сплоченным коллективом. Подобно змеям, они были холодными, скользкими и
безмолвными, и всегда чутко реагировали на все, что происходило вокруг.
Они очень активны, хотя до сих пор были невидимы для постороннего взгляда.
Они никогда не появлялись на экранах телевизоров, не демонстрировали себя
в поездках по стране. В данный момент она очень сожалела о том, что не
может поменяться с ними местами.
Внезапно ход ее мыслей был прерван: она поняла, что произошло еще
что-то. Информ-машина выкрикивала что-то о ней. Но о следующем Дер Альте,
Дитере Хогбене, а о совсем иной, не столь же важной государственной тайне.
Информ-машина - она подошла к самому окну, чтобы лучше слышать, -
говорила, что...
Она напряглась, чтобы разобрать...
- Николь нет в живых! - пронзительно верещала машина. - Уже много
лет! Ее заменила актриса Кейт Руперт! Весь правящий аппарат является
сплошным обманом, согласно...
Информ-машина отъехала, и она больше уже не могла слышать ее
выкриков, хотя до предела напрягала свой слух.
Лицо ее исказилось от досады.
- Ч-что это, Николь? - спросил у нее Ричард Конгросян. - Эта штука
сказала, что вы мертвы?
- А разве я похожа на мертвеца? - язвительно вопросила Николь.
- Но она утверждает, что на вашем месте сейчас какая-то актриса.
Конгросян смущенно глядел на Николь, лицо его выражало полное
непонимание происходящего.
- Вы в самом деле всего лишь актриса, Николь? Самозванка? Как и Дер
Альте? - Он продолжал пристально ее разглядывать, но вид у него при этом
был такой, будто он вот-вот разразится горестными слезами.
- Это просто сенсационная газетная "утка", - твердо заявила Николь.
Чувствовала она себя, тем не менее, очень неуютно. Она буквально
оцепенела от охватившего ее животного страха. Все теперь проступило
наружу; кто-то из очень высокопоставленных Гестов, кто-то еще даже более
близкий к кругам, непосредственно связанным с Белым Домом, чем Карп,
выболтал эту последнюю, самую главную тайну.
Теперь уже скрывать было нечего. И, следовательно, не было уже больше
никакого различия между многочисленными испами и совсем немногими Гестами.
Раздался стук в дверь и вошел, не дожидаясь разрешения, Гарт Макри.
Вид у него был угрюмый. В руках он держал экземпляр "Нью-Йорк Таймс".
- Это психоаналитик, Эгон Саперб, сделала заявление для
информационного агентства, - сообщил он Николь. - Откуда ему это стало
известно, ума не приложу, очевидно кто-то умышленно проболтался.
- Он заглянул в газету, губы его зашевелились:
- Пациент. Пациент со статусом Геста конфиденциально сообщил ему об
этом, и по причинам, которые мы, по всей вероятности, так никогда и не
узнаем, он позвонил в газету.
- Как я полагаю, - заметила Николь, - сейчас уже совершенно
бессмысленно его арестовывать. Мне очень хотелось бы выяснить, кто именно
использовал его таким образом. Вот что меня теперь больше всего
интересует.
- Это, несомненно, было неосуществивым желанием. По всей вероятности,
Эгон Саперб ничего об этом не скажет. Он станет в позу, объявив это
профессиональной тайной, чем-то таким, что стало ему известно только в
освященной традициями его ремесла обстановке. Он сделает вид, будто не
хочет подвергать опасности своего пациента.
- Даже Бертольду Гольцу это неведомо, - сказал Макри, - хотя он и
рыщет тут повсюду вокруг, сколько ему хочется.
- Нам теперь обязательно придется провести всеобщие выборы, -
заметила Николь.
Но не ее теперь будут избирать, после всех этих разоблачений. Ей
захотелось узнать, не замышляет ли Эпштейн, главный прокурор, что-либо,
направленное против нее. Она могла рассчитывать - в этом она пока еще
почти не сомневалась - на поддержку армии, но что скажет на это Верховный
Суд? Он может вынести постановление о том, что власть ее не является
законной. Такое заявление может уже быть обнародовано с минуты на минуту.
Значит, теперь на свет божий действительно должен выйти сам Совет.
Признать во всеуслышание, что только ему и никому другому принадлежит
фактическая власть в стране, что он-то и является настоящим
правительством.
НО Совет никогда и никем не избирался, и никто не поручал ему
управление страной. Он был абсолютно незаконным учреждением. Гольц мог бы
сказать - и не погрешить бы при этом против истины, - что он имеет точно
такое же право властвовать, как и Совет. Пожалуй, даже большое право.
Потому что у Гольца и его сыновей Иова было достаточно много приверженцев.
Николь вдруг очень пожалела о том, что за прошедшие годы она так
толком ничего и не выяснила в отношении этого Совета. Не знала, кто в него
входит, что это за люди, каковы их цели. Она ни разу не присутствовала на
их заседаниях; они сносились с ней различными окольными путями, с помощью
специально подобранных для этого людей.
- Я думаю, - сказала она гарту Макри, - что самое лучшее для меня
теперь - это предстать перед телекамерой и обратиться непосредственно к
народу. Если мои граждане увидят меня во плоти, они не очень-то серьезно
отнесутся к этой новости.
Возможно, сам факт ее существования, прежняя магическая сила
воздействия ее образа на умы сограждан возобладают и нивелируют
отрицательную реакцию. Ведь широкие слои общественности так привыкли
видеть ее в Белом Доме, могут ли не сказаться долгие годы направленного
воспитания?
Они поверят, решила она, если хотят верить. Несмотря на все эти
разоблачения, которыми с ног до головы оплевали ее нахальные информ-машины
- эти невозмутимые обезличенные блюстители "истины", лишенные
свойственного людям субъективизма.
- Я не намерена без борьбы уступить этому дерзкому шантажу, - сказала
она Маури.
Все это время Ричард Конгросян продолжал пристально ее разглядывать.
Он, казалось, не в состоянии был отвести от нее глаз. Теперь он произнес
хрипло:
- Я не верю этому, Николь. Вы реальны, разве это не так? Я могу вас
видеть, ощущать ваше присутствие - значит, вы должны реально существовать!
Он с жалким видом продолжал изумление глядеть на нее.
- Я на самом деле существую, - подтвердила Николь.
И стало ей очень грустно от этих своих слов. Сколько сейчас людей так
же, как Конгросян, отчаянно пытались сохранить в своем представлении ее
образ в неизменном, неискаженном виде, хотели воспринимать ее такою, какою
они ее привыкли видеть. И все же - достаточно ли было только этого?
Сколь людей, подобно Конгросяну, могли сломиться, столкнувшись с
реальностью, не выдержав тяжести навалившегося на них бремени сомнений,
необходимости делать свои собственные умозаключения? Вернуться к своей
вере те, что - умом своим они это понимали - является иллюзией?
Значит, она может остаться у власти при условии, что все население
страны станет психически нездоровым! Мысль эта не вызывала у нее особого
энтузиазма.
Дверь открылась, на пороге стояла Джанет Раймер, такая маленькая, вся
ссутулившаяся, страшно озабоченная.
- Николь, пожалуйста, пройдите со мною.
Голос ее был тихим и безжизненным. Но тем не менее звучал
категорически.
Николь поднялась. Значит, она понадобилась Совету. Как и обычно, он
действовал при посредничестве Джанет Раймер, своего полномочного
представителя.
- Хорошо, - согласилась Николь.
Затем повернулась к Конгросяну и Гарту Макри.
- Я прошу прощения; вам придется извинить меня, Гарт, но я хочу,
чтобы вы временно взяли на себя исполнение обязанностей комиссара НП.
Уайлдер Пэмброук мною разжалован - я сделал это перед самым вашим
приходом. Вам я доверяю.
Она прошла мимо обоих мужчин и последовала за Джанет Раймер в
коридор. Джанет двигалась проворно, и ей приходилось спешить, чтобы не
отстать от нее.
Всплеснув в отчаянии руками, Конгросян бросил ей вслед:
- Если вы не существуете, то я снова стану невидимым - или даже хуже!
Она продолжала идти по коридору.
- Я боюсь за себя, - крикнул Конгросян, - я могу совершить что-нибудь
ужасное! Я не хочу, чтобы так случилось!
Он сделал несколько шагов по коридору, пытаясь догнать Николь.
- Пожалуйста, не оставляйте меня в беде! Помогите мне! Пока еще не
стало слишком поздно!
Она ничего не могла сделать. И даже не обернулась.
Джанет подвела ее к лифту.
- На этот раз они дожидаются двумя уровнями ниже, - сказала Джанет. -
Они собрались, все девятеро. Вследствие серьезности создавшейся на этот
раз ситуации, они хотят говорить с вами лицом к лицу.
Кабина лифта плавно опустилась в подвал.
Николь вышла из нее, следуя за Джанет, и прошла в помещение,
служившее противоатомным убежищем Белого Дома и сохранившееся с
предыдущего столетия. Все лампы были включены, и она увидела сидевших за
длинным дубовым столом шестерых мужчин и трех женщин. Все они, кроме
одного мужчины, были ей совершенно незнакомы. В самом центре, сидел
человек, которого она хорошо знала, Николь не верила своим глазам. Судя по
занимаемому им месту за столом, он был Председателем Совета. Да и манера
его поведения была еще внушительнее и увереннее, чем у остальных.
Этим человеком был Бертольд Гольц.
- Вы - прошептала Николь. - Уличный скандалист. Никогда в жизни
такого себе даже представить не могла бы.
С ощущением тяжелой усталости она нерешительно опустилась на
деревянное кресло с высокой спинкой прямо напротив всех девятерых членов
Совета.
Глядя на нее исподлобья, Гольц произнес:
- Но вы же ведь знали, что у меня имеется доступ к оборудованию фон
Лессинджера. А использование этого оборудования для переселения во времени
является исключительной монополией правительства. Так что, вы должны были
догадываться о том, что у меня должны быть какие-то, и притом очень тесные
связи, на самом высоком уровне. Впрочем, сейчас это не имеет ровно
никакого значения. Нам нужно обсудить более неотложные вопросы.
- Я пока снова вернусь наверх, - напомнила о себе Джанет Раймер.
- Благодарю вас, - кивнув, отпустил ее Гольц.
Затем, мрачно глядя на Николь, сказал:
- Вы оказались не очень-то умной женщиной, Кейт. Тем не менее, мы
попытаемся еще использовать вас. Аппаратура фон Лессинджера показывает нам
одно четко различимое альтернативное будущее - тот вариант его, в котором
комиссар полиции Пэмброук становится диктатором. Это наводит нас не мысль
том, что Уайлдер Пэмброук тесно связан с Карпами в их попытке свергнуть
вас. Я считаю, что вас следует немедленно арестовать Пэмброука и
расстрелять его.
- Он уже расстался со своим постом, - сказала Николь. - Не более
десяти минут тому назад я освободила его от выполнения обязанностей
комиссара НП.
- И отпустили его? - изумлено воскликнула одна из женщин - членов
Совета.
- Да, - неохотно созналась Николь.
- Значит, теперь наверное, уже поздно искать его, - заметил Гольц. -
Но все равно, давайте продолжим. Николь, ваша первая же решительная акция
должна быть направлена против двух картелей-монстров; Карпа и "АГ Хемие".
Антон и Феликс Карпы особенно опасны; при просмотре альтернативных будущих
нам попалось несколько таких, в которых им удается уничтожить вас и
удерживаться у власти по меньшей мере, целое десятилетие. Мы обязаны
предотвратить это любыми способами.
- Хорошо, - согласилась Николь.
Эта мысль ей и самой пришлось по нраву. Все равно она выступила бы
против Карпов, и без советов со стороны этих типов.
- У вас такой вид, - отметил Гольц, - как будто вы в состоянии
