детей и молодежь, которые следовали за лодками, шли временными тропинками
по обманчивому болоту или плыли, ныряя и выныривая, по открытому каналу.
- Это, по крайней мере, будет быстро. Есть более неприятные способы
умирать.
- Помолчите, - прикрикнула я на него.
Он пожал плечами.
Мы миновали еще более глубокие протоки между буйно разросшимися
островами тростника, заросли которого были желто-зеленого цвета, а на
вершинах стеблей раскачивались красные стручки.
Двое обитателей Топей стояли на корме лодки, имевшей форму листа, и
толкали ее вперед длинными шестами, упираясь ими в болотную тину. В
середине лодки сидела женщина и кормила грудью ребенка. Соски ее были как
у старой свиноматки. Две других женщины стояли ближе ко мне и старались
успокоить четверых или пятерых малышей.
Один из этого выводка, которому было, возможно, года три,
вскарабкался на свернутые палатки, лежавшие на дне, и с интересом
разглядывал нас. Его темные глаза следили за нами, время от времени
мигательные перепонки закрывали щелки-зрачки. У него были широкий лоб,
острый подбородок и плоские, прижатые и заостренные уши. Он походил на
получеловека-полулягушку, но при всем том не вызывал отвращения.
Ребенок-уродец.
Более молодая женщина приподняла его и бесцеремонно бросила обратно к
корме с древней как мир самоуверенностью взрослых. "Интересно: не мужского
ли он пола?" - подумала я и присмотрелась. Животик имел выпуклости.
Несомненно, мужского, но подготовлен к любым превращениям.
Едва снова усевшись на дне лодки, более молодой самец и женщина стали
о чем-то шушукаться. Я наблюдала, как она положила тонкие руки с
плавательными перепонками на живот, а затем подняла кверху нечто в форме
приплюснутого шара, проделала это и во второй раз. Самка взяла и осмотрела
их. Они были зеленовато-белого цвета, величиной с кулак, и имели плотную,
гибкую оболочку.
Мне опять вспомнились Теризон, роды там и дети, появившиеся на свет в
упругой оболочке. Такая мембрана, должно быть, являлась последней
сохранившейся частью этого процесса.
Более молодой самец снова уложил яйца в свою брюшную сумку, а женщина
стала поить своего ребенка. Но, может быть, это был чей-то другой? Я не
могла утверждать этого с уверенностью. Ортеанцы образуют не пары, а
группы. Я подумала, что эти, наверное, принадлежат к одной из таких групп,
и спросила себя, неужели такое же происходит и на других лодках...
- Как вы себя чувствуете?
Я прижала к себе Марика и смогла перестать смеяться.
- Все, что я замечаю, выглядит так смешно. Хотя толку мне от этого
нет никакого.
Руки Телук вцепились в борт лодки так сильно, что побелели сгибы
пальцев. Она ничего не отвечала, когда мы о чем-нибудь ее спрашивали, а
лишь мотала головой.
У Блейза н'ри н'сут Медуэнина был удивленный и одновременно
рассеянный взгляд, он выглядел почти растерянно, а руки его обшаривали
мешочек, висевший у него на поясе, словно он надеялся обнаружить там
листья атайле. Но это уже не были взволнованные поиски, характерные для
наркомана.
Если он выживет, сказала Телук, у него пройдет эта пагубная страсть.
Я подумала, что он пытался понять, почему не испытывал потребности в этой
траве.
Примерно около полудня я снова увидела похожую на тень линию у
северного горизонта. Формы были слишком туманными, чтобы можно было
говорить о горах. Можно было лишь понять, что находилось это чрезвычайно
далеко и что для облаков это выглядело слишком прочным, твердым.
Затем эта полоса опять пропала у меня из виду, когда мы поплыли
широкими и длинными каналами-протоками между более высокими островами, на
которых густо росли деревья. Их корни свисали в воду, чернота которой
контрастировала с желтизной щитовидных листьев. Вода имела цвет нефрита.
Мухи кекри тучами кружили в жарком полуденном воздухе, их сине-зеленые
тела отливали металлическим блеском.
Появились другие туземцы, взявшиеся толкать лодку дальше. Некоторые
плыли в стоячей воде и ловили живую пищу, а иногда швыряли внутрь челна
болотных рачков и амфибий. Никто не давал ничего поесть. Я была в слишком
большом напряжении, чтобы продолжать беспокоиться насчет этого.
Я подумала, что если они таким же образом взяли нас с собой и лишили
сознания, то мы могли находиться в сотнях зери от Ремонде. А если это было
так и если мы сейчас окажемся на свободе, то куда же нам тогда двигаться
дальше?
Кругом протоки и промоины среди ила. Монотонность плоского
болотистого пейзажа угнетала. Всю вторую половину дня мы провели в
дремоте. Солнце находилось слева у меня за спиной. Лодка ползла дальше на
север, где постоянно росло темное, грязного вида пятно, пока я не смогла
разглядеть множество островов, поросших кустарником. Я стала замечать
больше обитателей Топей, одни из которых находились в своих лагерях -
пристанищах, а другие стояли на берегу и смотрели, как мы проплывали мимо.
Не слышно было никаких приветственных возгласов. Мы плыли среди тишины,
которая убаюкивала нас и наводила апатию, скрывая на некоторое время страх
под скукой.
Вершины деревьев соединялись над нашими головами и создавали вокруг
нас зону желтоватого полумрака. Сквозь небольшие просветы в листве
вечернее солнце рисовало белые пятна на черной воде. Я растормошила
Марика.
- Что? - Он вскочил. - Где мы?
- Думаю, мы будем причаливать.
Корни деревьев тянулись до самой воды, их черная чешуйчатая кора была
покрыта ярко-красным и голубым мхом. По корневищам карабкались детеныши
обитателей Топей и наблюдали за нами. Иногда кто-нибудь из них исчезал под
поверхностью воды и выныривал рядом с нашей лодкой.
Они галдели и издавали пищащие звуки. Взрослые особи хрюкали и
шипели, отгоняя их в сторону. Лодку загоняли, по всей видимости, в один из
тупиковых каналов, где уже были привязаны и другие лодки. Гнилой, с
металлическим привкусом, запах, исходивший от растревоженной воды, сильно
дурманил голову.
Туземцы ловко соскользнули на берег и потащили лодку между корневищ.
Почва не была видна; корни и волокна образовали сплошное упругое
переплетение наподобие мата.
Марик вопросительно смотрел на меня. Я попыталась напрячь глаза и
сконцентрироваться; мне хотелось увидеть дикарку. Один из туземцев хрюкнул
и кольнул меня своим копьем. Я схватилась за корни и, держась за них,
одной рукой и поддерживая Марика другою, стала карабкаться вверх по
откосу. Корни под моими ногами прогибались, качалось все их сплетение.
За нами последовал Блейз, потом - Телук. Туземцы визжали.
Телук оттолкнула меня в сторону и бросилась бежать. Она
поскользнулась на корнях, успев в последний миг схватиться за ветви, и
сломя голову бросилась к краю острова - только бы прочь от туземцев.
Марик закричал.
Стоявший ближе всех обитатель Топей с поразительной меткостью метнул
свой каменный топор и попал говорящей с землей в основание черепа.
Она упала вперед, словно у нее подсекло ноги, ударилась о корень,
соскользнула в сторону и упала головой в сплетение корней, увлекшее ее под
черную поверхность воды.
Растревоженная вода быстро успокоилась.
Я оцепенело смотрела на то место, где утонула Телук.
Двое туземцев бросились в воду и вскоре снова вынырнули наверх. Когда
они вылезли наружу, на поверхности показалась пропитавшееся водой одеяние
Телук, которое вскоре снова ушло на дно. Обитатели Топей загалдели. Затем
их угрожающе поднятые копья выразили недвусмысленный приказ нам: идти
дальше.
- Она... я... она уже ничего не чувствует... - У меня внутри возникла
странная пустота. - Этого не может быть. Это... ее убило, она...
Марик громко плакал, размазывая по лицу слезы и оставляя на нем
грязные полосы.
- Ты хочешь кончить так же, как и она? - Блейз подтолкнул аширен
вперед.
Туземцы повторили свой однозначный приказ, угрожающе подняв копья.
"Телук", - подумала я. Невозможно было идти по этому сплетению
корней, не поскользнувшись, если не концентрировать свое внимание на
каждом шаге. Я думала о Телук и о том, достаточно ли толстыми были подо
мной корни, чтобы выдерживать мой вес. Я думала о Телук, которую я так
по-настоящему и не узнала, которая была для меня только подругой одного
моего друга.
Оглушенная происшедшим, я пошла дальше, словно во сне, под
переплетенными ветвями, под зеленой и желтой листвой. Телук с ее
основательностью, с ее личными качествами! Почему же она побежала, что же
привело ее в такую панику?
Теперь мы шли в окружении туземцев, мужчин и женщин, старых и
молодых, а возле наших ног крутилась толпа детей. Все они были босыми,
глазастыми и угрожающе молчаливыми.
Такие мгновения всегда наступали неожиданно и так же быстро
проходили. Если бы я случайно смотрела в тот миг в другую сторону, то
совсем не заметила бы происшедшего. Телук. Брошенный топор и сраженное
тело. И только краткий протест. А теперь с испуганно раскрытыми глазами и
ртом, забитым илом, она лежала внизу, в переплетении корней.
- Кристи. - Марик взял мою руку, и мы направились к твердой почве.
Осеннее солнце бросало в сумрак копья света. Путаница ветвей
вздымалась вверх и образовывала высокую крышу, а густо перевившиеся друг с
другом корни под ногами были выложены кожами.
Обитатели топей сидели и стояли вдоль этого естественного зала. Кожи
лежали в два или три слоя и создавали надежную опору. От них исходил
удивительный матово-золотистый блеск.
В середине зала, на массивном серо-голубом камне, сидела древняя
обитательница Топей. Рядом с нею стояла дикарка.
Я подошла к ней и указала на старую туземку:
- Она говорит на твоем языке?
- Да. Немного.
- Тогда скажи ей... скажи ей, что произошло убийство.
Тишина была нарушена, дикарка и все стоявшие рядом с нами обитатели
Топей одновременно завизжали, закричали что-то старухе. Все собрание
превратилось в ожесточенные споры. Звонкий плач ребенка прорвался сквозь
весь этот шум. Старая женщина подняла руки. Шум стих.
- Она есть Говорящая за Всех, - объяснила дикарка. - Твоя подруга
мертва?
- Они убили ее! - пронзительно крикнул Марик.
Обитательница Топей хрюкнула. Я выступила вперед. Она смотрела на
меня сверху вниз. Она была грязна и имела вялый вид, глаза прикрыты
беловатой мембраной, весь лоб в морщинах. Она сделала требовательный жест.
- Покажи свои руки, - перевела дикарка.
Я положила руки на камень на высоте плеч. Туземка положила свои руки
рядом, затем прошлась своими пальцами по моим и пересчитала их. Рука ее
была холодной, словно лед. Она протянула руки ниже, коснулась моих щек и
посмотрела мне в глаза.
Я не двигалась. Не существовало ничего, что я могла бы сделать. Если
бы они меня убили, то это не вернуло бы Телук к жизни.
При прикосновении ко мне старой женщины меня охватила волна
понимания. У меня возникла уверенность в том, что она не прикажет меня
убить. Знание этого было столь абсолютно, что меня не удивило, когда
дикарка сказала:
- Ты и твое имущество, вы свободны; она говорит: "Иди".
- Что она предпримет насчет Телук?
Они посовещались, что произошло слишком быстро, чтобы я могла за этим
проследить, потому что разговор велся частью на хрюкающих и пищащих
звуках, частью на архаическом языке дикарки, в котором были смешаны
различные идиомы Южной земли.
Я слышала, как у меня за спиной чертыхался Блейз н'ри н'сут Медуэнин.
