металл. В огромных воротах приоткрылась маленькая дверца. Ребята бросились
к ней. Из-за дверцы выглядывал какой-то человек с длинной белой бородой.
- Ну, что у вас такое? - спросил он. - Вы что, не знаете, который
час? Уже поздно. Я собирался ложиться спать.
- Извините, пожалуйста, - сказала Салли, - но мы заблудились в лесу,
а в нем, похоже, полным-полно волков, или еще кого. Не могли бы вы пустить
нас переночевать? Ну, пожалуйста...
- Ага... - раздалось их-за двери. - Путники, которых ночь застала в
дороге. Да, да, я уверен, он сочтет это уместным... ну, насколько вообще
можно быть с ним уверенным. Проходите. Боже праведный, какое удивительное
животное! Это собака или лошадь? А, понял, это пони, во всяком случае, он
так считает. Ну, ну... Да проходите же!
Маленькая дверца распахнулась, и ребята, наконец, увидели, кто за ней
стоит. Это был маленький сгорбленный старичок. В руке он держал горящий
факел - смоченный, видимо, каким-то жиром или смолой. Он был одет в
длинное вельветовое одеяние, отороченное мехом горностая, мягкую
вельветовую шапочку, расшитую жемчугом и украшенную свисающими золотыми
нитями. Салли провела в дверцу Мэддокса. За ней через порог шагнул
Джеффри. В этот миг раздалось злобное рычание, и от леса к двери понеслись
какие-то жуткие зверюги с горящими глазами. Старичок прикрыл дверь, потом
просунул голову в щель и закричал:
- Фу! Пошли отсюда!
Потом он закрыл дверь, задвинул два тяжелых засова, вставил в петли
толстый брус, надежно запирающий ворота и обмотал его несколькими цепями.
- Жуткие твари, - сказал он, - с ними надо разговаривать твердо.
Тогда они слушаются. Идите за мной. Сперва мы отведем вашего пони в
конюшню, а потом пойдем поглядим, что у нас сегодня на ужин. Думаю, вы
успели проголодаться. Знаете, вы первые посетители этого замка. Мне
кажется, ему не слишком нравится, когда вокруг вертятся любопытные -
газетчики там всякие, журналисты... вот он и пустил в лес волков. Но
добропорядочные путники, которых застигла ночь - это совсем другое дело...
Мне кажется, это должно ему понравиться... это так романтично. А все
романтичное ему, похоже, очень нравится.
Он махнул рукой в сторону по-прежнему темной башни и повел ребят к
длинному сараю, притулившемуся у внешней стены замка. Внутри сарай был
разделен на стойла.
- Привязывайте пони где угодно, - сказал старичок. - В одной из
кормушек должен быть овес, а воду можете принести из колодца.
- Бедняга Мэддокс, - пробормотала Салли, глядя на длинный ряд пустых
стойл, где в свете факела плясали черные тени. - Боюсь, здесь тебе будет
немного одиноко.
- Никогда нельзя сказать заранее, - покачал головой старичок. -
Правда, нельзя. Если здесь встанет пони, пусть даже один, это запросто
может подать ему идею, и не успеем мы оглянуться, как тут появится
полным-полно коней. И всех надо будет кормить и поить. Похоже, он
совершенно не представляет, какая это работа - поддерживать порядок в
таком замке. Впрочем, не он же этим занимается...
Все кормушки оказались до краев полны овса, а в амбаре по соседству
нашлось много сладкого свежего сена. Джеффри покрутил ворот колодца и
принес полное ведро воды. Они оставили Мэддокса уткнувшимся в
переполненную кормушку, блаженствующего, словно усталый путник, который
после неимоверных тягот неожиданно очутился в пятизвездочном отеле. А
потом они пошли через двор к башне. Пока суть да дело, наступила ночь.
Большие мохнатые звезды усыпали небо. Дверь в башню была из черного дуба
толщиной в целый фут, высокая, как стог сена. Старичок с трудом открыл ее,
используя в качестве рычага толстую заостренную палку. Джеффри заметил,
что дверь эту можно запереть на засов как снаружи, так и изнутри.
Сразу за дверью находился большой круглый зал, в центре которого
горел очаг. От двери до очага было не меньше шестидесяти футов, и столько
же - от очага до противоположной стены. Сам очаг был под стать залу - в
нем горели целые стволы деревьев. Искры, шипя, разлетались далеко вокруг и
гасли на каменном, в ржавых пятнах, полу. Вокруг очага спала целая свора
поджарых лохматых собак. Каждая - размером почти с Мэддокса. Дым
поднимался к стропилам далекого потолка и выходил через отверстие в
центре. Сам потолок, как бы высоко он ни был, находился, как решил
Джеффри, едва ли на трети высоты башни. Мальчик с любопытством подумал о
том, что находится над ним. Вдоль внешней стены зала, в десяти футах от
пола, опираясь на толстые колонны из черного дуба, шла широкая деревянная
галерея. Под галереей в металлических корзинках стояли горящие факелы,
точь-в-точь как у старичка, встретившего ребят у ворот. Между ними
блестели круглые шлемы. Справа и слева от очага стояли черные столы, на
которых громоздились горы всяческой снеди - мясо, пирожные, фрукты, а
между ними - тарелки и кубки.
- Великолепно, - воскликнул старичок. - Вероятно, он услышал гонг и
решил, что пришло время устроить пир. Частенько он не вспоминает о еде по
несколько дней. Все начинает портиться, и мне приходится выбрасывать
остатки волкам... Знаете, у меня в доме была когда-то отличная кормушка
для птичек... А теперь я не знаю, что мне делать, честное слово. Так, ты
сядешь сюда, ты сюда, а я сяду посередине и буду резать мясо. Да, наверно,
нам следует познакомиться. Меня зовут Уиллоуби Фарбелоу, я сенешаль этого
замка.
- Я Джеффри Тинкер, а это моя сестра Салли. С вашей стороны было
очень любезно нас приютить.
- Вовсе нет, вовсе нет. Для этого я здесь и живу... наверно. Хотя,
честно говоря, рассчитывал я совсем на другое. Вообще-то, этот замок
должен быть полон бродячих менестрелей, случайно забредших на огонек
гостей и монахов по пути к святым местам... вот только нет никого.
Наверно, это волки во всем виноваты. Ну, или вы все там в большом мире
слишком заняты. Я все пытаюсь сказать ему, что с волками надо что-то
делать, но это его не очень интересует, да и моя латынь оставляет желать
лучшего... я пытаюсь искать слова в словаре... Когда все это только
начиналось, я и не подозревал, что мне так понадобится грамматика, все эти
времена и падежи, вы же меня понимаете, я в них постоянно путаюсь, а ему
так быстро становится скучно. А может, дело в морфии. Кстати, эта штука,
вон там, это кабанья голова. По правде сказать, мяса на ней не больно-то
много, да и разделывая ее, сам испачкаешься, как свинья (вы уж простите
мне этот каламбур), и хотя некоторые кусочки на ней довольно вкусные,
другие, говоря откровенно, так себе, да и жаль курочить ее ради нас троих,
ведь она так красиво смотрится, не так ли? Вы не станете возражать, если я
предложу вам попробовать этого цыпленка? Пусть вас не смущает, что он
такой желтый. Тут, похоже, все без исключения приготовлено с шафраном, но
на вкус очень даже ничего, хотя через пару лет и начинает немного
приедаться. Какой кусочек вы предпочитаете, мисс Тринкет? Можно мне
называть вас Сарой?
- Все зовут меня Салли, и я бы хотела крылышко и кусочек грудки, если
можно, конечно. Я не вижу на столе картошки. А что это такое зеленое?
- Зеленое - это вообще-то водоросли, но на вкус они вполне приличные,
вроде как шпинат. Что касается картошки, то, боюсь, в его время они ни о
чем подобном не слыхивали, как и о рыбных котлетках, к которым вы
привыкли. Между прочим, вы понимаете, что есть придется руками, как на
пикнике? Когда-то у меня был набор прекрасны: рыбных ножей и вилок с
перламутровыми ручками, который нам с покойной женой подарили на свадьбу.
Мне кажется, мне их не хватает больше, чем всего остального. Но хлеб очень
хорош, пока свежий, вы можете макать его в подливку, ну и все такое... Ну
вот. А что положить тебе, Джеффри?
- Если можно, ножку. Я не понял, что вы сказали насчет морфия?
- Теперь уже небезопасно останавливаться. Это уж точно. Пожалуй, мне
вообще не следовало бы начинать давать его. Все получилось совсем не так,
как я рассчитывал, уверяю вас... А теперь... Даже страшно подумать, что
случится, если я перестану давать ему морфий. Он называет его своей
"едой". Я посмотрел в словаре. У него будет ужасная ломка, отвыкание,
знаете ли. Это просто страшно. Он может уничтожить весь мир, я серьезно
вам говорю. Так на его камне и написано. Вы только подумайте: он построил
этот замок всего за одну ночь, и весь этот лес, и волков. И все за
одну-единственную ночь. Мне давно интересно, глушит ли он сигнал
телевизора вне этой долины. Даже не хочется думать, что он устроит, если
вывести его из себя. Хватит, или еще кусочек грудки?
- Спасибо, хватит, - сказал Джеффри.
Фарбелоу был один из тех людей, которые не могут одновременно и
говорить, и что-то делать. В итоге тарелка Джеффри наполнялась понемногу в
промежутках между предложениями. Не переставая болтать, старичок положил
себе несколько кусочков грудки и пару устриц. А потом начал беспокоиться о
том, кто что будет пить.
- Боже ты мой! - воскликнул он, - что бы сказала моя покойная жена,
услышав, как я советую Салли выпить вина! Она была оплотом общества
трезвенников в Абергавени. Знаете, у меня в Абергавени была маленькая
аптека. Потому-то все так и получилось... Как аптекарь, я не могу
посоветовать вам пить местную воду, и хотя на столе есть и мед, и эль, мне
лично они ударяют в голову почище вина. Надеюсь только, вы постараетесь
пить умеренно.
Цыпленок, хоть и холодный, оказался восхитительно вкусным. Джеффри
съел все, что лежало у него на тарелке, и все равно остался голодным. Он
положил себе добавку - несколько маленьких отбивных с большого подноса,
которые, в отличие от водорослей, было очень удобно есть руками. Его нож
был острым, как бритва, с рукояткой из кости, отделанной серебром.
Тарелка, похоже, была золотая, как и кубок, из которого он пил вкусное и
очень сладкое вино. И все это время мистер Фарбелоу говорил без перерыва -
сперва ссылаясь на загадочного "некто", кто построил эту башню и
приготовил пир; потом, когда он несколько раз осушил свой кубок, о своей
жизни в Абергавени, и о чудесном путешествии вместе с женой летом 1959
года в Коста Браво. Своего цыпленка он доел очень не скоро. Наконец он
отодвинул тарелку, достал с другого конца стола чистую и показал ножом на
гигантский торт, выпеченный в виде замка с маленькими кремовыми
солдатиками, марширующими по его стенам.
- Если любите сладкое, то можете попробовать кусочек... хотя, никогда
не знаешь, что окажется внутри. Или возьмите лесной земляники - она вон в
той чаше, за фаршированным павлином. Ах, великолепно! И немного свежих
сливок. Сахара тут, разумеется, нет. А теперь вы должны рассказать мне о
себе. А то я, похоже, не даю вам даже слова сказать...
Джеффри очень опасался этого момента. Кто знает, как сенешаль
отнесется к подопечным бродячего лекаря? Вдруг он задерет нос и прогонит
их прочь? А может, на аптекаря из Абергавени подействует магия профессии
врача?
- Честно говоря, - сказал мальчик, - нам и рассказывать-то особенно
нечего. Мы сироты, и ехали на север вместе с нашим опекуном. Он лекарь и
торопился принять роды у жены какого-то важного господина. Он сказал нам,
где мы с ним должны встретиться, но мы сбились с пути, а когда услышали в
лесу, как воют волки, прибежали сюда.
- Ну и дела, - покачал головой Фарбелоу. - Ваш опекун, наверное,
очень волнуется.
- Мне наш опекун вовсе не нравится, - мрачно заявила Салли со ртом,
