представал перед ними Ревлстон. Изящные его формы, точеные линии его окон
и балконов, парапеты, уходящие к самой вершине высоченной скалы и
переплетенные великанами в витиеватые узоры, - кружили им голову и все
больше порабощали своей красотой и надежностью. Здесь, в тепле и уюте,
посреди изобилия пищи и солнечного света высился один-единственный
скалистый дом, но огромный до того, что был способен вместить в себя весь
народ харучаев и навсегда избавить их от нужды. Великолепие и
многозначительность той роскоши заставляла каждую бойницу и зубчатые стены
жить странной жизнью, освещенной высшими мистериями и неиссякаемыми
возможностями.
Во внезапном приступе незнакомой им страсти они поклялись, что
завоюют эту Твердыню и сделают ее своей. Без колебания тысяча
невооруженных харучаев осадили Ревлстон.
Но их военные действия не зашли слишком далеко. Почти сражу же
огромные каменные ворота под сторожевой башней широко распахнулись, и
Высокий Лорд Кевин выехал вперед, чтобы встретить осаждающих. Он ехал
верхом на великом ранихине и в сопровождении половины своего Совета,
Дозора Боевой Стражи и компании ухмыляющихся великанов. Серьезно и со
вниманием выслушал Кевин требования, выдвинутые перед ним Первым Знаком
Тьювором, и могущество Посоха Закона позволяло ему понимать язык харучаев.
Затем он объявил свою волю, что ничто не заставит его вступить в
кровопролитное сражение с харучаями, он ненавидел сражения и был против
войны. Вместо этого он пригласил пятерку возглавляющих воинство харучаев в
Ревлстон на попечение радушных и гостеприимных Лордов. И хотя харучаи
опасались предательства и вероломства, не принять приглашение им не
позволила гордость.
Но предательства не случилось. Огромные ворота по-прежнему оставались
открытыми все три дня, пока пятеро командующих осаждавшим воинством
знакомились с великолепием и простором Ревлстона. Они сами испытали на
себе добродушное могущество веселых и жизнелюбивых великанов, что
сотворили эту Великую Твердыню, вдохнув новую жизнь в камень, и наконец
получили предложение от Совета Лордов по доброй воле снабдить харучаев
всем, в чем у них есть нужда, и помогать им так долго, как им того
потребуется. Когда воины возвернулись к своим армиям, они не шли пешком,
но ехали верхом на горделивых ранихинах, что избрали для себя носить
харучаев. В душе Корика и равных ему воинов жило одно и тоже чувство.
Что-то новое открылось им, что-то, находившееся вне их возникшей близости
с ранихинами, вне дружбы и благоговейного трепета перед великанами и даже
завораживающего великолепия самого Ревлстона. Харучаи были воины,
привыкшие силой добывать себе то, что они требовали: они не могли
принимать дары, не отдавая что-то взамен.
Поэтому той же ночью воинство с гор Западных собралось под южной
стеной Ревлстона. Харучаи крепко задумались, и уже вскоре сообща выковали
Клятву - чистую и высокую, не подвластную жалости и лжи, не несгибаемую ни
болью, ни непогодой: клятву, словно высшую присягу, произнесенную над
рекой смерти, что связывает даже богов. То была клятва, рожденная из самых
глубин их гордых и чистых сердец, и была она под стать мастерству
великанов и могуществу Лордов. Когда они произносили горячие слова -
ха-мэн руал тайба-сах карэб хо-йел - земля, казалось, всколыхнулась под их
ногами и дохнула на них жаром, как если бы вся земная сила собралась к ее
поверхности, чтобы услышать воинов. И когда они наконец принесли свою
Клятву полностью, так, что не изменить ей и не оступиться, камни под их
ногами глухо зарокотали и огонь пробежал по жилам воинов, укрепив их мощь
к обещанию, данному ими.
Так это было. Перед рассветом оставшееся воинство отправилось назад
через Ущелье Стражей и дальше домой. А пять сотен харучаев Клятвы
отправились в Ревлстон, чтобы стать Стражами Крови, защитниками Лордов:
крепкой и надежной преградой между Ревлстоном и любым грозящим ему злом и
напастями.
Но это еще не все. Хотя Корик теперь, накануне миссии в Прибрежье,
прибег к древнему ритуалу - поединку, - дабы подтвердить его назначение
Первым Знаком Морином возглавить их небольшой отряд, пустившийся на поиски
великанов - хотя Клятва, которой он служил, по-прежнему обязывала и
оставалась безупречной, - в истории харучаев произошло по крайней мере еще
два важных события, стоящих упоминания. Первое произошло на следующее же
утро, после того, как были произнесены слова Клятвы. Когда харучаи вошли в
Ревлстон и объявили свою волю Совету, Высокий Лорд Кевин пришел в полное
смятение. Как и Лорд Морэм в более поздние годы, Кевин в те времена
обладал даром предвидения, что порой сильно отягощало его, и в Клятве
харучаев он узрел грядущие несчастья. С необычным упорством настаивал он,
что харучаи учинили Клятву во вред себе, опасаясь за судьбу воинов и
пытаясь отказаться от их службы - настолько сильно был он ошеломлен и
столь же мало понимал он горячие и пылкие сердца этого отважного народа.
Но великаны научили его пониманию, и он принял условия харучаев.
Другое, о чем следует упомянуть, произошло в ходе последней войны,
перед тем как Кевин свершил Ритуал Осквернения. Когда Высокий Лорд втайне
от других уже вынашивал свое грозное намерение, он пустил весть по Стране,
пытаясь спасти хоть часть ее от разрушения. Он предостерег великанов и
ранихинов о надвигающемся опустошении. И он приказал Стражам Крови
отправиться назад к себе домой, в горы.
И случившееся мучило теперь Стражей Крови, именно это породило в них
сомнение. Они беспрекословно повиновались Высокому Лорду, и поэтому
пережили Осквернение, но Лорды, которым они присягнули на верность,
погибли. Стража Крови повиновалась тогда Кевину, не ведая о том, что
повеления его могут противоречить их Клятве. И до сей поры поступок Лорда
оставался для них странным, немыслимым, даже угрожающим. Они доверяли
Кевину, полагали, что его приказы созвучны их Клятве и намерениям. Но
теперь они знали и другое. Кевин уберег их от гибели, что наверняка
ожидала их, останься они рядом с Лордом - и лишил их возможности
воспротивиться его темным намерениям. Он предал их.
И теперь Стражам Крови были ведомы сомнения. И Клятва их теперь
требовала еще и иного: они должны уберечь Лордов от саморазрушения и
неверия в собственные силы.
И поэтому Корик обратился к древнему ритуалу. Он помнил всю его
историю - Клятва не освобождала от памяти, - и поэтому-то он поступал так.
И он поднял свои руки, знающие, что такое убивать, на своих товарищей.
Он не сдерживал свою силу, не таился от ударов и не сражался менее
ожесточенно, чем бы он бился с врагами Лордов. Не было в этом нужды,
поелику не было слабых или неискусных воинов среди Стражей Крови; верность
Клятве заставляла их крепить свой боевой дух и силу. Первые поединки
Корика были короткими. Ранник и Прен - старые и испытанные воины Стражи
Крови - достаточно часто мерились с ними своими силами, чтобы хорошенько
изучить своего товарища. После нескольких быстрых схваток они поняли, что
он по-прежнему тот же могучий воин, кто и раньше превосходил их силой. И в
почтении к их примеру, молодые хо-ару и нимиши также довольствовались
серией коротких, искусно проведенных мастерских ударов, чтобы явить перед
всеми достоинство и силу своего товарища - как и свои собственные. Керрин
и Силл бились немного дольше, более из уважения к Лордам, которых они
опекали, чем потому что они жаждали вырвать первенство из рук Корика. Но
Корик не зря был одним из тех, кто были избраны возглавить первоначальную
армию харучаев. Сражаясь с такой ловкостью и быстротой, он по очереди
доказал Керрину и Силлу, что по-прежнему остается самым достойным из
воинов-харучаев.
И под самый конец Корик схватился с Туллом.
Его весьма порадовала сила и стойкость молодого воина. Во многом Тулл
был еще неиспытанным Стражем Крови, и потому-то Корик атаковал его безо
всякой жалости и без скидок на неопытность. Но искусный бой Тула вскоре
показал всем, что новые поколения харучаев, не довольствуясь былым
мастерством, изобрели множество неизвестных Корику ложных выпадов и
ударов. В считанные мгновения Корик оказался припертым к стене, и Тулл,
казалось, одерживает вверх. Но Корик сходился в бою с противником самым
разным. Он обучался быстро. Когда необычный удар поймал его, он отразил
его и, ловко изогнувшись, избежал падения, что ознаменовало бы его
поражение. Тогда он встретил Тула тем же самым молниеносным ударом. Удар
сбил Тула с ног, молодой воин повалился на грубый пол, и поединок был
окончен.
Тулл, ничуть не смутившись, вскочил на ноги и встал рядом с другими
Стражами Крови лицом к Корику.
- Сила и верность! - провозгласили они. - Мы - Стража Крови!
Тан-Харучай!
- Тан-Харучай! - твердым голосом отозвался Корик. Он слегка
поклонился своим товарищам, и они последовали за ним прочь из залы. Среди
них он был единственным, чье дыхание и пульс несколько участились, но
внешне это не было заметным.
Когда воины вновь добрались до основных коридоров и залов Ревлстона,
они разделились, чтобы заняться сборами в дорогу. Для себя они могли бы
ничего и не брать, кроме своего одеяния и толстых мотков клинго, липкой
кожаной веревки, открытой для Страны великанами. Оружия харучаи не носили.
И, частично из-за своей Клятвы, они были более чем неприхотливы к еде, а
пока еще морозостойкая алианта растет и созревает по всей Стране, Стражи
Крови и не требовали себе ничего другого. Но Лорды нуждались в снаряжении
большем: еда и питье, прутья лиллианрилла для факелов, одеяла и подстилки
для ночлега, кухонная утварь, несколько ножей и некоторые другие
необходимые им вещи. Всю эту поклажу харучаи могли взвалить на свои
собственные плечи, так, чтобы освободить Шетру и Гирима от тяжелой ноши.
Сейчас Корика заботило лишь то самое необходимое, что могло им
потребоваться в дороге, остальное же он оставил на усмотрение Лордов.
То, что его не касалось, не должно было и не беспокоило Корика. У
него не было ответа на смятения и тревоги Лорда Шетры - хотя веками он
испытывал томления между мужчиной и женщиной - и поэтому он держался в
стороне от этого. Он не принимал участия в молчаливом страхе, что побудил
Лорда Гирима испрашивать в спутники Томаса Кавинанта вопреки желаниям
Высокого Лорда: поэтому он не пытался влиять на Неверящего, склонять его к
путешествию или препятствовать ему. Он гнал прочь от себя все, в чем не
было у него уверенности и что совсем не входило в круг его забот и опеки.
Сила и верность! Добиться удачи или принять смерть. Природа одарила его
невозмутимым выражением лица, и Корик умело скрывал свои чувства,
представая человеком холодным и бесстрастным.
Но все же горевал вместе с Шетрой и питал уважение к Гириму. Он в
угрюмом молчании осуждал Неверящего. И возвращение ранихинов, семнадцати
из великих лошадей, со звездами во лбах, их странная бескорыстная
верность, когда, грохоча своими копытами, они явились к нему по первому
его зову - эта гордость и красота отзывались гимном в его сердце. Он был
харучаем и Стражем Крови. И их Клятва - лишнее доказательство тому, как
могут быть чутки и отзывчивы эти люди с гор.
И вот сейчас он получал особое наслаждение, когда Брабха нес его
вниз, с подножия холмов на нижние равнины через ухоженные пахотные угодья,
что протянулись на многие лиги вокруг по всем восточным склонам. Там он и
