вид, что ничего не заметила, и стала смотреть перед собой с каменным
выражением лица. Дэйл Нюнс тоже заметил Кэрол и нахмурился - он уже
остановил на ком-то свой выбор. Тем не менее Николас послушно пошел вслед
за Кэрол по проходу между рядами, и они вышли из Колесного Зала в пустой
коридор.
- Ради всего святого, - сказал он, когда они оказались наконец
наедине, - чего ты хочешь?
Когда они уходили, Нюнс бросил на них такой взгляд... ему еще
придется в свое время выслушивать упреки комиссара.
- Я хочу, чтобы ты заверил свидетельство о смерти, - ответила Кэрол,
направляясь к лифту. - Потому что старичок Мори...
- Но почему именно сейчас?
Дело было не только в этом, и он это знал.
Она ничего не ответила. Они оба не проронили ни слова по дороге в
клинику, к тому отсеку холодильной камеры, в которой находилось тело
Соузы. Николас на мгновение заглянул под одеяло, потом вышел из отсека,
чтобы подписать документы, которые подала ему Кэрол. Все пять экземпляров,
аккуратно отпечатанных и готовых к отправке по видеолинии для наземной
бюрократии.
Затем из-под своего наглухо застегнутого белого одеяния Кэрол
извлекла крошечный электронный прибор, оказавшийся миниатюрным
магнитофоном, "жучком" для записи разговоров. Она вынула из него кассету,
открыла ключом металлический ящик стола, в котором, судя по всему,
хранились медицинские препараты. И Николас увидел, что в нем лежат и
другие кассеты и разные электронные приборы, не имеющие, скорей всего,
никакого отношения к медицине.
- Что это? - спросил он, на этот раз более сдержанно. Разумеется, она
хотела, чтобы он увидел этот магнитофон и кассеты, которые она прятала от
посторонних глаз. Он хорошо ее знал, как никто из обитателей "Том Микс". И
все же для него это было сюрпризом.
Кэрол сказала:
- Я записала речь Йенси. По крайней мере ту часть, которую слышала.
- А остальные кассеты в твоем столе - что на них?
- Речи Йенси. Его прошлые выступления. За весь прошлый год.
- Разве это разрешено законом?
Взяв из его рук все пять свидетельств о смерти Мори Соузы и вставив
их в щель передатчика-ксерокса, по которому они будут переданы в архивы
Ист-Парка, она ответила:
- В том-то и дело, что законно, я все проверяла.
Почувствовав облегчение, он сказал:
- Мне иногда кажется, что ты сошла с ума.
Она всегда сбивала его с толку неожиданным ходом мысли, он никогда не
мог угнаться за ней. И поэтому испытывал перед нею нечто вроде
благоговейного страха.
- Объясни, - взмолился Николас.
- Разве ты не заметил, - пояснила Кэрол, - что, выступая с речью в
феврале, Йенси произнес "грас" в словосочетании "coup de grace"? А в марте
это же слово он произнес... нет, подожди. - Из шкафа, двери которого были
обиты стальными листами, она вынула сводную таблицу и сверилась с ней. -
Двенадцатого марта он произнес это выражение как "ку-де-гра". Несколько
позже, пятнадцатого апреля, он сказал "гра". - Она выжидательно посмотрела
на Николаса.
Он пожал плечами, он устал, нервы были на пределе:
- Знаешь, я пойду к себе, поговорим об этом как-нибудь в другой раз.
- Затем, - неумолимо продолжала Кэрол, - в своей речи, произнесенной
третьего мая, он опять употребил это выражение. Это известная его речь, в
которой он проинформировал нас о полном уничтожении Ленинграда... - Она
заглянула в свою таблицу. Вполне вероятно, что он произнес "ку-де-гра".
Нет, в конце "с". Он произнес это слово как раньше.
Она положила таблицу в шкаф и закрыла его на ключ. Николас заметил,
что закрывающее устройство отреагировало на ее отпечатки пальцев. А
значит, этот шкаф нельзя открыть без Кэрол даже при наличии
ключа-дубликата.
- Ну и что же? - спросил он.
Кэрол ответила:
- Я не знаю, но все это неспроста. Кто воюет на поверхности?
- Железки.
- А где люди?
- Ты прямо как комиссар Нюнс, допрашиваешь людей, когда им пора
спать.
- Люди в убежищах, - сказала Кэрол, - под землей. Как и мы. А вот
когда ты обращаешься к ним и просишь искусственную поджелудочную железу,
тебе говорят, что они есть только в военных госпиталях, которые, вероятно,
находятся на поверхности.
- Я не знаю, - ответил он, - да меня и не интересует, где они
находятся. Я знаю только, что они имеют право на их получение, а мы нет.
- Если войну ведут железки, то кто же лечится в военных госпиталях?
Железки? Нет. Потому что получивших повреждение железок отправляют на
заводы, на наш, например. А железки сделаны из металла, поджелудочные
железы им ни к чему. Разумеется, некоторые люди на поверхности все-таки
живут; наше правительство в Ист-Парке, а в Нар-Паке - советское. Разве
поджелудочные железы предназначаются для них?
Он молчал - она совершенно сбила его с толку.
- Что-то здесь не так, - продолжала она. - Какие могут быть
госпитали, если там нет ни солдат, ни гражданских, которые могли бы
получить тяжелое ранение и нуждались бы в искусственной железе? А нам они
ее не дают. Мне, например, отказали в железе для Соузы, хотя они и знают,
что без нее нам не выжить. Подумай об этом, Николас.
- Хм, - задумчиво ответил Николас.
- Тебе придется придумать что-нибудь поубедительнее, чем "хм", Ник, и
довольно скоро.
4
На следующее утро, едва открыв глаза, Рита спросила его:
- Я видела вчера, как ты вышел из зала вместе с этой... как ее там?
Ах да, Кэрол Тай. Но почему?
Николас, еще не успевший умыться холодной водой, почистить зубы и
привести себя в порядок, небритый и выбитый из колеи, растерянно
пробормотал:
- Я должен был подписать свидетельство о смерти Соузы. Дела.
Он поплелся в ванную и обнаружил, что она заперта.
- Ну ладно, Стью, - попросил он, - заканчивай бриться, мне нужно в
ванную.
Дверь открылась, и в самом деле там оказался его младший брат,
старательно брившийся перед зеркалом.
- Не обращай на меня внимания, - сказал Стью, - заходи и...
Из соседней комнатушки раздался резкий голос его жены, Эдит:
- Сегодня мы умываемся первыми, Ник, ведь твоя супруга вчера вечером
целый час принимала душ, так что будь добр, подожди.
Он согласился с доводом Эдит и, пошаркивая ногами, поплелся на кухню,
которую им не приходилось делить ни с теми соседями, что жили справа от
них, ни с теми, что слева, и стал разогревать на плите кофе. Этот кофе он
заварил еще вчера вечером, готовить свежий у него не было сил. И к тому же
искусственных зерен им дали совсем мало, и их наверняка не хватит до конца
месяца. И тогда ему придется выпрашивать, одалживать и выменивать у других
жителей убежища, на сахар - ни он, ни Рита не злоупотребляли сахаром -
хотя бы горсть этих эрзац-бобов.
Я бы выпил целое море кофе, подумал он, если бы нам давали вдоволь
этих зерен. Однако норма их выдачи (как, впрочем, и всем остального) была
строго ограничена. Рассудком, за годы, проведенные под землей, он с этим
примирился, но организм его жадно требовал еще и еще кофе. Он еще помнил
вкус настоящего кофе, который пил до того, как поселился в убежище. Мне
было тогда девятнадцать, вспомнил он, и я был на первом курсе колледжа, я
тогда только-только начал пить кофе, вместо солодовых напитков, которые
дают детям. Я только начал взрослеть, когда это произошло...
Но как частенько говаривал Талбот Йенси, сияя от радости или хмурясь
как туча в зависимости от обстоятельств: "По крайней мере, они не сожгли
нас дотла, потому что мы успели подготовиться. Потому что в нашем
распоряжении был целый год для того, чтобы обосноваться под землей, и об
этом мы никогда не должны забывать". И Николас не забывал, и даже сейчас,
подогревая вчерашний искусственный кофе, он думал о том, что его могли
сжечь дотла пятнадцать лет назад или уничтожить холин, содержащийся в его
теле, при помощи ужасного американского нервно-паралитическом газа, самого
опасного из всех когда-либо придуманных этими свихнувшимися идиотами из
правительства, находившегося в существовавшем некогда Вашингтоне, округ
Колумбия. О себе-то они тогда позаботились, приняли противоядие, атропин,
и чувствовали себя в безопасности. В безопасности от
нервно-паралитического газа, изготовленного на химическом заводе в
Западной Индиане по заказу печально известной фирмы "Эф-Эм-Си". Но не в
безопасности от советских ракет. И Николас понимал зго, и радовался, что
находится в убежище и пьет этот кофе, пусть он и горький.
Дверь ванной наконец открылась, и Стью сообщил: "Я закончил". Николас
направился в ванную, но в этот момент кто-то постучал в дверь. Ему
пришлось уступить обстоятельствам - положение обязывает, ведь его избрали
Президентом. Николас открыл дверь - и сразу понял, что перед ним не просто
гости, а депутация. К нему опять пришли Йоргенсон, Холлер, Фландерс,
активисты убежища, а за ними Петерсон, Граци, Мартино, Гиллер и
Христиансен, их помощники. Он вздохнул и впустил их.
Они бесшумно, наученные горьким опытом, проскользнули внутрь, и сразу
в ем комнате стало тесно. Как только входная дверь закрылась, Йоргенсон
сказал:
- Мы придумали, как выйти из создавшегося положения, Президент. Мы не
ложились спать до четырех утра и все обсудили.
- Что вы обсудили? - спросил Николас, хотя знал, о чем они говорят.
- Мы берем политкомиссара на себя, этого Нюнса. Мы устроим драку на
двадцатом этаже, добраться до него не так-то просто, потому что лестница
завалена ящиками с деталями для железок. На то, чтобы разнять дерущихся,
ему потребуется не меньше получаса. А это даст вам, Президент, достаточно
времени.
- Кофе? - спросил Николас, возвращаясь на кухню.
- И сегодня же, - ответил Йоргенсон.
Николас молча пил кофе. Ему хотелось оказаться в ванной. И запереться
там от жены, брата, невестки и членов этого комитета, чтобы они не могли
добраться до него. И от Кэрол, подумал он. Ему очень хотелось запереться
от них всех. И просто побыть в ванной одному, чтобы никто не мешал. Просто
побыть.
И тогда, если бы он сумел там просто побыть, может, ему удалось бы
подумать. И стать самим собой. Не Николасом Сент-Джеймсом; Президентом
убежища "Том Микс", но самим собой, человеком, и тогда он бы сообразил,
действительно сообразил, - прав ли комиссар Нюнс, и законам следует
подчиняться, или права Кэрол, и происходит что-то подозрительное и
странное. На что натолкнулась Кэрол Тай, собирая записи речей Йенси,
произнесенных им в прошлом году? "Coup de grace", подумал он, "это
смертельный удар по мне, чтобы отправить меня в мир иной".
Он повернулся лицом к активистам; в руке у нею все еще была чашка
кофе:
- Сегодня, - сказал он, передразнивая Йоргенсона, которого
недолюбливал - у Йоргенсона была бычья шея, выдававшая любителя пива и
соленого печенья.
- Мы знаем, что нужно спешить, - раздался хриплый голос Холлера - его
раздражало, что Рита присутствовала при этом разговоре и к тому же, не
обращая внимания на гостей, продолжала причесываться перед зеркалом.
Разумеется, они боятся этого полицейского, политкомиссара, и все же
решились сюда прийти.
- "Позвольте проинформировать вас о том, что нам потребовалась
искусственная поджелудочная железа..." - начал было Николас, но его тут же
прервал Фландерс.
- Нам все это известно. Все, что нам нужно, мы знаем. Послушайте,
Президент, _м_ы _з_н_а_е_м_, _ч_т_о _о_н_и _п_л_е_т_у_т _з_а_г_о_в_о_р_.
Шестеро или семеро членов комитета пристально посмотрели на него, и в
