тракту росло почтенное каштановое дерево, под которым жил священник. В
присутствии этого дерева я почувствовал, будто перенесся в горные леса,
где поэт Сайгё собирал орехи. В том месте тогда написал я вот эти слова: О
святой каштан, китайцы пишут твое имя, ставя иероглиф дерево под иероглиф
запад, а оттуда приходит все святое. У Гёки, священника простых людей в
эпоху Нара, был каштановый дорожный посох, и в доме его коньковый брус был
из каштана. И я написал вот какое хайку: Миряне проходят под каштаном в
цвету возле крыши. Мы завершили свой визит к Токю. Мы пришли к
прославленным Холмам Асака и множеству их озер. Я знал, что должен цвести
ирис кацуми, поэтому мы свернули с большой дороги, чтобы посмотреть на
него.
* * *
Sequiola Langsdorfii можно встретить в меловых отложениях как
Британской Колумбии, так и Гренландии, а Gingko polymorpha - только в
первом ареале.
Cinnamomum Scheuchzeri встречается в дакотской группе Западного
Канзаса, равно как и в Форт-Эллисе. Сэр Уильям Доусон(16) в формациях,
классифицируемых Профессором Дж.М.Доусоном из Геологической Службы Канады
как формации Ларэми, наблюдает форму, которую считает близкородственной
Quercus antiqua, Ньюби., с Рио-Долорес, Юта, в формациях, положительно
расцениваемых как эквивалентные дакотской группе. Кроме этих случаев,
существует еще несколько, когда данные виды встречаются в эоценовых и
меловых отложениях, но отсутствуют в Ларэми.
Cinnamomum Sezannense палеоценовых отложений в Сезанне и Гелиндене была
обнаружена Хеером не только в верхних меловых отложениях Патута, но и в
ценоманийских - в Атане, Гренландия. Myrtophyllum cryptoneuron
распространен в палеоценовых отложениях Гелиндена и сенонийских -
Вестфалии, и то же самое можно отнести к Dewalquea Gelindensis. Sterculia
variabilis - еще один пример сезаннских видов, встречающихся в
верхнемеловых отложениях Гренландии, и Хеер вновь обнаруживает в том же
самом сенонийском горизонте эоценовое растение Sapotacites reticularis,
которое описывал в лигнитовых пластах Саксонской Тюрингии.
* * *
Но ни единого ириса кацуми не смогли мы найти. Более того - у кого бы
мы ни спрашивали, никто и не слыхал о них. Надвигалась ночь, и мы
поспешили взглянуть на пещеру уродзука, срезав путь в Нихонмацу. На ночлег
остановились в Фукусиме.
На следующий день я заглянул в деревню Синобу осмотреть камень, на
котором раньше красили ткань синобу-дзури. Это - сложный камень с
поразительной гранью, гладкой, как стекло, состоящее из множества
различных минералов и кварца. Камень раньше лежал высоко на горе, как мне
рассказал ребенок, но множество путешественников, приходивших на него
посмотреть, топтали по пути урожай, поэтому селяне снесли его прямо на
площадь. Я написал: Теперь только проворные руки девушек, высевающих рис,
могут рассказать нам о древних красильщиках за работой. Переправились мы
паромом в Цуки-но-Ва - Кольцо вокруг Луны! - и прибыли в Сэ-но-Уэ, городок
с почтовой станцией. Там поблизости имеется поле, а на нем холм, именуемый
Мару: на холме этом сохранились развалины дома воина Сато. Я плакал при
виде разбитых ворот у подножья холма. В той же местности имеется храм с
могилами всего семейства Сато на его землях. Мне показалось, что я в
Китае, у надгробного камня Янь Ху, который ни один воспитанный человек не
может посетить без слез.
* * *
По лесам амбрового дерева и пекана, поднимающихся к лиственнице, по
полянам, заросшим папоротником и осотом, подходим мы под конец дня к
старой мельнице - из тех, что знавал я еще в Прайсиз-Шоулз, в Южной
Каролине, где под вязами томились повозки с мулами, в тени повозок спали
собаки, а вокруг слонялись куры и утки. Эта же новоанглийская сельская
мельница была сложена из кирпича, с высокими окнами, но такими же широкими
дверями и основательными грузовыми настилами. То был день, когда мы
потеряли время. Я прервал песню, которую мы распевали, шагая по
трелевочному волоку, чтобы заметить, что у меня часы остановились. У меня
тоже, ответила она, или же карта косая, или в этой части Нью-Гемпшира ночь
наступает раньше, чем где бы то ни было в Республике. Тучи с затяжным
дождем большую часть дня продержали в сумерках. К ночи налаживался еще
один дождь. Но перед нами - мельница, а значит, мы спасены от еще одной
мокрой ночи, вроде той, что вытерпели через два дня после выхода. Без
палатки, мы ночевали в своих спальниках, сцепив их молниями в один, на
склоне, густо заросшем папоротником, и наутро обнаружили, что вымокли так
же, как если бы спали в ручье. Карта показывала какое-то укрытие впереди,
и мы надеялись до него добраться. Однако, день странно рвался вперед,
презрев мои часы, некоторое время назад остановившиеся и пошедшие снова.
Повезло, что наткнулись на эту мельницу.
* * *
В храме, выпив чаю со священниками, я увидел меч Ёсицунэ и ранец для
провизии его верного слуги Бенкей. То был день Праздника Мальчиков и
Ириса. Показывайте с гордостью, написал я об оружии в храме, меч воина и
ранец его спутника первого мая. Мы отправились дальше и заночевали в
Иисука, предварительно помывшись в горячем источнике. Постоялый двор наш
был грязен, неосвещен, постели - соломенные тюфяки на земляном полу. В
тюфяках водились блохи, в комнате - комары. Той ночью разразилась буря.
Крыша протекала. От всего этого у меня разыгрался приступ лихорадки, мне
было худо, и я боялся умереть на следующий день. Часть пути я проехал
верхом, часть - прошел пешком, слабый и больной.
Добрались мы лишь до ворот в Округ Окидо. Я миновал замки в Абумидзури
и Сироиси. Мне хотелось увидеть усыпальницу Санэката, одного из Фудзивара,
поэта и изгнанника, но дорога туда раскисла после дождей, а сама гробница
заросла сорняками, как мне сказали, и ее трудно отыскать. Ночь провели в
Иванума.
Сколько еще до Касадзима, и эта ли река грязи - дорога, что ведет туда?
* * *
Теперь, сняв рюкзаки, расстелив и соединив молниями спальники, разогрев
ужин на сковородке, мы могли бы слушать шум дождя в этой старой,
продуваемой насквозь мельнице, обнимая и нашу удачу, и друг друга.
Крысы-хламишницы в беленьких штанишках, пауки, ящерки - без сомнения,
сказал я, мы подружимся с ними всеми.
Волосы ее растеряли упругость кудряшек и в беспорядке липли ко лбу и
щекам - именно такими я их увидел в первый раз, когда она вылезала из
бассейна в Поконо(17). Что ты мелешь? - спросила она. С вопросительной
улыбкой она заглянула мне в глаза. С такой забавной любознательностью,
подумал я, в нашу удачу трудно поверить. Вот эта мельница, Любимая,
повторил я, обведя рукой вокруг. Роскошная старая новоанглийская водяная
мельница, сухая, как щепка, и основательная, как Институции Кальвина(18).
Она взглянула на мельницу, снова на меня, и рот у нее приоткрылся.
Каменные ступени вели к порогу из колючих зарослей куманики, через которые
пришлось бы перелезать с опаской. Во всех этих старых кирпичных мельницах
есть нечто флорентийское. Их тосканский аромат течет из архитектурных
справочников, публиковавшихся шотландскими инженерными фирмами, которые
прислушивались к Раскину(19) и верили ему, когда тот говорил, что в
итальянских пропорциях - истина, а в итальянских окнах - справедливость.
* * *
С какой же радостью обнаружил я такекумскую сосну с двойным стволом,
какой ее и описывали поэты в старину. Когда Ноин посетил это дерево во
второй раз, его уже спилили на сваи для моста по приказу какого-то
новоиспеченного чиновника.
Впоследствии его посадили снова - сосна эта всегда вырастает до прежних
размеров и навсегда остается прекраснейшей из сосен. Я увидел ее, когда ей
исполнилась тысяча лет. Когда я отправился в свое путешествие, поэт Кёхаку
написал: Не пренебреги взглянуть на сосну в Такэкума посреди вишневого
цвета поздней весны на крайнем севере. А я ему - в ответ - написал: Мы
видели вишневый цвет вместе, ты и я, три месяца назад. Теперь же я пришел
к двойной сосне во всем ее величии. Четвертого мая мы прибыли в Сэндай,
пересекши реку Натори, - а в день этот бросают листья ириса на крышу,
чтобы не покидало хорошее здоровье. Остановились в трактире. Я разыскал
художника Каэмона, и он показал мне клеверные поля Миягино, холмы Тамада,
Ёконо и Цуцудзи-га-Ока, все белые от цветущего рододендрона, сосновую рощу
Коносьта, где и в полдень кажется, что ночь, и где так сыро, что ощущаешь
необходимость зонтика. Он также показал мне святилища Якусидо и Тэндзин.
Художник - лучший из провожатых.
* * *
Залив Специя, тутовые рощи, сараи, где тучнеют шелковичные черви, здесь
же - солнце спадает золотыми полотнами и плитками на пол, кабинет молодого
Ревели - сплошной Архимед и Сицилия, или же стол Гольбейна с инструментами
из латуни и ореха, кронциркули, линейки, карты, расчеты серебряным
карандашом и красной тушью. Под картой в красках французского флага, в
аспидно-синих и провинциально-желтых, маково-алых, капустно-зеленых, с
линией, проведенной сепией из Генуи через Лунэ Портус к Пизе,
располагаются в гармоничном беспорядке деревянная чаша серебра (кубок
тосканского лунного света, блюдо, из которого отхлебывают гномы среди
железных корней гор, где демоны лакают лаву и зажевывают золотом),
зубчатые колеса, гребной винт, чертежи фрегатов, пароходов, механизмы из
шестерней и рычагов, выкрашенных в синий и желтый, маяки с циклопическими
прожекторами, планы портов и рейдов, горка канифоли, фарфоровая чашка с
тушью, полуобгоревшая спичка, коробка акварели, брусок слоновой кости, том
Лапласа, книга о конических сечениях, сферической геометрии, логарифмах,
Алгебра Сондерсона, Тригонометрия Симмса, и, прекраснее всей остальной
архимедовской техники - только-только распакованный теодолит,
накренившийся в своих точных калибровках, со сверкающими стрелкой и
стеклом.
* * *
При расставании художник Каэмон подарил мне рисунки Мацусима и Сиогама
и две пары соломенных сандалий с ремешками цвета лилового ириса. Кажется,
иду по щиколотку в цветах ириса - так ярки шнурки моих сандалий. Также он
дал мне рисунки, что служили бы подспорьем на Узкой Дороге по пути к
Глубокому Северу. В Итикава я нашел высокий, весь в надписях камень
Цубо-но-Исибуми. Иероглифы все еще можно было различить сквозь лишайники и
мох. На этом месте в первый год Дзинки по приказу Генерала
Оно-но-Адзумабито, Губернатора Дальнего Севера, в соответствии с указом
Императора был выстроен Замок Тага, а на шестой год Темпёходзи перестроен
Эми-но-Асакари, Генерал-Губернатором Провинций Востока и Севера. Этому
камню - 965 лет. Горы рушатся и падают, реки меняют русла, дороги
зарастают травой, камни погружаются в землю, деревья увядают от старости,
а камень этот стоит с древнейших времен. Я плакал при виде его, я встал
перед ним на колени, опечаленный и очень счастливый. Мы отправились через
реку Нода-но-Тамага к сосновой роще Суэ-но-Мацуяма, где располагаются храм
и кладбище, внушившие мне безотрадные мысли о смерти, которая неизбежно
завершит всю нашу жизнь, какой бы ни была любовь наша к этому миру.
* * *
Я уже наглядно представлял себе интерьер: паутина и собачьи какашки,
неизбежная банка Мэйсона и слежавшийся комок спецовки, которые всегда
можно найти в заброшенных зданиях, побуревшая газета и какая-то загадочная
деталь утвари, оказавшаяся на поверку ручкой мясорубки, или дуршлагом, или
зубчатой передачей валиков для белья. Я предвидел дорожки древней муки в
швах порогов, тусклый запах заплесневелой пшеницы, быстрый запах
отсыревшего кирпича. Мельница?
переспросила она. Улыбка ее была до странности дурацкой. Она уцепилась
за мой рукав. Какая мельница? И тут я сам остолбенел, как примороженный.
