его спутники стали встречать по сторонам крохотные деревушки - небольшие
сгрудившиеся подкаменья и случайные настволья, что расположились в
баньяновых деревьях, густо усеивавших эту часть равнин, дома фермеров и
ремесленников, которые, несмотря на их заметное участие в жизни Ревлстона,
предпочитали не селиться там, где было уж слишком многолюдно. В тусклой
предрассветной мгле всадники попридержали своих лошадей, перейдя на более
осторожную рысь, чтобы не нанести вреда зазевавшемуся хмельному фермеру
или неосторожным ребятишкам. Но когда солнце взошло и воссияло, ранихины
приветствовали его радостным ржанием, как если бы они приветствовали
старого доброго друга, и вновь прибавили ходу.
Свежим погожим днем сельская местность светилась в ярких солнечных
лучах, казалась озаренной радостью и довольствием, предавшей забвению
маячившую кровавую угрозу. Налитые колосья пшеницы рябью струились по
сторонам, золотистой пеленой покрывая некоторые из полей, а на других -
уже благоухало сметенное в высокие скирды ароматное сено. В воздухе пахло
первым морозцем, а холодный по-осеннему колкий ветерок доносил до них
запахи урожая. Навстречу солнечному утру несся веселый птичий гвалт.
Пахотные земли, казалось, в презрении своем бросали открытый вызов тому
призрачному фантому, что охотился на них, рыща повсюду. Но Корик знавал и
другое: он видел беспомощную, плачущую землю: залитую кровью и стонущую в
огне и под ногами всякой нечисти. Но Корик не мог забыть, и никогда не
сможет, ту доводящую до щемящей боли в сердце красоту, что отчасти и
привела харучаев к Клятве. Так завораживала и очаровывала эта красота, что
не способен выразить ее ни один язык, кроме ее собственного. Он понял, что
переполняло Лорда Гирима, когда тот запрокинул голову и запел, радостно
восклицая:
Хей! Приветствую вас!
Вам хвала!
Благоденствие!
Жизнь и Страна!
Силы пульс
Во дереве и камне!
И земля - сердце - кровь,
Источник вечной мощи живой
И в лесах зеленых и в скалах!
И солнца тепла
Блаженным покоем
Благословлен
Весь воздух и море
И жизнь сама!
Эй, души земной красота
И ты, Небопад!
Вам хвалу воздаю!
Вам приветствие шлю!
Хей! Вам дарю эту песнь!
Песня обладала той странной удивительной силой, что будоражила в ее
слушателе желание присоединиться к пению, и Лорд Гирим истинно наслаждался
этим. Но Шетра не улыбалась и не пела. Она восседала на своем ранихине,
суровая и непреклонная, как будто война уже опустила свои тяжелые ручища
на ее острые плечи. Корик чувствовал это. Он ехал между ними,
всепонимающий и безмолвный.
Так спешили вперед через утро великие ранихины, пока не остались
позади почти все поля и селения, и дорога уже не была столь безукоризненно
ровной. Лорд Гирим поочередно то пел, то разговаривал, словно природа и
земля вокруг него были его зачарованными слушателями. Но Лорд Шетра и
Стражи Крови по-прежнему хранили молчание.
Немного позже, когда дело шло к полудню, они остановились рядом с
ручьем, чтобы Лорды смогли отдохнуть, а ранихины - пощипать травки. Гирим
неуклюже сполз со спины своего коня на землю, подтвердив этим росшее в
Корике подозрение: хотя Лорд был свободно избран ранихином, он был
необычайно слабым наездником. Даже человек, впервые оказавшийся верхом на
ранихине, мог чувствовать себя в полной безопасности, если, конечно, не
побоится доверить себя на попечение мудрого исполина с равнин Ра. Но Лорд
Гирим не был новичком в верховой езде, он отнюдь не впервые сидел на
лошади. Однако он всю дорогу держался верхом на ранихине как-то странно,
резко и беспорядочно размахивая в воздухе руками и судорожно подергиваясь,
как если бы он то и дело терял равновесие и был готов свалиться вниз на
землю. То, как он спускался с лошади, было полбеды. Корик подумал о
предстоящем им долгом и тяжелом пути и внутренне содрогнулся, не ведая,
как перенесет такую дорогу Лорд Гирим.
- Он всегда так держался на коне, - ответил Сил. - У него не
получается удерживать равновесие. Это чуть не помешало ему при избрании
Лордом.
- Однако ранихин избрал его, - озадаченно проговорил Корик.
- И эти великие лошади никогда не ошибаются, здесь не стоит
сомневаться.
- Да, - еще через мгновение ответил Корик. - И его ранихину известно
об опасности.
Корика не покидало беспокойство. Интересно, известно ли Высокому
Лорду о том, что за наездник из Гирима? Если да, то почему она избрала
его? Однако подобные вопросы не должны были касаться Корика, и он отмел
их, повторив вслух слова Клятвы. Миссия сама разрешит его сомнения и
покажет, на что способен избранный Лорд.
Гирим и сам сознавал свою беспомощность. Он, прихрамывая, печально
побрел прочь от ранихина и опустился на живот, чтобы испить воды из ручья.
Он пил долго и жадно, а затем, перевернувшись на спину, выпустил изо рта
фонтанчик воды прямо на траву и тяжело вздохнул.
- Именем Семи! Еще только полдень? Половина первого дня? Друг Корик,
долог ли наш путь до Прибрежья?
Корик пожал плечами.
- Думаю, доберемся туда дней за двадцать, если не задержимся в
дороге.
- Двадцать?.. Мелекурион! Тогда будем молиться, чтобы ничто нас не
задержало. Двадцать дней... - Он с трудом сел. - Эти двадцать дней успеют
по меньшей мере восемнадцать раз свести меня в могилу.
- Тогда, - печально заметила Шетра, - мы будем единственными людьми,
что слышали, как жалуется мертвец.
На это Лорд Гирим вновь плюхнулся на траву и весело рассмеялся.
Когда его радость поутихла, он взглянул на Шетру и попытался было с
деланной легкостью вскочить на ноги, как если бы он не чувствовал боли и
усталости. Но у него ничего из этого не вышло: судорога боли исказила его
лицо, и он снова зашелся смехом, словно его собственные притязания были
самым невинным развлечением, какое только можно себе вообразить. Так, все
еще фыркая от смеха, он прихрамывая отправился к ближайшему кусту алианты,
поел голубовато-зеленых ягод, смакуя их бодрящий немного резковатый
аромат, и вскоре почувствовал, что уже сыт. Добросовестно соблюдая обычаи
Страны, он неспешно разбросал вокруг себя зерна, из которых поднимутся
новые кусты драгоценных ягод. Затем Гирим с особым торжественным
выражением высказал свою готовность отправиться дальше в путь. В считанные
мгновения вся компания уже сидела верхом на лошадях, и легким галопом они
вновь двинулись на восток.
Дорога их по-прежнему пролегла по сельской местности, однако земля
была здесь уже не столь благодатна, как до этого, и оказывала радушный
прием только тем, кто знал как беречь и умело ухаживать за ней. Лишь
несколько поселян встретились им по пути. К вечеру они уже миновали
границу непосредственного влияния Ревлстона, и до того как сумерки
сгустились в темноту оставили далеко позади себя последнее человеческое
жилье, что могло им повстречаться на дороге, ведущей к Зломрачному Лесу.
Однако они не остановились на ночлег, хотя Лорд Гирим с неподдельным
томлением в голосе робко испросил о такой возможности. Но Корик удерживал
всю компанию верхом, не смотря на охи и стоны Гирима. Они продолжали
мчаться через ночь, доверяя ранихинам самим находить их путь. Уж близился
час восхода луны, когда Лорд Шетра негромко произнесла:
- Теперь мы должны отдохнуть. Нужно набраться сил для завтрашнего
перехода через Зломрачный Лес.
Корик согласился, от него не ускользнул брошенный ею взгляд на
Гирима.
Когда его лошадь наконец остановилась, Лорд Гирим почти без сознания
свалился на землю, постанывая во сне.
- Ему, наверное, ужасно больно? - спросил у Силла Корик.
- Ничего, - ответил Силл. - Это у него с непривычки. Он скоро
оправится. Однако, не слишком сладко ему придется в Зломрачном Лесу.
Корик кивнул. Он попрощался на ночь с Брабха и занялся котомкой, что
нес за спиною. Остальные Стражи Крови последовали его примеру, а все
ранихины тем временем ускакали галопом прочь покормиться и отдохнуть, и
заодно посмотреть на расстоянии за лагерем. Когда из дорожных мешков были
извлечены прутья лиллианрила, Лорд Шетра воспользовалась одним из них,
чтобы разжечь небольшой костер. Из некоторых припасов Корика она
состряпала скудный ужин. Пока Шетра ела, она краем глаза наблюдала за
Лордом Гиримом, как если бы ожидала, что запах пищи пробудит его. Но он
по-прежнему лежал ничком на земле, хныча и постанывая время от времени.
Наконец она не выдержала и, приблизившись к Гириму, слегка подпихнула его
ногой.
Он резко отодвинулся и весь сжался, словно готовился оказаться лицом
к лицу со своим противником. Еще какое-то мгновение губы его дрожали и
широко распахнутыми глазами вглядывался он в изумлении в подрагивающую
темноту ночи. Однако, поднявшись на ноги, он стряхнул с себя последние
остатки сна и наконец понял, где он. Страх исчез с его лица, казавшегося
серым и изможденным. С трудом передвигая ноги, Гирим приплелся к костру, с
тяжелым вздохом опустился на траву и съел то, что Шетра оставила для него.
Надо сказать, еда оказала на Лорда свое положительное воздействие, и
очень скоро бодрое и веселое настроение вернулось к нему.
- Да, сестра Шетра, стряпуха из тебя не ахти какая.
Не получив никакого ответа на свое замечание, Гирим растянулся на
земле подле огня, горестно вздыхая.
- Ах, ну что за мука, какая ужасная боль.
Некоторое время он лежал уставившись на языки пламени, пляшущие вдоль
прутика лиллианрила, не уничтожая его. Затем он обратил лицо свое к небу и
хрипловато проговорил:
- Друзья мои, за сегодняшний день я перебрал в своей голове самые
ужасные планы мести тем, кто отправил меня на эту невыносимую прогулку. С
самого полудня я был полон самых страшных и зловещих сообщений. Но теперь
- я каюсь. Вина в этом только моя. Я - жирный, тупоголовый болван,
потерявший рассудок еще тогда, когда меня посетила мысль отправиться в
лосраат и стать Лордом. Ах, о чем я только не грезил, мечтая о Лордах и
великанах, о знании, великих деяниях и подвигах... и... зачем только
спрашиваю я вас? Уж лучше бы я был строго наказан и послан заботиться об
овцах до конца моих дней, лучше, чем потакать моим безумным прихотям и
фантазиям. Но, увы мне, Хул, супруг Грен, мой отец, был не сторонником
наказаний. Сожалею, но моя толстокожая персона не слишком-то чтит его в
своей памяти. Был бы он сейчас здесь и видел бы меня, как болит моя плоть,
как ноют мои кости, и все из-за одного единственного дня прогулки верхом
на ранихине, он бы залился горючими слезами в укор моей отъевшейся
глупости.
- Что ж, возрадуемся, что его здесь нет, - сдержанно произнесла
Шетра. - Я не терплю слез.
Гирим воспринял это как аргумент.
- Тебе-то хорошо. Ты - храбрая и смелая от самой головы до пят -
прямо-таки завидки берут. Но я... Ты слышала разговор в трапезных
Ревлстона. Там говорили, что посох мой, искривлен - что когда Высокий Лорд
Осондрея мастерила его для меня, то он, почувствовав прикосновение моей
руки согнулся от досады и огорчения. Именем Семи! Я был весьма оскорблен,
