Николь зажмурила глаза.
- Ричард, - раздраженно простонала она, - прекратите это. Возьмите
себя в руки.
- Хорошо, - произнес Конгросян и беспомощно хихикнул. - Я теперь
смогу высвободиться из своей бренной оболочки, выложить всего себя,
разбросав по полу все свои жизненно важные части тела; может быть, если
повезет, я каким-то образом сумею и позапихивать их назад.
Открыв глаза, Николь произнесла:
- Вы можете избавить меня от всего этого, сейчас? Переместив меня
куда-то далеко-далеко отсюда, Ричард? Пожалуйста.
- Я не могу дышать, - с трудом ловя воздух широко раскрытым ртом,
пожаловался Конгросян. - Часть моей дыхательной системы оказалась у
Пэмброука, и он не смог удержать ее в руках; он не позаботился о ней,
уронив ее на пол.
Он показал рукой на полицейского.
Лицо Пэмброука побелело, какая-то печать безнадежности легла на него.
- Он что-то выключил внутри меня, - очень тихо произнес комиссар НП.
- Какой-то существенный для нормального функционирования организма орган.
- Верно, верно! - пронзительно взвизгнул Конгросян. - Я вывел из
строя у вас - нет, нет не стану говорить, что.
- Он с самодовольным видом ткнул пальцем в сторону Пэмброука.
- Только вот что я вам скажу. Вы проживете еще, ну, скажем, примерно
часа четыре. - Он рассмеялся. - Что вы на это скажете?
- Вы можете восстановить у меня этот орган? - еле выдавил из себя
Пэмброук.
Боль исказила все его лицо; теперь было ясно, какие тягчайшие муки
ему приходилось испытывать.
- Если я захочу, - сказал Конгросян. - Но я не пожелаю этого сделать,
так как нет у меня на это времени. Мне нужно в первую очередь собрать
самого себя.
- Он нахмурился, сосредоточился.
- Я всецело поглощен тем, что отторгаю все инородные предметы,
которым удалось проникнуть внутрь меня, - пояснил он, обратив внимание на
недоуменные взгляды Пэмброука и Николь. - Я хочу стать прежним, таким,
каким я был всегда - а для этого я намерен привести в порядок все, чему
положено находиться внутри меня.
- Он вперился взглядом в розовую губчатую массу легочной ткани,
валявшуюся на полу.
- Ты - это я, сказал он ей. - Ты - часть меня, часть того мира,
который составляет мою неповторимую индивидуальность. Ты можешь
принадлежать только мне. Понятно?
- Пожалуйста, уведите меня отсюда как можно подальше отсюда, -
взмолилась Николь.
- Ладно, ладно, - раздраженно согласился Конгросян. - Где же вам
больше всего хотелось оказаться? В каком-нибудь другом городе? На Марсе?
Никто не знает, как далеко я в состоянии переместить вас, - да я и сам
толком не знаю. Как отметил мистер Пэмброук, по сути я так и не удосужился
научиться пользоваться своими способностями в политических целях. Но все
равно я теперь причастен к большой политике.
- Он восторженно засмеялся.
- Что вы скажете насчет Берлина? Я могу переместить вас отсюда
прямехонько в Берлин. В этом я нисколько не сомневаюсь.
- Куда-нибудь, - простонала Николь.
- Я придумал, куда мне вас отправить, - неожиданно воскликнул
Конгросян. - Я знаю, где вы будете в полной безопасности, Никки. Поймите,
я очень хочу, чтобы с вами не случилось ничего плохого. Я верю в вас; я
знаю, что вы существуете на самом деле. Что бы там не врали эти гнусные
информ-машины. Я вот что хочу сказать - они бессовестно лгут. Я имею
полное право это утверждать. Они пытаются расшатать мою веру в вас; все
они - это одна шайка, которая собралась и сговорилась твердить одно и то
же.
Он замолчал, чтобы перевести дух, затем продолжил:
- Так вот, я переправлю вас в мою усадьбу в Дженнере, в Калифорнии.
Вы можете там оставаться с моей женой и сыном. Пэмброуку там до вас не
добраться, потому что к этому времени его уже не будет в живых. Я вот
только что перекрыл нормальную работу еще одного очень важного органа у
него внутри. Теперь ему не протянуть и пяти минут.
- Ричард, позвольте ему... - начала было Николь и тут же осеклась,
потому что все вокруг нее вдруг исчезло.
Конгросян, Пэмброук, ее кабинет в Белом Доме - все перестало для нее
существовать. А сама она оказалась в сумраке тропического леса. С
отсвечивавших рассеянный свет листьев капала влага; почва под ногами была
податливая, пропитанная водой. Вокруг стояла мертвая тишина.
Перенасыщенный сыростью лес был совершенно безмолвен.
Она была в нем абсолютна одна.
Постояв какое-то время, она побрела, сама не зная, куда. Она ощущала
себя какой-то одеревеневшей, бесконечно старой, каждое движение давалось
ей с немалым трудом; впечатление у нее было такое, будто простояла она
здесь в тишине, под этим нескончаемым дождем, добрых миллион лет.
Впереди сквозь переплетения лиан и заросли мокрых кустарников
виднелись очертания полуразвалившегося, давно некрашеного дома из
калифорнийского мамонтова дерева. Николь побрела к этому дому, обняв плечи
руками, вся дрожа от холода.
Отбросив в сторону последнюю мешавшую ей ветку, она увидела
припаркованное на подъездной дорожке с виду совершенно первобытное
такси-робот.
Отворив дверцу такси-робот, она произнесла повелительным тоном:
- Отвези меня в ближайший город.
Механик такси остался совершенно равнодушным к ее распоряжению, будто
он давно вышел из строя.
- Ты, что, не слышишь меня? - громко сказала Николь.
Со стороны дома до нее донесся женский голос.
- Прошу прощения, мисс. Это такси нанято людьми из звукозаписи; оно
не станет вас слушаться, так как повинуется только тем, кто его нанял.
- О, - вырвалось у Николь, после чего она выпрямилась и захлопнула
дверцу. - жена Ричарда Конгросяна?
- Да, - ответила женщина и стала спускаться по дощатым ступенькам. -
А вы... - она прищурилась, - ...вы Николь Тибо?
- Была ею, - произнесла Николь. - Можно пройти внутрь дома и выпить
что-нибудь погорячее? Я продрогла неважно себя чувствую.
- Конечно же, - сказала миссис Конгросян. - Пожалуйста. Вы сюда
прибыли, чтобы найти Ричарда? Его здесь нет; в последний раз, когда я с
ним говорила, он был в нейрохирургической клинике "Франклин Эймс в
Сан-Франциске. Вам это известно?
- Да, - ответила Николь. - Но сейчас его там нет. Нет, я не
разыскиваю его.
Она последовала за миссис Конгросян вверх по ступенькам на парадное
крыльцо дома.
- Из звукозаписи здесь у нас гостят уже три дня, - рассказывала
миссис Конгросян. - Все записывают и записывают. Я уже начинаю
подозревать, что они никогда отсюда не уедут. Правда, это прекрасные люди,
и мне очень приятно их общество. Они здесь и ночуют. Они приехали сюда с
целью записывать игру моего мужа, в соответствии с его старым контрактом с
"Арт-Корпорэйшн", но, как я уже сказала, он неожиданно для всех уехал.
Она открыла входную дверь.
- Спасибо вам за гостеприимство, поблагодарила ее Николь.
В доме, как она незамедлительно обнаружила, было тепло и сухо; после
такого унылого пейзажа снаружи у нее тотчас же полегчало на душе. В камине
весело горел огонь, и она подошла поближе.
- Я слышала, только что, какую-то несусветную ерунду по телевидению,
- поделилась миссис Конгросян. - Что-то относительно Дер Альте и вас
самой. Я толком ничего не поняла. Речь шла о том, что вы якобы... не
существуете, так, во всяком случае, мне показалось. Вы-то сами знаете, о
чем идет речь? О чем не перестает передавать телевидение?
- Боюсь, что нет, - сразу насторожившись, ответила Николь.
- Я пойду приготовлю кофе, - сказала миссис Конгросян. - Они - мистер
Флайджер и его коллеги из ЭМП - должны вот-вот вернуться. К обеду. Вы
одни? С вами больше никого нет?
- Совершенно одна, - вздохнула Николь.
Ей не терпелось выяснить, умер ли к этому времени Уайлдер Пэмброук.
Она очень надеялась на это, его смерть как нельзя больше устраивала ее.
- Ваш муж, - сказала она, - очень хороший человек. Я ему многим
обязана.
По сути дела, поняла она, своей жизнью.
- Он очень высокого мнения о вас тоже, - сказала миссис Конгросян.
- Можно мне остаться у вас? - вдруг спросила Николь.
- Пожалуйста. Сколько вам будет угодно.
- Спасибо.
Ей теперь стало несколько лучше. Может быть, я уже никогда больше не
вернусь в Вашингтон, подумала она. Ведь ради чего мне теперь возвращаться?
Джанет нет в живых, Бертольд Гольц - мертв, даже рейхсмаршал Геринг мертв
и уж, конечно же, Уайлдер Пэмброук теперь тоже мертв. И весь правящий
Совет, все эти столько лет таившиеся в полумраке фигуры, которые стояли за
нею, которых она прикрывала. При условии, разумеется, если фараоны
выполнили отданный им приказ, впрочем, в этом сомневаться не приходилось.
Кроме того, отметила она про себя, я уже больше никак не смогу
вершить делами в стране; информ-машины во всю постарались в своей слепой,
чисто механической, но такой эффективной прыти. Они и Карпы. Так что
теперь, решила она, настала очередь Карпов, пусть какое-то время
поупиваются властью, а затем... Пока, в свою очередь, не сожрут и их, как
это сделали со мною.
Я даже не могу теперь эмигрировать на Марс, продолжала размышлять
она. Во всяком случае, на борту одного из марсолетов Луни Люка. В этом я
сама виновата. Но есть и иные способы туда добраться. Есть большие
торговые корабли, эксплуатирующиеся на вполне легальных основаниях,
правительственные корабли тоже. И еще - очень быстроходные корабли,
которые принадлежат военным; я, пожалуй, еще могла бы реквизировать один
такой корабль. При посредничестве аппарата Руди, даже несмотря на то, что
сам он не смертном одре - вернее на слесарном верстаке для разборки.
Официально армия присягнула ему; ей положено делать то, что он велит.
- Вы себя нормально чувствуете? Кофе вам не повредит? - на нее
внимательно смотрела миссис Конгросян.
- Спасибо - ответила Николь, - вполне нормально.
Она последовала за миссис Конгросян в кухню этого просторного
старинного дома.
За окнами теперь дождь хлестал вовсю. Николь снова задрожала и решила
больше не глядеть на улицу; дождь страшил ее, он был дурным знамением.
Напоминанием о злосчастной судьбе, что могла быть ей уготована.
- Вы сего-то боитесь? - вдруг сочувственно спросила миссис Конгросян.
- Сама не знаю, - честно призналась Николь.
- В таком состоянии я не раз видела Ричарда. Это, должно быть,
здешний климат. Он такой мерзкий и однообразный. Ведь судя по описаниям
Ричарда, вы никогда такою не были. Он всегда рассказывал, что вы такая
смелая. Такая сильная.
- Мне очень жаль, что я вас разочаровала.
Миссис Конгросян погладила ее по руке.
- Вы не разочаровали меня. Вы мне очень-очень понравились. Я уверена:
это погода виновата в том, что вы так пали духом.
- Может быть, - не стала возражать ей Николь.
Но сама-то она знала, что не дождь тому виной. Нечто, куда более
серьезное.
15
Мужчина средних лет, настоящий полицейский-профессионал с
непроницаемым, ледяным взглядом, сказал, обращаясь к Маури Фрауэнциммеру и
Чику Страйкроку:
- Вы оба арестованы. Пройдемте со мною.
- Вот видишь? - произнес Маури обвиняющим тоном, обращаясь к Чику. -
Именно об этом я тебя и предупреждал! Эти негодяи хотят пришить нам дело!
Они нас делают козлами отпущения. Какие же мы ничтожные простофили -
настоящие питекантропы, да и только.
Вместе с Маури Чик вышел из маленькой, такой для него привычной,
беспорядочно заваленной бумагами и чертежами конторы фирмы "Фрауэнциммер и
