Он встал. В одной руке у него оказался небольшой мешочек. Он потряс
им, и внутри зазвенели монеты. Паук кинул мешочек мне, и я поймал его.
- Кого?
- Голубку.
- Ту, которая нарисована на плакате? Но кто...
- Кто такая Голубка? Голубка - это Елена из Трои, Стар Антим, Марио
Монтез, Джин Харлоу, - он остановился.
- И ты? Иуда и Минос, и Пат Гаррет? Кто ты для нее?
Паук фыркнул от смеха.
- Если Голубка - Джин Харлоу, то я Поль Берн.
- Но почему?
- Ступай, Чудик. Иди.
- Иду, - пролепетал я, - иду, - я был смущен. Тем же, чем и вы. Но не
совсем. Я продолжал внимательно смотреть на Паука. Неожиданно он швырнул
череп. Череп полетел ко мне, на мгновение задержался в воздухе, упал на
пол и разлетелся. Паук засмеялся. Смех был дружественным, без шуршанья
рыбьей чешуи и мушиных крыльев, затмевающего смех Кида, без злой насмешки.
Но этот смех испугал меня до смерти. Я выскочил за дверь. Осколки черепа
хрустели под ногами. Дверь тут же захлопнулась за мной. А в глаза ударил
солнечный свет.
12
Покинув Крит, отправляйся в святой храм.
Сапфо. Фрагмент
Этим утром я укрылся от небольшого дождя в чайной
вместе с докерами. Желтые облака плыли над Босфором. Нашел
одного человека, который говорит по-французски и двух
других, говорящих по-гречески. Мы говорили о путешествиях
и согревали пальцы о стаканы с чаем. Мы, все четверо,
попутешествовали по земному шару. Радио над камином
перемежало повторяющиеся турецкие мелодии с Азнавуром и
Битлами. Чудик начинает последний этап своего путешествия.
Я не могу последовать за ним. Когда дождь прекратился, я
прошел по прибрежному рыбному базару; жабры у серебристых
рыбок были вырваны, и казалось, что каждая голова увенчана
кровавым цветком. Улица с деревянными домами поворачивала
в город вверх по холму. Здесь недавно бушевал огонь.
Несколько домов фактически сгорели дотла, но высокие
сверкающие обугленные плиты нависали над булыжной
мостовой, где в грязи играли апельсиновой кожурой дети. Я
наблюдал, как несколько ребят гнались за рыжеволосым
мальчиком. Его лицо было мокрым, споткнувшись, он упал в
грязь, потом побежал впереди меня. Каблуки его башмаков
были стоптаны. Возможно, сопереживая этому мальчику, я
изменю цвет волос Кида Смерти, с черного на рыжий. Прошел
вдоль стены дворца, топча и расшвыривая серые листья по
мостовой. Я остановился на Султанахмет Джамми. Голубые
узоры поднимались по куполу передо мной. Это действительно
успокаивало. Через неделю еще один день рождения, я снова
смогу начать скрупулезный процесс накладывания другого
слоя словесной вязи на вновь ободранный скелет романа.
Камни были холодны под моими босыми ногами. узоры
продолжали подыматься, увлекая глаза вверх и по другую
сторону купола. Снаружи я обулся и пошел по двору. На
втором этаже старой чайханы я сел в углу, подальше от
плиты и попытался подвести своих героев к концу романа.
Скоро я начну снова. Чтобы окончания были полезными, они
должны быть незавершенными.
Дневник автора. Стамбул, март 1966 г.
Каковы ваши достижения? Осмелитесь ли вы жить на
Востоке, где живем мы? Боитесь ли вы солнца? Если вы
услышите, что новая фиалка прокладывает себе путь,
расталкивая богов, будете ли вы решительны?
Эмили Дикинсон. Письмо К.С.Тернеру
"_Ж_е_м_ч_у_ж_и_н_а_" поразила меня. Миллион людей - это слишком
много для вылезшего из трущоб. Но горожане все таки более централизованы.
В этот бурный вечер в конце улицы я увидел эмблему "Жемчужины". Я заглянул
в кошелек. Пауку все же нужно было дать мне денег побольше.
Черные двери плавились в темно-красных лучах заходящего солнца. Я
пошел вверх по ступеням лестницы, освещенной оранжевыми огнями. В воздухе
витали ароматы. Было шумно. Я крепко сжимал мачете. Посетители совершенно
истоптали ворс ковра своими бесчисленными ногами. На левой стене кто-то
изобразил натюрморт: фрукты, перья, всякая посуда на фоне мятой кожи.
Голоса, да. Но там, где звук становиться музыкой, там была тишина.
- Ло? - спросила собака, сидевшая наверху лестницы.
Я был сбит с толку.
- Ло Чудик, - ответил я и улыбнулся собаке. Но ее морда осталась
холодной.
И на балконе, где веселилась Ее компания, встала Она, наклонилась и
спросила:
- Кто ты? - и ее слова рассыпались смехом.
Она была прекрасна. На ней было серебристое платье с глубоким
вырезом, из которого выглядывали маленькие прелестные грудки. Ее рот,
казалось, был создан для того, чтобы смеяться. Волосы, густые и блестящие,
как у Маленького Джона. Оказалось, что она обращается ко мне:
- Да-да. Ты, глупенький. Кто ты?
Я забыл, что когда к вам обращаются, нужно отвечать. Если бы к вам
обратилась такая красавица, вы тоже не сразу бы ответили.
Собака кашлянула и объявила:
- Это... Ло Чудик.
Все в зале притихли. В наступившей тишине я понял, как здесь было
шумно. Шепот, смех, разговоры, стук ног по полу, скрип стульев - мне
захотелось, чтобы шум возобновился. В дверном проеме, где две змеи
обвивали рукоятку двери, я увидел знакомую жирную фигуру Пистолета. Он
увидел меня, затаил дыхание и прислонился к косяку.
Потом Голубка сказала:
- Ну, ты вовремя, Ло Чудик. Думаю, ты никогда здесь не был. Пистолет,
принеси стул.
Я удивился. Пистолет был поражен. Не сразу справившись с в очередной
раз отвисшей челюстью, он все-таки принес стул.
Я направился к Голубке, пробираясь между столов, цветов, свечей и
наполненных бокалов; мимо мужчины с собакой на золотой цепочке, женщины с
украшенными драгоценными камнями веками и грудью, чуть-чуть прикрытой
сеткой из серебряной и латунной проволоки. Все они обернулись посмотреть,
как я иду.
Я остановился у лестницы, ведущей на балкон Голубки. Она стояла,
прислонившись к перилам балкона, и протягивала мне руку.
- Ты друг Паука, - сказала она, улыбаясь. Когда она заговаривает с
вами, вы чувствуете себя великолепно. - Пистолет, - она оглянулась; ее
платье сверкало и переливалось. - Поставь стул возле меня.
Пистолет тут же выполнил ее требование, и мы сели.
Я видел только ее. Она прильнула ко мне, учащенно дыша. Думаю, что
это так и называлось.
- Мы должны поговорить. Что тебе рассказать?
Изумительное дело наблюдать, как дышит женщина.
- Э... о... хорошо, - я попытался сосредоточить все внимание на ее
лице. - Девять тысяч действительно приятнее, чем девяносто девять? (Вы
думаете, я знал, о чем спрашиваю?)
Она беззвучно засмеялась. Это было обворожительно.
- Ах! Ты должен сам попробовать и испытать это.
В зале снова зашумели. Голубка продолжала смотреть на меня.
- Чем ты занимаешься? - спросил я. - Паук говорил, что ты можешь
помочь мне найти Челку.
- Я не знаю, кто такая Челка.
- Она... тоже была прекрасна.
На ее лице промелькнуло глубокое сочувствие:
- Да, - сказала Голубка.
- Думаю, здесь нам поговорить не удастся, - я бросил взгляд на
Пистолета, вертящегося возле нее.
- Проблема не в том, в чем ты думаешь, - Голубка приподняла черные
брови.
- Это часть...
- О, - сказала она и вскинула подбородок.
- А ты? - спросил я. - Что здесь делаешь ты? Кто ты?
Дуги ее бровей приподнялись еще выше:
- Ты это серьезно?
Я кивнул.
Она смущенно, как бы ища поддержки, повернулась к окружающим ее
людям. Когда никто не попытался ответить на мой вопрос вместо нее, она
снова взглянула на меня. Ее губы приоткрылись и задрожали.
- Они говорят, что я - то, что позволяет им всем продолжать любить.
- Как это? - спросил я.
Кто-то позади нее спросил:
- Он действительно не знает?
С другой стороны раздался еще голос:
- Не знает о поддержке и необходимости смешивания?
Голубка приложила пальчик к губам, и они замолчали.
- Я сама расскажу ему. Чудик - кажется, так тебя зовут?
- Паук сказал мне, чтобы я поговорил с тобой, - я хотел закрепиться в
ее мире информационными крючками.
- Ты хочешь, чтобы все было просто. - Она иронически усмехнулась. -
Паук. Великий Бог Ло Паук? Предатель, лжедруг, один из тех, кто уже
подписал смертный приговор Зеленоглазому. Не интересуйся теперь судьбой
этого обреченного человека. Занимайся своими делами, Чудик. Что ты хочешь
знать?
- Смертный приговор?..
Она прикоснулась к моей щеке.
- Будь эгоистом. Что тебе нужно?
- Челку! - я вскочил со стула.
Голубка продолжала сидеть.
- Теперь я задам тебе вопрос, не ответив на твой. Кто такая Челка?
- Она была... - я запнулся, - она была прекрасна, как ты.
Она опустила голову. Светлые, светлые глаза потемнели, и она их тоже
опустила.
- Да, - это слово она не сказала, а выдохнула. Ответ я скорее увидел,
чем услышал. И постепенно вопросительное выражение на ее лице сменила
ирония.
- Я... - неправильное слово, - Она...
Невидимый кулак забарабанил по моим ребрам. Остановился, раскрылся,
"рука" дотянулась до моей головы и процарапала лицо под кожей. Лоб и щеки
горели как от огня. Глаза жгло.
Голубка перевела дыхание.
- Понимаю.
- Да нет, ты не... - вырвалось у меня. - Ты не понимаешь.
На нас снова смотрели. Она тоже осмотрелась и прикусила губу:
- Ты и я... не совсем похожи.
- Что?.. О. Но - Голубка...
- Да, Чудик?
- Где я? Я пришел из деревни, из диких пустынь, через драконов, через
цветы. Я бросил звание Ло, ищу свою погибшую девушку и охочусь на голого
ковбоя. И где-то грязный принц идет к... смерти, пока я болтаюсь здесь.
Где я, Голубка?
- Ты у древнейшего места, которое называется Ад, - быстро заговорила
она. - Ты умеешь проходить сквозь смерть или песнь. Тебе может
понадобиться помощь, чтобы найти путь отсюда.
- Я взглянул на свою смуглую девушку и нашел тебя, серебряную.
Голубка встала, и свет, исходивший от ее платья ослепил меня. Ее
гладкая рука скользнула по бедру, и я схватил эту ручку в свою шершавую,
грубую руку.
- Пойдем, - сказала она.
Спустившись с балкона, она наклонилась ко мне.
- Мы будем прохаживаться по комнате. Думаю, у тебя есть выбор, одно
из двух - или слушать, или смотреть. В том, что ты сможешь и то и другое,
глубоко сомневаюсь. Я не смогла, но ты попробуй.
Мы прохаживались по комнате, и мачете постукивало по моей ноге.
- Мы устали, пытаясь быть людьми, Чудик. Для того, чтобы выжило еще
хотя бы двенадцать поколений, мы должны перемешивать, перемешивать и
перемешивать гены.
Старик, навалившийся животом на стол, изумленно смотрел на девушку,
сидящую напротив. Она облизывала губы. У нее были огромные глаза, синие и
прекрасные. Девушка передразнивала старика.
- Мы не можем заставить людей иметь больше детей. Но мы можем сделать
идею сексуальных отношений настолько привлекательной... - она опустила
