научно-исследовательском институте?
ДЕД. В НИИ работал. В каком, не скажу.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Не выдумывайте.
ДЕД. На войну работал. На космос и на войну.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вот как? Свежо предание, да верится с трудом.
ДЕД. А теперь можно. Раньше нельзя было. А теперь все можно.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (недоверчиво). Засекреченный?
ДЕД. Как же... "Двойка" стояла. Вторая форма... Мы с женой дом купили... В
Нащекино хорошо... Курочек семь штук, все несутся... петух боевой...
молодец... Нет, вторая... Ты что?.. А в городе жить не хочу. В городе плохо.
АНТОНИНА. Я тоже, когда закрываю глаза, все балкон вижу. Яблони цветут...
настурция.
ДЕД. Да и зубы пустяк, если по правде сказать. Подумаешь, зубы. Мы тогда
изделие потеряли...
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Что за изделие?
ДЕД. Э-эээ... Не знаете, что за изделие. А спрашиваете.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Знаю, знаю... Не скучайте, Тамара, скоропоедем. Вы все
молчите, молчите... Вы, Тамарочка, спойте... Спойте, пожалуйста... А мы
послушаем...
ТАМАРА. Не сейчас.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Жаль, пианино нет, вы бы спели... сыграли...
ТАМАРА. Не приставайте, Игорь Сергеевич.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ну так что же это за изделие такое?
ДЕД. Изделие... Такое... (Тихо.) Самонаведения.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А?
ТАМАРА. А-а-а...
АНТОНИНА. Куда наведения?
ДЕД. Вот туда и наведения. Куда спрашивает... Это дело такое... режим! Ни-ни
лишнего!.. Даже слов не употребляли...
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Каких слов?
ДЕД. А вот как называется. Только "Изделие". Изделие оно и есть изделие...
Изделие... Секретность такая...
АНТОНИНА. А... изделие...
ДЕД. Про себя кто как. Мне "поросеночек" нравилось, другие "манюшей"... Но в
документах - только "изделие". Болтун - находка для шпиона.
ТАМАРА. За вами шпионы охотились?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Филипп Семенович, вы заливаете.
ДЕД. Испытывали мы как-то изделие... три опытных образца... такие, знаете,
самонаведения... поросеночки... Н-да... Очень непростая система... (Почти
шепотом.) Антенна там... опять же по инфракрасному следу... система
слежения... передатчик... много блоков... я за каналы отвечал...
ТАМАРА. За какие каналы?
ДЕД. Неважно. На Севере месяцами просиживал, на испытаниях. Ну так вот.
Отработали мы двух поросят, сняли характеристики... Хорошо... Все в допуске...
а третьего поросеночка трогать не стали. Оставили упакованным. Оставили и
оставили... Год проходит. Пора списывать. Изделие... Где изделие? На складе
нет, нигде нет... Что такое... как корова слизнула... А это дело такое...
Ой-ой-ой какое... головы полетят... Туда-сюда. Стали заминать,
договариваться... Акт задним числом составили... Дипломатия. По списанию...
Будто списано. Уладили. Все хорошо. Обошлось. Еще два года проходят.
ТАМАРА. А когда это было все? В каком году?
ДЕД. Неважно. Было и было. Прошло еще два года, боцман с триста шестнадцатого
возьми и на третью площадку пойди... Пошел. А на третьей, там свалка была...
вековая. В бухте.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. В чем?
ДЕД. Неважно в чем. Была и была. И находит он там по чистой случайности...
совершенно как новенький... с грифом...
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. То есть что?
ДЕД. То есть что?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Что находит?
ДЕД. Контейнер. Опечатанный. С грифом. А его и в природе быть не должно.
АНТОНИНА. Почему?
ДЕД. Я же акт подписал. Мы ж списали изделие. Ну, тут дело серьезное... Первый
отдел... Дом Большой, понимаешь ли... Комиссия собралась, открыли. Eешкин
корень! Лежит!
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Изделие?
ДЕД. Поросеночек. Наш. Лежит, поросенок. Что ты делать будешь... Как хочешь,
так и выкручивайся... Да-а-а... Это... Уффф-ф. А ты говоришь.
ТАМАРА. Филипп Семенович, можно вопрос?
ДЕД. Задавайте.
ТАМАРА. Вам с красной ртутью приходилось работать?
ДЕД. Я вам так на это отвечу. Сейчас можно обо всем разговаривать, но о чем-то
все же нельзя. Я и сам не знаю сейчас, о чем можно, а о чем нельзя
разговаривать.
АНТОНИНА. А как же конверсия? Вы в конверсии не участвовали?
ДЕД. Забудьте все, что я вам рассказал.
ТАМАРА. И все же, Филипп Семеныч, вы со своим огородом... в нашем вагоне...
прицепном... как бы ответ на этот вопрос... о конверсии... У вас вкусные
огурцы были. Спасибо.
ДЕД. Это упрощение. Там все сложнее.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Я тоже хочу сказать. Я не хотел говорить, но скажу. Я
внимательно слушал, Тамара, и вот что подумал. Я, Тамара, вот что подумал.
Выходите за меня замуж.
ДЕД. Правильно.
АНТОНИНА. Ах? (Едва ли не обморок.)
ТАМАРА. Тоня, Тоня... что с вами... вам плохо?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (испуганно). Антонина Павловна... Это я Тамаре сказал... чтобы
она выходила...
АНТОНИНА. Извините, извините меня... Так неожиданно.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Это я Тамаре сказал...
АНТОНИНА. Так неожиданно... Мне никто никогда не делал предложения...
ДЕД. Он Тамаре сказал, я слышал, Тамаре.
АНТОНИНА. Да конечно Тамаре... Я сразу поняла, Тамаре... Но это так
неожиданно. Мне ведь не делали предложения. Никогда.
ТАМАРА. Потому что от скуки... уверяю вас, он от скуки... делает. Как вам не
стыдно, Игорь Сергеевич?
АНТОНИНА. Мне и от скуки никто никогда не делал.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Почему же от скуки? Почему от скуки?
ТАМАРА. По кочану. (Разволновавшись.) Потому что вы меня не знаете совершенно.
А я - вас. Вы вот, сами рассказывали, что книги воруете... Как же я могу за
такого?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Да ведь я же с работы их воровал, из типографии. А не из
библиотеки. Я работал в Ивана Федорова...
ТАМАРА. Ничего не знаю. Филипп Семеныч, когда же нас прицепят, наконец? Вы
хоть ответьте.
ДЕД. Мне завтра на примерку... У меня примерка зубов последняя.
АНТОНИНА. Это так славно, когда делают предложение. Тамара, я завидую вам.
ДЕД. Надо лезть в окно.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Зачем?
ДЕД. Идти на станцию надо. К начальнику станции. Нас закрыл проводник.
ТАМАРА. Да, да! Проводник! Он еще пожалеет!.. Чего он боится? Что мы подушки
его украдем?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Не ворую я ничего! Не ворую! Я только книги из Ивана
Федорова...
ТАМАРА. Вот и прекрасно. Я самая худенькая. Я и полезу.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Подожди, не спеши, успокойся, Тамара.
ДЕД. Она за всех, за нас похлопочет.
АНТОНИНА (задумчиво). Мне же мой предложения так и не сделал. Уж я ему сама
потом говорю, выходи за меня замуж... то есть женись... Он и женился.
ТАМАРА. Надо ехать, а не сидеть. Надо ехать, а не сидеть.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Пора. Пора. Пора.
_ЧЕТВЕРТОЕ_
_
Пока без Тамары. Потом с ней. Кажется, все поменялись местами.
_
ДЕД. В общем, оно, конечно, ни в какие ворота... В общем, да... собственно...
Но я вам на это все-таки так скажу... Лучше все-таки так, чтобы был вагон,
пускай и отцепленный, чем так, чтобы не был, да хоть и прицепленный...
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Извините, Филипп Семеныч, вы слишком умно выражаетесь. Не
понять.
ДЕД. Это, понимаешь ли, диалектика, можно сказать. Купишь билет в семнадцатый
общий, придешь на платформу, а его и в помине нет. Восемнадцатый есть,
шестнадцатый есть, а семнадцатого нет. И никто не знает, где он, семнадцатый -
ни проводники, ни бригадир поезда... А другой раз дадут вагон, да не тот... от
другого состава... по ошибке прицепят. У него и размеры не те, низенький
какой-то, плюгавенький... А номер тот - семнадцатый. И не пускают. Потому что
в чужом нельзя. Его надо возвратить в другой город порожним. А то их оштрафуют
за это. За то, что в нем пассажиры поедут, в чужом... за эксплуатацию. Так и
тянут пустой, представляете?
АНТОНИНА. Да. С прицепными вагонами всяко случается.
ДЕД. Помню, в восемьдесят шестом, уже Горбачев правил, дали нам в нулевой
вагон билеты. Тогда Первое Мая надвигалось, билетов не было, и мы бучу возле
кассы устроили. Вот нам и дали в нулевой. Думали, что в дополнительный...
Поезд пришел... Первый, второй, третий... где нулевой вагон? Нет нулевого,
проводники смеются. У вас же написано: нулевой! А знаете, что такое нуль? Нуль
это нуль.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Я в детстве миллиарда боялся. У отца книга была с
динозаврами... Вот я и думал, что он динозавр, что ли... бронтозавр...
Миллиард. Животное доисторическое.
АНТОНИНА. А ваш отец тоже книгами увлекался?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Да. Это у нас семейное. Я... я же... Я вам не хотел говорить
этого. Но скажу. Я ведь, можно сказать, писатель. Помните... вы о писателях
говорили. Что их нет больше. Есть. Есть, Тонечка, есть.
АНТОНИНА. Вот как? И что же вы написали, Игорь Сергеевич?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А ничего. Я ничего не писал никогда и не буду писать. Я
просто чувствую, что во мне писатель живет, крупный, если хотите. И что я могу
сесть за стол и написать роман. Они не могут, а я могу.
АНТОНИНА. Кто "они"?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, эти... которые пишут. Вы посмотрите, какая серятина
кругом, сколько бездарности, пошлости... Глупости наконец, неумения... Они не
умеют, не могут, но пишут, пишут... А я могу, но не буду. Не хочу. Увольте.
ДЕД. Если не пишешь, то не писатель.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Эх, Филипп Семеныч, писатель - это состояние духа, а не... не
бумаговредительство. Хотя... я, конечно... как бы графоман... но наоборот. Не
хочу, не буду. Графоман-минус. Вернее, плюс.
АНТОНИНА. Странный вы, Игорь Сергеевич.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Жаль, Тамары нет, она бы меня поняла.
АНТОНИНА. Я вас тоже понимаю, Игорь Сергеевич. Но вот вы... вот нам тут
говорили, что вы... человек вы поступка. А сами роман не пишете. Разве это
поступок?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Конечно. Еще какой поступок. Не поддаться соблазну.
ДЕД. Где же Тамара? Почему не идет? Не несет нам вестей никаких? Когда нас
прицепят? Когда мы тронемся?
АНТОНИНА. А я бы, если бы была писателем... писательницей... обязательно бы
роман написала. Как с Чудаковым познакомилась, с Михаилом Степанычем... Как у
нас было с ним... об этом роман... весело. Я вам дом показать обещала. Поедем
- обязательно покажу.
ДЕД Потерял я лет десять назад зонтик в поезде. Японский. Мне сказали, чтобы я
зашел... в это, как называется... ну, служебное помещение их... машинистов...
где они собираются... Вдруг подобрали. Вот. Я зашел. Зонтика нет, конечно, с
концами... но я это не к тому рассказываю. Там у них "Молния" на стене,
стенгазета. Сами себя пропесочивают. Я посмотрел... Машинист такой-то уснул на
работе на столько-то времени. Чудом избежал аварии. Выговор. Машинист такой-то
уснул. Чудом избежал аварии. Выговор. Машинист такой-то уснул на работе.
Выговор. Так что, может, еще и хорошо, что сидим и не едем. Может, и к лучшему.
АНТОНИНА. Игорь Сергеевич, вы начитанный человек. Вы сейчас про миллиард
рассказывали. А что скоро солнце погаснет, вы знаете?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Когда?
АНТОНИНА. Через пять миллиардов лет.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Разве это скоро?
АНТОНИНА. Раньше думали, через десять. Оказалось, через пять. В газете
писали... Я очень расстроилась.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Почему?
АНТОНИНА. Думали, через десять. Оказалось, через пять. В два раза. Вот такое
открытие невеселое. Весь мир взбудоражен.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Что-то не чувствуется. Не волнуйтесь, мы все равно не
дождемся.
АНТОНИНА. Лучше бы через десять.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Без разницы, Тоня.
АНТОНИНА. Может, вам и без разницы, а мне не безразлично, через пять или
десять...
ДЕД. По радио передавали, что солнце внутри холодное. Оно только снаружи
горячее. А внутри - лед.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Не знал. Все-таки мне кажется, мы зря Тамару одну выпустили.
Незнакомое место и вокзал далеко.
АНТОНИНА. Да разве такую удержишь? Вон она как в окно выпорхнула... Как
циркачка... А все потому, что вы предложение сделали... так неожиданно.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Это и для меня самого так неожиданно. Я это еще сам не
осмыслил.
АНТОНИНА. Осмысляйте, осмысляйте. У вас вагон времени.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Хорошо сказано, вагон времени.
ДЕД. Времени вагон.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Надеюсь, не заблудится. Не заблудилась.
