Старика. - Да вам, я думаю, это и не грозит. Гном считал, и Мистер Томпсон
может подтвердить. Все должно произойти быстро и без особых эксцессов.
- Не беспокойся, Григ, - сказал Барт. - Мы прикроем тебя. Все будет в
порядке.
- Только Чаку хорошо было бы все же убрать, - добавил Лонч. -
Спокойнее было бы...
- Меня?! - вскричала Чака. - Я обязательно останусь!
- Ладно, ладно, - примирительно сказал Старик. - Мы это еще успеем
обсудить...
- Значит, договорились, - утвердительно спросил Григ. - Тогда мне
надо готовиться. Я должен пойти к себе. Тут не очень далеко. Встречаемся
здесь же через четыре часа.
- Я провожу тебя, - сказал Старик.
Они вышли во двор. Тявкнула собака, но, узнав Старика, смолкла.
- Ты куда сейчас? - поинтересовался Старик. - Домой побежишь?
- Нет, - Григ покачал головой. - К Сытину.
- Что так?
- Да у меня же все там. Хорошо, пока не гонят. Я ведь темпоратор в
лесу прятать не стал. Решил под рукой держать. А у этого Иванова и
схоронить ничего нельзя. Ты бы видел, какой у него двор! Два сруба да
баня. Я потому у Джоя чаще бывал, чем дома.
- Ну тогда беги. А может, приляжешь у нас? Что тебе там?
- Пожечь все надо. Мало ли как повернется..
- Что ж, - сказал Старик, - раз так... Решетки-то пролезешь?
- Я-то? Ты что забыл, где я сижу? Да меня каждая собака знает!
- Ну хоть фонарь тебе дать?
- Не надо. Я же вижу в темноте.
- Тогда ступай, - Старик легко коснулся его плеча. - И возвращайся
скорее.
Они обменялись крепким рукопожатием.
- А ты еще силен, Старик, - одобрительно засмеялся Григ. - Тебе в
драке, небось, и Томпсон не нужен?
- Давай, давай, - Старик добродушно подтолкнул его в спину. - А то и
в отхожее место сходить не успеешь.
Григ махнул рукой.
В доме Сытина уже спали. Народу там жило теперь немного, и Григ сумел
прошмыгнуть к себе незамеченным. Пробравшись в свою каморку, он запер
дверь и, затворив ставни, зажег свечу. Надо было все почистить и прибрать,
поскольку могло получиться и так, что ему уже не придется вернуться сюда.
И если темпоратор и дезинтегратор, спрятанные в стене, будут в случае
опасности уничтожены Гномом, то к остальным вещам это не относилось.
Следовало проверить все, чтобы случайная ошибка не вызвала хроноклазм. И
так уже на этом маленьком участке пространственно-временного континуума
хватало флюктуаций. Масса их еще не стала критической, и всепоглощающее
время должно было стереть их следы, дав нарыву рассосаться. Однако
злоупотреблять этим не стоило. Ибо редко кому удается угадать, какое
перышко окажется последним и вызовет взрыв.
Григ разделся, открыл сундук и вытащил свежую пару белья.
- В чистенькое, в чистенькое, - сказал он себе, усмехаясь. -
Собороваться бы еще.
Именно сейчас, меньше чем за сутки до решающего броска, сомнения и
неуверенность все чаще обжигали его, вызывая желание бежать, куда глаза
глядят. Слишком многое было поставлено нынче на кон и зависело теперь от
его воли, знаний и способностей, чтобы он мог относиться к возможной
неудаче безразлично или, по крайней мере, спокойно. Груз взятой им на себя
ответственности давил на плечи, пригибая к земле, мешая дышать, вызывая
нервную дрожь в пальцах и плечах. Но как бы ни было ему плохо и страшно,
он держался, до боли сжав челюсти, за несколько коротких и жестких слов,
тех слов, которые год назад привели его, заставив бросить все, чем он жил
раньше, в Службу Времени, с маху вогнав между бешено вращающихся шестерен
готовящегося погружения - если не я, то кто?
Сменив подвертки, он связал все грязное в узел и велел Гному открыть
стену, собираясь сжечь обноски в дезинтеграторе.
Дрогнули, вышли из пазов, поворачиваясь вокруг оси, доски, запахло
пылью, и Григ, уже протянувший было руку к дезинтегратору, охнул и
отпрянул назад. Он еще не понял, что произошло, но тренированный глаз уже
выхватил и отметил какой-то непорядок. Что-то было не так, и это что-то в
таком месте, как ниша темпоратора, обязательно означало опасность и
угрозу.
Он поднес свечку и всмотрелся в темноту. Язычок пламени дрожал, и по
стенам ниши плясали тени. Но главное он увидел хорошо. Темпоратор, и
дезинтегратор были на месте. И чересседельные сумы с контактером и всякой
всячиной стояли рядом, там, где он их поставил. А вот с костюмом для
нуль-перехода что-то случилось. Костюм лежал _н_е _т_а_к_.
Обычно, аккуратно сложенный, он покоился на плоской крышке
темпоратора, практически точно посередине, и каждый раз, случайно зацепив
его, Григ тщательно поправлял сверток, подвигая на место, внутренне
подчиняясь гармонии симметрии и порядка. Теперь же, весь в неразглаженных
складках, он лежал как-то боком, чуть не свешиваясь с темпоратора вниз, и
похолодевший от ужаса Григ остановившимся взглядом все глядел на него,
глядел - и не мог поверить.
- Гном! - возбужденно позвал он, чувствуя, как зарождается где-то под
сердцем неприятный холодок.
- Да.
- Что это?!
- Не знаю...
- Но костюм не мог лежать так!
- Пожалуй... Но, может, ты его все-таки зацепил?
- Дай запись.
Присев на лавку, Григ внимательно рассматривал запись, сделанную два
дня назад, когда он последний раз пользовался дезинтегратором. Тогда он
зажигал лучину, но костюм все равно хорошо просматривался в открытой нише.
- Ну вот же! - взволнованно произнес он. - Лежит, как надо. Видишь, с
ним все в порядке!
- Не торопись, - посоветовал Гном. - Тебе еще ставить дезинтегратор.
И действительно. Позавчерашний Григ, легко подняв серебристый ящик,
сделал шаг к нише и, загораживая ее спиной, стал возиться внутри. Потом он
выпрямился, но не отошел в сторону, а остался ждать, пока ниша закроется.
- Тьфу ты! - Григ с досады сплюнул. - Чего ж я так выставился?! А
фронтальные камеры?
- Ну они же нишу не берут.
- И с тех пор здесь никого не было?
- Сигнализаторы молчали.
- А запись?
- Просматриваю... Нет, - сказал Гном через пару минут. - В комнату
никто не входил. Видимо, все же ты его сам так оставил.
- Да? - Григ встал, подошел к нише, потрогал задумчиво бревна. - Не
нравится мне это, - сообщил он.
- Надо тебе поспать, - сказал Гном. - Ты так долго не протянешь.
- Конечно, - согласился Григ. - Дай только наведу порядок.
Он развернул и проверил костюм, оглядел темпоратор. Все было, как
надо. Костюмом никто не пользовался. На темпораторе светилась дата его
появления в этом мире. Прокол-пакеты на рукавах были полны. Вытерев со лба
выступивший пот, Григ вытащил дезинтегратор.
- Ф-фу, - пробормотал он. - Что за напасть! То у Старика, то здесь...
Неужели и вправду? Или почудилось?
"Хватит, - сказал он себе. - Не думай об этом. Смотри в оба, но не
думай. Самое опасное - это ночные страхи. Можно сойти с ума. А ты не для
того сидел здесь полгода, чтобы сейчас сойти с ума. У тебя важное дело.
Думай о нем".
И разбирая сундук, и перекладывая лежащие в нем вещи, он как бы разом
вспомнил эти прошедшие полгода, дни и ночи, кровь и пот, звериную
осторожность в первые недели и воспаленные глаза по вечерам, и как
раскалывалась к полуночи после анализа дня голова, и совсем уже
фантастическую карусель событий, захлестнувшую его после смерти Джоя,
вобравшую в себя арест Антипа, допросы и пытки и потрясающее своей
бессмысленной ненужностью признание плотника. Не так он себе мыслил
заключительный этап. Теперь, даже сотни раз выверяя каждый шаг, он все
равно двигался в стороне от дороги, брел, а точнее пробирался по
бездонному болоту, блуждал в густом, дремучем, полном опасностей лесу,
каждую минуту ожидая, что под зеленым, приветливым мхом разверзнется
пустота.
Что там костюм! События обгоняли от, грозили гибелью всему
задуманному, и теперь, будучи вынужденным включить в это дело и выставить
в качестве своего щита работавшую здесь группу Наблюдателей, он все равно
не испытывал уверенности, что ему удастся обмануть своенравное время и
первым добежать до финиша. Туда, где его так ждут.
Он вспомнил вдруг глаза Н'Габе, зашедшего перед самым погружением в
превентивный бокс. Им давно уже не удавалось встретиться и поговорить друг
с другом. Жесткая программа подготовки заставляла Грига почти каждую ночь
вешать поле гамака прямо в операторской, и Н'Габе он видел только на
экране. Теперь же тот стоял рядом, молча глядя на нет, собираясь, видимо,
сообщить что-то важное и не зная, как начать. И в ту секунду, когда Григ
уже решился было ему помочь, Н'Габе сделал короткий шаг вперед и, подойдя
вплотную, тихо, почти шепотом, сказал: - Ты уж не подведи нас, сынок. - И
добавил, глядя ему прямо в глаза: - Сделай там невозможное.
Чувствуя всепоглощающую усталость, Григ загрузил в дезинтегратор все,
что могло вызвать кривотолки: седой парик с бородой, рясу и клобук, пару
кистеней да шестопер. Подумав, добавил и мешочек с зернью.
Вспыхнуло бесцветное пламя, дохнуло жаром из широкого раструба.
- Все, - сказал он себе, выпрямляясь. - Теперь спать.
Он растянулся на лавке, привычно расслабляясь и загадывая картинку.
Чтобы быстрее заснуть, он всегда вызывал из памяти что-нибудь согревающее
душу, и, вглядываясь в милые черты или в ставший по каким-то причинам
родным и близким пейзаж, он медленно растворялся в мягко заливающих мозг
волнах торможения.
В самом начале заброски он любил вызывать Чаку. Влюбившись в нее, как
мальчишка, с одного взгляда, он вообще в первые месяцы часто просил
показать светлицу, и если Чака сидела там в окружении дворовых девок,
подолгу любовался ее ясным и нежным лицом, порывистой фигуркой, изящными
движениями тонкой, точеной руки.
Однако надменное и презрительное выражение, с которым она каждый раз
глядела на него во время коротких встреч, да несколько случайно услышанных
им фраз быстро развеяли иллюзии. И тогда он раз и навсегда запретил себе
думать о ней и сумел справиться с собой. Уж что-что, а с собой справляться
он умел. Поэтому в последнее время он вспоминал Кея или Вадима, а чаще
всего свою каюту на "Персее", свидетельницу его поражений и побед, давно
ставшую для него и отчим домом, и логовом, где можно было отлежаться и
зализать раны. Он сознательно вытеснял Чаку, а вот сегодня изменил себе.
Впрочем, сегодня он, возможно, встречался с ней в последний раз.
- Приснилась бы хоть, - подумал он, уходя по спирали в темную и
теплую, как перина, пучину сна.
И сон пришел. Но это оказался не тот, хороший и добрый сон, который
так нужен был ему в эту последнюю перед Контактом ночь, а сон тревожный,
полный неясных угроз и безумных трансформаций. Начало он помнил плохо, оно
было сумбурным. Но потом случилось так, что он попал в западню и попал в
нее вместе с Чакой. Судя по тому, что у нет было оружие, он был в
заброске. Правда, он не понимал, как очутился в этих бетонных тоннелях, но
это было не важно. Это было не важно, потому что он спасал Чаку.
Растерянная и плачущая, она металась из угла в угол, потом они оказались в
сером колодце двора, и тут в них начали стрелять. Пули почему-то были
трассирующие, они красиво летели со всех сторон, крест-накрест
перечеркивая пространство колодца. Это были именно пули, а не импульсы
скорчера, но он не удивился этому, а только, устроившись рядом с упавшей
Чакой, ватными руками поднял свой бластер и, с отчаянием понимая, что
совершает преступление, стал стрелять, стрелять, стрелять...
Все происходящее было настолько ужасным, что он проснулся, но, уже
