туплению, но и к той атмосфере, в которую погрузился яростно
сопротивлявшийся тому респектабельный флэт с "Мадонной" в сер-
ванте и сладчайшим Маковским на стене. Аккурат под Маковским и
пылала Янка, захлестывая публику давно не виданной искрен-
ностью исполнения и потоками живительной и драматичной женс-
твенности... Неожиданным получилось завершение. Кажется, впер-
вые за весь вечер, выглянув из-под песочной челки, Янка
вскинула руку и уже подсевшим голосом умоляюще произнесла:
"Еще одну песню, одну - последнюю..." Забалдевший народ был
тронут и окончательно покорен.
Чем удивила меня Янка? Звучанием изначально акустической
балладно-кантровой лирики в электричестве - когда мне потом
притащили альбом. На фоне рокочущего Егорова баса, атональной
гитары второго плана Янкино пение, нисколько не утратив про-
никновенности, обрело разнообразие, объемность и еще большую
притягательную энергию. Действительно прекрасную обволакиваю-
щую ауру не сдержала даже общая кастрюльность записи.
Чем восхитила меня Янка? Текстами, текстами и еще раз
текстами. Завораживающим сочетанием недамского размаха и эпич-
ности с щемящим лиризмом. Слова "Особого резона", "От большого
ума", "Берегись" я бы напечатала карабкающейся вверх лесенкой
- каждая следующая фраза неожиданней и круче предыдущей. С за-
миранием у сердца ждешь, что вот сейчас дыхание у Янки кончит-
ся, и она споткнется на какой-нибудь банальной "рыбе". Но тут
вклинивается издевательски-абсурдное "знамя на штык, козел в
огород" - и вся эта чудная пирамида вместо того, чтобы разва-
литься на куски, уплывает неведомо куда, и уже "параллельно
пути черный спутник летит" - все завертелось по новой.
После Башлачева мне не доводилось слышать ничего столь
своевольно и в то же время стройно сложенного, возникающего
как бы единым духом, сразу и целиком. Так воспринимаются не
только отдельные лучшие вещи. Все песни текут как один монолог
-исповедь, звучащий на разные лады, с разной долей откровен-
ности и внятности - не только для слушателя, но и для самого
автора. Наверное.
Лексика, обороты, спонтанный разнобой Янкиных стихов ас-
социируются прежде всего с двумя вещами. Как исток - фольклор
во всех смыслах этого слова - от традиционного до совкового.
Как источник - тот же фольклор, но опосредованный поэзией Баш-
лачева. К счастью, неизмеримо преобладает первое, причем даже
не как литературный образец, а как способ чувствовать и соот-
носить внутреннее и внешнее. Некоторые вещи поэтому трудно
назвать стихами. "Под руки в степь, в уши о вере, в ноги потом
стаи летят. К сердцу платок, камень на шею, в горло - глоток,
- и в самом конце изнемогающий всхлип - может простят". Это
вряд ли сочинено, но сложилось само и захватывает не словами с
отдельным смыслом, а магической значимостью целого, как причи-
тание, плач или заклинание.
Янкины взаимоотношения с совковым фольклором выходят за
рамки обычного для рок-поэзии соцартистского иронизирования
над лживыми мифами. Вербальные клише - от патетически-патрио-
тического "Вперед за Родину в бой" до безобидного школьного
"железного Феликса" и уж совсем общеупотребительного "особого
отдела" (и вообще особого чего бы то ни было) складываются в
блоки так, что сквозь их привычную стертость и обеззвученность
проступает жуткая изначально бесчеловечная суть. На этом мрач-
ном эффекте целиком построен текст "Особого резона" - одной из
самых сильных и законченных вещей альбома.
Не знаю, какие импульсы преобладают в янкином творчестве,
но иногда кажется, что она лишь добросовестно записывает зри-
тельные впечатления. За фантастическими строчками с зашифро-
ванным смыслом возникает очень определенный ряд зрительных об-
разов, словно увиденных сверху, с полета, с движения.
Невозможно отделаться от ощущения, что ты не столько слышишь и
понимаешь, сколько видишь и оказываешься вовлеченным в вообра-
жаемое пространство. Будь я художником, не удержалась бы и
проиллюстрировала, например, "Декорации" ("Фальшивый крест на
мосту сгорел"), хотя бы в такой работе оказалось бы мало са-
мостоятельной ценности - ввиду заданности центрической компо-
зиции и густого контрастного колорита.
Впрочем, архаичный метод иллюстрирования для Янки не го-
дится: "На черный день" - не картина, а динамичная смена
кадров видеоклипа. А лирически-гротесковый сюжет "По трамвай-
ным рельсам" так и просится в параллельное кино: готовый сце-
нарий с энергичной мрачновато-интригующей завязкой, захлебыва-
ющимся отчаянием погони в кульминации и обреченной застылостью
финала. С предельной краткостью обозначены не только зловещий
удушливый пейзаж, предрешенность конца героев и темп развития
действия, но даже резкий монтажный перепад: "Ты увидишь небо,
я увижу землю на твоих подошвах". Сценаристу удалось стать ре-
жиссером и оператором своего фильма.
...Янку принято сравнивать с Джанис Джоплин. По-моему, в
этом мало смысла - правда, в сопоставлении с отчественными рок
-дамами его еще меньше. Монументальность Янкиного стиля зас-
тавляет увидеть и в Насте и в Инне в лучшем случае кружевниц.
Обращаясь все же к Янке с Джанис, думается, что при со-
поставимой силе темпераментов они являют собой два принципи-
ально разных способа общения с людьми. Джанис - это западная
раскованность, эмоциональность, открытость чувств - вплоть до
самозабвенно-смертельной экзальтации. У Янки, впитавшей сла-
вянские традиции, напряжение и боль прорываются сквозь сдер-
жанность, почти строгость исполнения, покой - лишь тогда, ког-
да сдержать их уже действительно невозможно.
Чем потрясла меня Янка? Истинной трагичностью творчества,
необыкновенной вообще для рока конца 80-х. Вред совкового бы-
тия, мрачность урбанистических закоулков и затерянность в них
человека в янкиной интерпретации выглядят не иронической чер-
нухой, не мрачным фарсом, а именно тем, что в классические
времена называлось высокой трагедией. Даже совершенно матерные
куплеты: "Я повторяю десять раз и снова" - звучат трогательно,
горестно и чисто.
Трогательно, горестно и чисто...
ЯНКА: Почему я не даю интервью
...Я вообще не понимаю, как можно брать-давать какие-то
интервью. Я же могу наврать - скажу одно, а через десять минут
- совсем другое. А потом все будут все это читать. Ведь чело-
век настоящий только когда он совсем один - когда он хоть с
кем-то, он уже играет. Вот когда я болтаю со всеми, курю -
разве это я? Я настоящая только когда одна совсем или когда со
сцены песни пою - даже это только как если, знаешь, когда са-
молетик летит, пунктирная линия получается - от того, ЧТО ЕСТЬ
НА САМОМ ДЕЛЕ.
ЯНКА * ДИСКОГРАФИЯ
"Не положено" (Акустический) ГрОб Рекордз, 1987
"Деклассированным Элементам" ГрОб Рекордз, 1988
"Домой" (1) ГрОб Рекордз, 1989
"Ангедония" ГрОб Рекордз, 1989
(1) Записанный в янв. 1989 г. в студии С.Фирсова однои-
менный акустический альбом Янка за таковой не считает.
------------------------------------------------------------------------------
КОНТР КУЛЬТ УР'а N 3 1991
И ВДАЛЬ НЕСЕТСЯ ПЕСЕНКА
Здесь мне представляется человек, который, наконец, приходит,
и все к нему бросаются, спрашивают: "Ну, что?! Ну, как?!" А он от-
вечает: "Да что тут, собственно, можно сказать? И вообще я, пожа-
луй, спать пошел".
А.В.
Наивные созвездия за медицинской ширмою накроют покрывалом мой
безвременный уход.
Янка
Пухлый любитель арт-рока и наш постоянный подписчик, некто Юра
Артамонов, где-то в апреле, когда работа над этим номером шла к за-
вершению, позвонил мне и спросил:
- Ну как, приготовили для журнала очередного покойничка?
Юра, наверное, помнит, как я расстроился: получалось, что нас
обвиняют в паразитировании на смерти. Действительно, первый номер
фактически открывался Селивановым, второй - Цоем. С одной стороны,
вроде как нельзя же было ничего про них не написать (тем более что
было, что). С другой - выходило, что все некрологи и рассуждения о
судьбе ушедших подозрительно красиво и органично вписывались в
ткань журнала, чуть ли не цементировали его концепцию. Вот язви-
тельный читатель и имитировал неподдельное волнение: дескать, как
там поживает ваш хлеб, ребята?
Семнадцатого мая стало официально известно, что Янки больше
нет. Девятнадцатого мы ее хоронили. Восемнадцатого была годовщина
смерти Яна Кертиса, но про это никто уже не вспомнил. Может, и я
вспомнил зря.
Рок-журналист и уход, условно скажем, "рок-личности" - тем бо-
лее, уход по своей воле - тандем изначально нравственно ложный и
изначально архетипичный. "Уж сколько раз твердили миру". Например,
никакой не самиздат, а вполне официальная типографская газета "Ав-
тотранспортник" весьма так жестко вещала минувшей осенью:
"В КАКОМ-ТО СМЫСЛЕ РОК - ЭТО РЕЛИГИЯ СМЕРТИ, ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ
ПРИНЦИПА "ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС", ПОЭТОМУ САМЫЕ ЛУЧШИЕ И ИСТИННЫЕ РОКЕРЫ
УЖЕ МЕРТВЫ".
У Анджея Вайды есть фильм "Все на продажу", посвященный тому,
как некий кинорежиссер (автобиографический персонаж) решил снять
фильм о смерти актера Збигнева Цибульского. Цибульский перед этим
сыграл у того же Вайды в лучшем его, наверное, фильме "Пепел и ал-
маз" роль бойца Армии Крайовой, присягавшей после захвата Польши
Германией на верность эмигрантскому польскому правительству в Лон-
доне. Армии, обреченной на гибель в условиях входа в Польшу советс-
ких войск, которые пришли сажать правительство СВОЕ. Цибульский
потрясающе играл обреченность и неизвестно, поэтому ли - оказался
реально обречен (погиб в железнодорожной катастрофе). В "Пепле и
алмазе" Вайда снял с Цибульского все пенки ауры человека-не жильца
на этом свете. "Все на продажу" - фильм про то, как режиссер снима-
ет фильм о состоявшемся "предназначенном расставаньи" - "встречу
впереди", однако, не очень-то пообещавшем: Вайда пока жив и, как
говорится, дай Бог ему здоровья. В фильме снимались друзья и кино-
соратники Цибульского, играющие то, как они снимаются в этом филь-
ме. Главная его мысль - что Настоящее Киноискусство рождается лишь
тогда, когда в людях не for a camera, а от испытания дикой ситуаци-
ей вспыхивают потрясающие душевные порывы, при виде которых нор-
мальный человек или заплачет, или закроет глаза - а циник-оператор
с охотничьим азартом все это снимает, приговаривая: "Какие кадры!"
А у Янки есть песенка "Продано" - и все вы ее, конечно, помни-
те.
Когда Янки не стало, многие принялись обвинять Егора Летова в
том, что все произошло "не без его влияния". "Ты же понимаешь, что
он-то никогда с собой не покончит". Причем это восхитительное обви-
нение исходило всегда из уст фанатичных противников "эстетики суи-
цида".
Трагичный и пронзительный дуэт Егора с Янкой чем-то сроди то-
му, что проиграли Вайда и Цибульский - с той разницей, что у нас
эта ситуация оказалась как бы запечатана в андерграунде и оттого
более "человечна" (хотя Егор ненавидит это слово). Между тем, Вайда
- безо всяких там "несмотря" или "благодаря" остался и человеком, и
огромным глубоким художником. Впрочем, и он в последнее время вошел
в колею какую-то странную.
Янка действительно была сама жизнь - предельно сжатая, горящая
с огромной силой и огромной скоростью. Егор жизнью никогда не яв-
лялся - он ее в о с п р и н и м а л. Судьба восприятия - пусть и
трагического восприятия - другая судьба, и механическое увязывание
ее с судьбой жизни стало бы хором иудеев подле претории. "Янка -
это то, о чем поет Егор Летов, а что такое Егор Летов, не знает
никто".
