляли навстречу
гигантским хищникам острые двухметровые рога. Сколько сцен
борьбы молчаливых пресмыкающихся разыгрывалось в угрюмых чащах
и на солнечных полянах этого навсегда канувшего в прошлое мира.
Здесь же, среди рогатых и панцирных динозавров, спасаясь от
хищников на деревьях или в норах, жили древнейшие
млекопитающие, более всего походившие из современных животных
на ежа (без иголок) или сумчатого опоссума. Здесь жили и еще
какие-то быстрые животные -- может быть, птицы, может быть,
крупные насекомые. За ними гонялись мелкие хищные динозавры
очень легкие бегуны и прыгуны, бегавшие на задних ногах, с
высоко поднятыми хвостами. Эти орнитомимиды. или
птицеподражатели, были величиной с современного страуса.
В костеносном русле Нэмэгэту находилось больше всего
остатков обитателей мрачной зоны прибрежных лесов, а также
области, населенной хищниками. Остатки обитателей более
глубоких областей материка почти не доходили сюда, в русло
Нэмэгэту, и поэтому мы ничего не знали о жизни на сухой почве
за полосой магнолиевых лесов. Только один раз, среди всех
остатков динозавров, нам попалось несколько костей огромного
панцирного ящера. Чаще встречались скелеты мелких хищников,
видимо, нередко забегавших в области охоты крупных карнозавров.
Остатки других животных -- черепах и крокодилов --
подтверждали, что главная масса животных, захороненных в
Нэмэгэту, обитала в болотной прибрежной зоне. Здесь были и
такие типичные обитатели болот, как триониксы и огромные
черепахи морского облика, и поразительный ящер с когтями-косами
-- терезинозавр, очевидно, тоже житель морского берега.
...Беседа о прошлом Нэмэгэгу затянулась за полночь, и тут
мы все спохватились, что на рассвете -- отправление в далекий
путь. Только золотистые уголья, присыпанные белым пеплом
саксаула, остались от костра. Черная масса Нэмэгэту
громоздилась над нами, упираясь в звездное небо, и словно
напоминала о настоящем -- высокогорной пустыне, безмерно
далекой от всякого моря, в центре горных хребтов Азиатского
материка...
Глава четвертая. УЗКАЯ СИНЯЯ ГОБИ
Высокое небо -- отец мой.
Широкая земля -- мать моя!
Старая поговорка
Нэмэгэту провожало нас тяжелым зноем. Моторы машин
перегрелись на бесконечном подъеме на южный борт котловины. К
роднику Даба мы добрались уже сильно распаренные. Хитроумный
Пронин приколотил к кузову своей машины большой вместительности
рукомойник. Налив в него прохладной воды из родника, шофер
разделся и полез спиной под клапан, издавая нечто среднее между
ревом удовлетворения и визгом страдания. Я решил проблему душа
более просто, а именно -- стал на берег ручейка и попросил
окатить меня с головы до ног из обыкновенного ведра...
Только к вечеру доползли до колодца, где стоял "Волк".
Груженный монолитами "Тарбаган" дымил, перегревался и едва шел
-- пора было срочно менять кольца. Вылежанин, стоявший здесь
уже третий день, отоспался и отъелся. Его густая раздвоенная
борода распушилась, и узкое "старообрядческое" лицо приняло
совсем профессорский облик. Из всей экспедиции больше всех был
похож на ученого именно Вылежанин. Пронин, отрастивший себе
короткую черную бородку, походил на русского боярина с примесью
татарской или цыганской крови. В общем эти два наших шофера
имели наиболее картинный вид и, несомненно, годились бы в
персонажи любого приключенческого фильма.
Мы остановились на ночлег здесь же, у колодца. Я хотел
оттянуть еще на день выезд в маршрут в надежде, что пойдет из
Улан-Батора "Кулан" с Орловым. Исполинские кубические массивы
гор "Трех Чиновников" высились над нами, и я долго бродил среди
обрывов пермских песчаников и конгломератов, которые их
слагали. Эглон притащил несколько кусков окаменелых деревьев.
Это были уже не болотные кипарисы и не магнолии мелового
периода. Стволы принадлежали кордаитам -- странным деревьям,
родственным одновременно папоротникам и хвойным. Двести
тридцать миллионов лет тому назад необъятные кордаитовые леса
покрывали материки от Таймыра до юга Африки. Кордаитовая
"тайга" шумела на месте Кузнецкого бассейна и Средней Сибири.
Немалая доля огромных запасов угля этих мест образовалась за
счет этих деревьев.
Мы двинулись в сомон и прямо на дороге, у "Опасной
пропасти" и на откосах холмов, обнаружили множество мелких
кристаллов горного хрусталя, очень чистых и прозрачных. В
первый раз мы ехали здесь днем и в неистовом гобийском солнце
сразу заметили их сверкающие огоньки...
Дорогой я думал о том, как неприятно выехать к
какому-нибудь колодцу из чистой просторной пустыни. Вокруг
колодца все затоптано, выбито, загажено скотом. От удушливого
зноя еще противнее становится запах мочи и жужжание назойливых
мух. Гобийские араты совсем не умеют бережно обращаться с водой
и колодцами. Если сопоставить с этим необычайно строгие законы
о содержании воды и колодцев в чистоте у арабов, которые уже
свыше четырех тысяч лет являются обитателями Аравийской, а
позднее и Северо-Африканской пустынь, то станет понятным, что
монгольский народ, по существу,-- недавний обитатель пустынной
местности. По всей вероятности, он формировался в основном в
степной или лесостепной местности типа Хангая или нагорий южной
части Внутренней Монголии...
В сомоне было безлюдно. Школьники разъехались, отправились
по кочевьям и все работники сомонных учреждений. Нас встретил
со своей обычной широкой улыбкой худой, слегка сутуловатый
заведующий школой. Вечером, за ужином, он рассказывал нам все,
что знал о достопримечательностях окрестностей сомона. Недалеко
от вулкана Ноян-Богдо есть древние рисунки на скалах,
изображающие архаров и янгеров (козерогов). В пятнадцати
километрах к юго-востоку от Сэвэрэй сомона на плоской равнине
стоят два огромных обтесанных белых камня с какими-то
надписями, похожими на европейские буквы. Вероятно, это были
рунические надписи древних тюркских народов.
Прогуливаясь вечером, я всего в трехстах метрах к югу от
школы обнаружил маленький десятиметровый вулканический конус,
заросший полынью и покрытый на верхушке кусками пузырчатой
лавы. Восточнее стояли еще два конуса, около шестидесяти метров
высоты. Оказалось, что наши с Громовым предположения 1946 года
были правильны. Мы находились в области древних потухших
вулканов. На отрогах горы Хугшо я наблюдал по меньшей мере три
вулканических конуса, затем -- четырехсотметровый гигант
Ноян-Богдо, и здесь, около сомона, было четыре или пять разной
величины конусов. Сейчас не осталось никаких следов древних
извержений. Склоны вулканов покрылись песком, и горячий ветер
шелестел росшими на их склонах колючками. Только кольца
полуразрушенных кратеров и столбчатые стены лавовых массивов
говорили взгляду геолога о когда-то пронесшемся здесь огненном
дыхании глубин земной коры.
Нам дали тридцать верблюдов с двумя опытными вожатыми, и
мы закупили в местном кооперативе больше полукилометра
крепчайших веревок из конского волоса, чтобы сделать сетки для
вывозки больших и тяжелых плит песчаника с "Могилы Дракона".
Все было готово, а "Кулан" из Улан-Батора так и не пришел.
Я написал несколько лишних страниц инструкций и телеграмм и
отдал распоряжение об отправке машин. Мы простились с нашими
товарищами и завели моторы. Ехавшие с нами рабочие (только
двое) Коля Брилев и малорослый проворный Кеша Сидоров поспешно
долезли наверх, в кузов "Дзерена". Машины начали выезжать из
двора, как вдруг появился неистово размахивающий руками
директор школы. Его длинные ноги путались в полах на ветру, но
сигнализация рукавами дошла до нас. Мы остановились и заметили
мелькнувший па той стороне распадка силуэт крытой машины. Кроме
наших, во всей Великой Гоби не было больше машин, покрытых, как
фургоны.
Это был "Кулан". Горбоносый профиль Орлова издалека
виднелся в окне кабины. Сверху спрыгнула долговязая фигура
Шкилева в черном костюме и белоснежной пикейной рубашке.
Случайно первым подоспел к машине Иван-Козлиный, который был,
пожалуй, на сантиметр повыше Николая Абрамовича, и оба наших
гиганта принялись трясти друг другу руки. Замечательное
зрелище!
Через несколько минут состоялось запоздалое свидание,
молниеносный "банкет" с улан-баторскими деликатесами, обмен
новостями и беглый просмотр привезенной почты. Бедный Юрий
Александрович очень огорчился, узнав, что ему не придется
участвовать в Западном маршруте, но наши доводы показались ему
благоразумными. В половине второго двинулись все четыре машины:
"Тарбаган" с "Куланом" нырнули в беспорядочную толпу холмов и
хребтиков, направившись к Нэмэгэту. а "Волк" и "Дзерен" пошли
налево, на юг, к развалинам монастыря Оботу-хурал
("Курганный").
Дорога шла по сухим руслам, стесненным грядами складок
пермских отложений. Мощные слои покрытых пустынным загаром
песчаников топорщились, как чудовищные ребра, а пачки углистых
слоев между ними выглядели зияющими темными провалами. У
полуразмытых глинобитных стен Оботу-хурала мы неожиданно
встретили улан-баторского знакомого, заместителя министра
товарища Ж. Самбу, в настоящее время -- Председателя Президиума
Великого народного хурала республики. Этот худой седоватый
человек был знатоком Гоби и всего, что касалось скотоводства и
кочевой жизни. Его книга "Советы аратам-скотоводам" пригодилась
и нам. "Выбирай место для юрты в полдень". "Чем темнее вода.
тем она чище", "Вход в загон поворачивай на юг -- ветры оттуда
редки" -- подобные советы, исполненные мудрости вековых
