заключил, что Мулен собирался, как обычно, вернуться в свой
номер. Такое animus revertendi(62) с избытком доказывалось
запонками и мелкой монетой. Он не вернулся. Следовательно,
что-то ему помешало. Человек не возвращается, куда хочет, в том
случае, когда ему мешает сделать это какое-либо неблагоприятное
происшествие. Следовательно, произошло нечто неблагоприятное.
Неблагоприятные происшествия можно для удобства разделить на
два основных класса, раздела или категории:
1. Несчастные случаи.
2. Преступления.
Что же имело место в данном случае?
Гипотезу о тайном бегстве от местных кредиторов синьор
Малипиццо отверг как несостоятельную. Однако, дабы устранить
даже остатки сомнения, а также ради соблюдения внешних приличий
(поскольку предполагается, что мудрый судья ничего не принимает
на веру) он истребовал показания у всех моряков и рыбаков. Это
была работа совершенно ненужная, чистая формальность, Судья
наперед знал, что они скажут. Они всегда говорили одно и тоже.
Сказали и на этот раз. Допрошенные под присягой, они заявили,
все вместе и каждый в отдельности, что никакой человек,
подходящий под описание Мулена не появлялся на берегу в течение
долго времени, а именно, восьми месяцев и двенадцати дней, и уж
тем более не нанимал никакого судна. Жизнерадостные, но
консервативные мореходы ни в одном из множества серьезных
случаев, когда иностранец, намереваясь улизнуть с острова,
платил вперед за найм лодки, или когда предполагалось, будто он
это сделал, показаний своих не меняли. И хотя даже люди
невежественные никакого значения их утверждениям не придавали,
таковые принимались судом в качестве того, что принято называть
совокупностью улик.
Впрочем, для человека обладающего проницательностью
синьора Малипиццо, вполне достаточно было увидеть найденные в
номере деньги. Мулен не сбежал. Он также был не из тех, кто
лишается жизни в результате несчастного случая. Только не он!
Своей шкурой Мулен дорожил. Следовательно, его исчезновение
надлежало отнести ко второму классу, разделу или категории.
Мулена кто-то прикончил.
Вспомнив о летнем отдыхе, Судья по-настоящему рассердился;
как и мистер Паркер, вскоре узнавший о результатах
расследования и пожалевший, что утреннее уединение помешало ему
выйти на люди и высказать всем и каждому, что он думает об этой
возмутительной истории. Его английская кровь закипала при мысли
о зверском убийстве безобидного туриста, заметного члена клуба
"Альфа и Омега". Хоть когда-нибудь этот народ удастся
цивилизовать? Во всяком случае, он рад был услышать о том, что
Судья что-то делает.
А делал синьор Малипиццо и вправду немало. Он решил
разобраться в этой истории до конца. До сей поры он лишь
изображал кипучую деятельность, теперь же честно направил всю
свою энергию на поиски следов убийцы -- и следов своего
пропавшего друга. Однако Непенте слишком удобен для сокрытия
трупа. На острове полным-полно бездонных расщелин и трещин.
Подозревают, что немалое число иностранцев, особенно тех, про
которых было известно, что они носят при себе золото, свалилось
в них, не оставив решительно никаких следов. Тем не менее Судья
распорядился произвести тщательные поиски, он знал что
преступники далеко не всегда так умны, как они о себе
воображают; вдруг да отыщется какая-то несущественная улика --
клочок одежды и тому подобное? На Непенте время от времени
находят такие вещи и никто не знает кому они принадлежали.
Обыскали пещеру Меркурия, но нашли только пуговицу от штанов,
судя по всему, произведенную в Англии. Навели также справки о
том, когда и где в последний раз видели злосчастного
джентльмена. Наконец, Судья набросал список всех подозрительных
жителей острова, имея в виду подержать их под замком в ожидании
дальнейшего развития событий. Такова была принятая процедура --
исходить надлежит из худшего. Разумеется, доказав свою
невиновность, эти люди могли через год-другой выйти на свободу.
Само собой понятно, что утром того дня, когда пропал
Мулен, его видели многие. В такие часы невозможно пройти по
Непенте и остаться незамеченным, тем более что Мулен был
человеком достаточно приметным. Однако, каждый знал, что его
ожидает, признайся он в чем-либо подобном -- коротко говоря, к
нему применят 43-й параграф 92-го раздела Уголовного кодекса,
согласно которому любого и каждого свидетеля этого рода
надлежит изолировать от его семьи и держать под арестом в
течение бесконечного времени, ожидая распоряжения о начале
судебного процесса, до какового события может пройти лет
пятьдесят. Вследствие этого, дураков пожелавших признаться во
встрече с Муленом, на острове не нашлось -- вернее, нашелся
только один слабоумный отрок, как раз вследствие собственной
дурости признавшийся полицейскому, что около часу дня встретил
упомянутого джентльмена где-то в окрестностях виллы
библиографа. При обычных обстоятельствах синьор Малипиццо с
наслаждением наложил бы свои святотатственные лапы на мистера
Эймза, чья олимпийская отчужденность всегда его раздражала --
на основе таких улик против библиографа вполне можно было
состряпать дельце. Где-то в окрестностях его виллы -- этого
более чем достаточно для ареста.
Но мальчишка, о котором идет речь, оказался родичем
заклятого врага синьора Малипиццо, приходского священника. Тем
лучше. Похмыкивая при мысли о столь счастливом совпадении,
Судья позабыл о мистере Эймзе и приказал доставить мальца в
караульное помещение, обыскать и допросить, резонно
предположив, что умственно неполноценный подросток непременно
выдаст себя какой-нибудь глупой фразой.
Дело обернулось даже лучше, чем он смел надеяться. Под
одеждой заключенного была обнаружена золотая монета
иностранного происхождения, висевшая на перекинутой через шею
веревочке. Ниоткуда не следовало, что она не могла принадлежать
Мулену. Производивший допрос карабинер, наделяемый на этом
предварительном этапе расследования как бы судебными функциями,
ибо ему дозволено брать на себя роль хоть прокурора, хоть
защитника, а то и вовсе сохранять полнейшую беспристрастность
-- все зависит от личных его склонностей, -- этот карабинер
пожелал узнать, откуда у мальчишки взялась подобная
драгоценность.
Получил много лет назад от матери, ответил тот, это
талисман от лунной болезни, которая донимала его в детстве.
Путано и с заиканием отвечая на дальнейшие расспросы, отрок дал
понять, что до сих пор никто этой монеты не видел -- он боялся
показывать ее, вдруг кто-нибудь отнимет. Он любит эту монету.
Он получил ее от матери.
-- Ага! -- сказал доброжелательно настроенный полицейский.
-- Ладно, а твоя мать может сказать нам, когда она тебе ее
дала?
-- Моя мама в Раю.
-- Умерла, что ли? Хм. Как-то странно все это выглядит,
мой юный друг. Очень подозрительно. В твои молодые годы следует
проявлять осторожность в подобных делах. Нужно было, знаешь ли
постараться, чтобы она пожила еще немного. Ты же понимаешь,
эдак каждый начнет расписывать, как он получал золотые монеты
от покойницы-матери. Фокус довольно жалкий. Получше ничего
предложить не можешь? Да приободрись, мальчик! Что ты трясешься
всем телом? Вот смотри, я сейчас все запишу, а ты потом
поставишь внизу свое имя. Подумай пока, может у тебя дядя, к
примеру, есть, который придет в суд и покажет, что монету дал
тебе он -- это будет совсем другое дело, это поможет тебе
выбраться из передряги. Что, ни дяди, никого? А как насчет Его
Преподобия, "парроко"? Он не может поклясться...?
-- Моя мама в Раю.
-- В Раю, говоришь? Там и для тебя самое подходящее место.
Вот здесь подпиши, пожалуйста. Тогда, глядишь, и встретишься с
мамой раньше, чем ты ожидал. Ах, ты и читать-писать не умеешь?
Ладно, поставь тогда крестик и да поможет тебе Мадонна! Потому
как мне помочь тебе нечем. Я старался, как мог, сохранить
непредвзятость, но дурака разве что Бог наставит. У него,
говорят, специальность такая. Коли так, ты имеешь неплохие
шансы...
ГЛАВА XLIII
В восторге от таких явно самообличающих показаний, Его
Милость отдал официальное распоряжение об аресте заключенного.
Вслух же он заметил:
-- А что я всегда говорил? Опасайтесь простонародья. У них
дна нет. Их наивность не более чем маска. Взять хоть это дело.
По всем признакам, мальчишка настоящий тип свирепого убийцы. Он
заикается. Что-то мычит, как животное, когда его ни о чем не
спрашивают. У него оттопыренные уши и множество иных признаков
вырождения, очевидных для всякого, кто сведущ в криминальной
антропологии. Разумеется, он все отрицает. Но попомните мои
слова! Пройдет шесть-семь месяцев и тюремные харчи себя окажут
-- он во всем признается. Я эту публику знаю, ее тут хоть пруд
пруди. А нам остается только поздравить себя с тем, как быстро
мы изловили преступника.
То обстоятельство, что в убийстве оказался обвиненным
родственник католического священника, наполнило радостью сердце
этого вольнодумца. Собственно говоря, получилось даже лучше,
чем если бы он поймал настоящего убийцу, который мог оказаться
атеистом, что было бы достаточно плохо, а то и франкмасоном,
что было бы совсем уж неловко. Новость быстро распространилась
по острову и вызвала у антиклерикалов буйное ликование.
Ликовали они недолго.
Торквемада пребывал, как и всегда, в полной боевой
готовности. Подобно всем богобоязненным аскетам, он был в
глубине души людоедом. Он давно уже собирался сожрать Судью,
которого почитал за оскорбление и Небесам, и земле --
официальным глашатаем дьявола. До сей поры он не спешил,
поджидая подходящего случая. Теперь время настало.
Не то чтобы он очень уж сильно любил своего родича. Семья,
к которой принадлежал несчастный мальчишка, и сама-то по себе
никакой ценности не имела, а уж этот ее представитель,
обладавший непростительным пороком -- отсутствием разумения --
был менее, чем никчемен. Присущая отроку тупость уже стоила ему
массы мелких неприятностей. Еще ребенком он досаждал
иностранцам, бесхитростно выпрашивая у них денег; воровал в
соседских садах цветы, очарованный их неотразимой красотой;
привязывал жестянки к хвостам соседских кошек, очарованный их,
хвостов, неотразимой длиной, а также неотразимо уморительными
скачками и шумом, который кошки производили, пытаясь от такого
довеска избавиться; пугал соседок, строя им рожи; по временам
бился разнообразия ради в припадке; а несколько позже,
повзрослев, бил какую ни попадя посуду, бродил при луне по
виноградникам, неизменно забывал любое данное ему поручение,
швырялся камнями в проезжающие мимо повозки и вообще изводил
окружающих как только мог. "Парроко" знал, что лавочники, к
которым он поступал в услужение, и крестьяне, нанимавшие его
для поденной работы, вскоре выгоняли мальчишку, убедившись в
том, что проку от него не дождешься. Даже теперь он не способен
был прочитать "Аве Мария", не сопроводив эту молитву неуместным
бурчанием в животе. Ныне же он добавил к своим достижениям
непревзойденный по опрометчивости поступок. И хоть бы он еще
рот держал на замке, как все нормальные люди. Куда там! Да и
что с дурака возьмешь?
Самый настоящий убийца -- к религии такой человек,
разумеется, не имеет никакого отношения. Хотя среди убийств
встречаются вполне оправданные, а то и похвальные, такие, к
которым нельзя не относится со своего рода уклончивым