В тревоге она подняла глаза и взглянула ему в лицо, потом посмотрела
на его раны и ушибы.
- Добро пожаловать, Джа, - сказал он. - За то время, что мы не
виделись, у меня появилось несколько царапин. А я помню, как хорошо ты
выхаживаешь раненых воинов, вот и послал за тобой.
- Мне принесло большую радость известие о том, что я стану вашей
рабыней, господин. - По ее лицу Вэлли не мог понять, о чем она думает на
самом деле.
Малыш быстро полз к дверям, пытаясь догнать своего нового друга.
- Принеси его сюда и сядь, - сказал Вэлли. - Нет, в кресло. - Он сел
напротив и принялся разглядывать ее. - Как зовут мальчика?
- Виксини, господин. - На лице малыша чернела та же полоса раба.
- И кто его отец?
- Не знаю, господин, - она ничуть не смутилась. - Моя хозяйка уверяла
клеймовщика, что его отец - кузнец, но она никогда не посылала меня к
кузнецам.
- Почему? Что в кузнецах особенного?
Такая наивность не могла не удивить ее.
- Они обычно большие и сильные, господин. За ребенка, рожденного от
них, можно получить хорошую цену.
Вэлли заставил себя вернуться к прежним мыслям. Купить рабыню и
освободить ее - это одно; купить ее и содержать - еще сегодня утром он
решил, что это настоящее насилие. Ее близость и воспоминания о той ночи
уже возбуждали его. Быть ее хозяином и не использовать свою рабыню - это
ее оскорбит и, пожалуй, придется ему не по силам... как провести
собеседование по устройству на работу с тем, кто уже является твоей
собственностью?
- Я хочу, чтобы ты была моей рабыней, Джа, - сказал он. - Но мне не
нужна несчастная рабыня. Ведь несчастные рабы плохо выполняют свои
обязанности. Если ты хочешь остаться у Кикарани, пожалуйста, скажи мне. Я
не рассержусь, я верну тебя обратно. Денег я просить не буду, так что
никакие неприятности тебе не грозят.
Она слегка покачала головой, и при этом вид у нее был весьма
озадаченный.
- Я сделаю все, что в моих силах, господин. У нее не было причин меня
бить. Она всегда брала за меня больше, чем за других. Когда я
забеременела, она меня не продала.
Вэлли решил, что Джа не поняла вопроса - ведь раб не может ни
выбирать хозяев, ни даже судить, кто из них лучше.
- Ты была очень добра ко мне. И мне понравилось... - Он хотел сказать
"заниматься любовью", но надо было сказать "развлекаться", и это его
остановило. - Та ночь, которую я провел с тобой, мне понравилась больше,
чем любая другая ночь с женщиной. - Он чувствовал, что лицо горит. -
Надеюсь, ты и в будущем разделишь со мной ложе.
- Конечно, господин.
А зачем еще она ему нужна? Какой у нее выбор?
Вэлли все больше и больше чувствовал себя виноватым и начинал
сердиться на себя. Вид этой шелковистой кожи, изгибы ее груди и бедер...
Он подавил это чувство вины и решил говорить с Миром на его же языке.
Он задавал ей вопросы о родителях, близких друзьях, тех, кого она
любила, но она только качала головой. Это хорошо. Он улыбнулся мягко, как
только мог.
- Значит, ты будешь моей рабыней. Я попытаюсь сделать так, чтобы ты
была счастлива, Джа, потому что тогда ты и меня сделаешь счастливым. Вот
твоя первая обязанность - сделать меня счастливым. А вторая - ухаживать за
этим прекрасным малышом, чтобы он вырос большим и сильным, таким, какого
ни один кузнец еще не видел. Но развлекаться ты будешь только со мной и ни
с кем другим. Больше у тебя никого не будет.
Наконец хоть какой-то отклик. В ее взгляде вспыхнули и удивление, и
радость.
- Спасибо, господин.
Теперь другая проблема.
- Через несколько дней я уезжаю.
Никакой реакции.
- Может быть, мы никогда не вернемся сюда.
То же самое.
- Вчера Нанджи стал моим подопечным, и я сделал ему подарок. А тебе
что подарить? Что ты хочешь?
- Ничего, господин. - Ему показалось, что ее руки еще сильнее сжали
малыша.
- Я обещаю тебе, - сказал он, - я обещаю, что никогда не отниму у
тебя Виксини.
Все так патетически просто! Она скользнула на колени и поцеловала ему
ногу. Рассердившись, он встал, поднял ее и увидел, что она плачет.
- Все-таки ты меня удивляешь, - сказал он, через силу улыбаясь.
- Удивляю, господин? - Она вытирала глаза.
- Да. Ты и в самом деле такая прекрасная, какой я тебя запомнил. Мне
казалось, это невозможно. - Малыш уже играл на полу, и теперь Вэлли мог
обнять и поцеловать ее. Он хотел, чтобы это было всего лишь дружеским
приветствием, но вот их языки встретились, руки соединились, он
почувствовал под пальцами ее тело. Желание мгновенно пронзило его; он
расцепил руки и отвернулся, пристыженный, пытаясь прийти в себя. Когда он
опять взглянул на нее, она уже сняла свои лохмотья и сидела на кровати,
ожидая его.
- Не сейчас, - сказал он хрипло. - Сначала надо посмотреть, можно ли
в этом доме содержать рабыню, потом мы найдем какую-нибудь приличную
одежду для тебя и для Виксини.
Виксини опять направился к двери. Вэлли шагнул за ним, поднял и
пощекотал. Виксини завизжал от восторга, и по груди Вэлли потекло что-то
теплое. Первая его мысль была об этих бесценных шелковых коврах. Он
подставил свободную руку, чтобы уберечь резное дерево. Виксини хорошо
поработал. Джа смотрела на него в ужасе, а Вэлли громогласно хохотал.
Виксини улыбнулся той же беззубой улыбкой, что и Хонакура.
Джа смотрела на Вэлли глазами, полными отчаяния, это почему-то тоже
его развеселило, и он засмеялся еще громче. Она оглядела комнату в поисках
полотенца, но, не найдя ничего подходящего, схватила платье и принялась
вытирать его грудь.
В этот момент вошли Нанджи и Конингу. Вэлли пытался что-то сказать,
показывая на малыша, который все еще сидел у него на руках, и на темное
пятно на своей юбке, но у Нанджи было такое лицо, что он не смог вымолвить
ни слова. Конингу никогда ничему не удивлялся, почтительность не позволяла
ему смеяться над Седьмым, но и он отвернулся, чтобы поправить что-то на
стене.
Нанджи привел почтенного вида служанку по имени Жану: она вела
хозяйство в женских помещениях. Вэлли очень удивился, когда узнал, что с
Виксини проблем не будет.
- Так здесь и дети есть?
- О да, светлейший, - ответил Конингу. Женщины говорят, что в этом
виноваты воины, но мне не приходилось слышать, чтобы у воина был ребенок.
Я распоряжусь, чтобы вам принесли одежду и воды, светлейший.
- Жану, - сказал Вэлли, - я послал за рабыней и обнаружил, что теперь
у меня двое рабов. Видишь, сейчас они оба голые. Платье Джа не подходит
даже для того, для чего она только что его использовала. Я хочу, чтобы ей
подобрали что-нибудь подходящее. Что ты посоветуешь?
- Она для ночной работы, светлейший? - спросила Жану, рассматривая
обнаженную Джа, как повар рассматривает кусок мяса, и не ожидая ответа на
свой вопрос. Она бросила хмурый взгляд на ноги Джа, потом - на руки.
- Для ребенка - одеяло, пеленки и чепчик на плохую погоду. Для
женщины - два платья, сандалии, ботинки для дождя и плащ. Ей понадобится,
наверное, хотя бы один вечерний наряд и приличные туфли? С волосами ничего
сделать нельзя, пока не отрастут, а вот пальцы и ногти на ногах...
Посмотрим. Какие-нибудь духи, притирания, немного косметики, но ничего
слишком изысканного.
Вэлли посмотрел на Джа.
- Может быть, что-нибудь еще? Для начала этого хватит?
Она кивнула, глядя на него широко открытыми глазами.
- Очень хорошо, - согласился Вэлли. - Я уверен, что Жану поможет тебе
подобрать подходящую одежду. С оплатой решим потом.
Он улыбнулся, надеясь, что этим приободрит Джа, но девушка ушла,
завернувшись в простыню, совершенно потрясенная.
Вэлли чувствовал себя примерно так же. Его грызло подозрение, что он
сам только что получил подарок, и совесть не давала ему покоя.
Когда Вэлли уничтожил все последствия действий Виксини, Нанджи увидел
во всем случившемся и смешную сторону.
- Смелый мальчик, - заметил он лукаво, - так обойтись с Седьмым!
Вэлли был полностью согласен с ним.
- Ну и денек сегодня, - сказал он. - А что мой камень? Понравился он
этой грозной Кикарани?
- Исчез в мгновение ока, мой повелитель, - ответил Нанджи со смехом.
И ученик выдержал испытание: при попытке солгать по всему лицу Нанджи
выступили бы предупредительные красные сигналю Впрочем, Вэлли никогда не
расскажет ему об этом экзамене.
- Кстати, - сказал он, - оружейник подтверждает твое предположение
насчет меча - это седьмой меч Шиоксина.
Нанджи просиял.
- Жаль, что я не слышал окончания баллады, мой повелитель.
- Очевидно, на том она и кончалась. Шиоксин принес его Богине, и
больше никто ничего не знает.
В отличие от Тарру Нанджи был склонен верить в чудеса.
- А сейчас Богиня отдала его Шонсу!
- Конечно, хотя я ошибочно полагал, что об этом говорить не стоит. Но
вот что интересно: ты слышал эту историю около трех лет назад?
- Немного раньше, мой повелитель, - Нанджи робко улыбнулся.
Вэлли смерил своего ученика долгим взглядом, потом сел на пол и
положил рядом меч. Нанджи сразу же последовал его примеру и положил свой
меч на меч Вэлли. В таком положении обычно рассказывали сутры.
- Сколько сутр ты уже знаешь?
- Пятьсот семнадцать, мой повелитель. Последняя - "О поединках".
Такое совпадение!
- Мне повезло! Давай-ка послушаем. Восемьдесят четвертую, "Об обуви".
Они рассказывали по очереди. Сутры были для Вэлли настоящим
откровением; все они хранились в его памяти, но он никогда их не учил, и
поэтому слышал их как будто в первый раз. Здесь всего хватало, и глупых
стишков, и длинных списков. Одни покороче, другие подлиннее, они
охватывали самые разные темы: воинское искусство, обряды, стратегию,
профессиональную этику, тактику, анатомию, оказание первой помощи, даже
правила личной гигиены. Большинство - скучные и банальные, но в некоторых
сквозит какое-то варварское благородство, которое встречается в древних
сказаниях у всех народов Земли. Некоторые - совершенно избитые, другие -
непонятные и запутанные, как заповеди Дзена. Почти во всех содержится
какой-нибудь постулат, потом история для примера и мораль. Как и говорил
Хонакура, рассказики помогали запомнить сутру, но очень часто ассоциация
идей была надуманной и плохо улавливалась.
Какую бы сутру они ни взяли, Нанджи дословно знал все, поэтому Вэлли
рассказал пятьсот восемнадцатую, "О заложниках". Нанджи тут же ее
повторил. Вэлли очень удивился. Он рассказал еще две, а потом заставил
повторить "Заложников". Нанджи не сделал ни одной ошибки. Вэлли знал, что
в дописьменный период у людей может быть удивительно хорошая память, но
Нанджи и тут казался настоящим феноменом. Хонакура был прав: это рука
Богини.
Его подопечный сидел с довольным видом и, казалось, понимал, о чем
думает повелитель.
- Ну что ж, молодец, - сказал Вэлли. - Послушай-ка теперь пятьсот
двадцать вторую, "Как кормить лошадей". - Это была самая длинная, скучная
и плохо запоминающаяся из всех сутр. Вэлли и сам пару раз запнулся. Нанджи
не спускал взгляда с его губ. Потом он все повторил - без запинок.
Вэлли Смита учили читать и писать. Но по стандартам Нанджи он был
умственным калекой.
- Ты выиграл! - сказал Вэлли, и Нанджи улыбнулся. - Если бы я
прочитал их все подряд, все тысячу сто сорок четыре, ты бы запомнил?
Нанджи попытался принять скромный вид.
- Наверное, нет, мой повелитель.
- Не лги, вассал! - Вэлли засмеялся. - Наверное, да, и, наверное, ты
прав, но у меня не хватит на это сил. Пойдем, займемся твоим мечом.
