ценит победу (идеальную цель) больше собственной жизни.
Само собой разумеется, что кавалеристы в полку весьма непохожи друг на
друга по психическим свойствам, но тем не менее в бою полк ведет себя как
единое целое, более или менее пассионарное. Пассионарность полка
заключается в том, чтобы ценить победу больше жизни, а парадокс - в том,
что менее пассионарная воинская часть гибнет, ибо конница легко срубит
бегущих. Учтем, что равно "наэлектризовать" несколько сот человек можно
только путем индукции, т.е. воздействия на каждую особь заряда
пассионарности другой особи. Логичным продолжением аналогии будет гипотеза
пассионарного поля (подобие электроматитного поля), обладающего совсем
иными свойствами воздействия на психологию популяций сравнительно с
индивидуальными психологиями тех же людей, взятых по отдельности.
И в отличие от теории "героя и толпы" суть не в том, что герой руководит
воинской частью, а в том, что благодаря наличию среди солдат нескольких
пассионарных, но больше ничем не примечательных особей сама часть
приобретает отмеченный Энгельсом порыв, что подчас выручает даже бездарного
полководца. Например, никто не пытался сравнить таланты Бенигсена,
Витгенштейна и Блюхера с талантом Наполеона, но порыв русских, английских и
прусских войск в 1813-1814 гг. был сильнее, нежели у французских
новобранцев, почти детей.
Самое важное, пожалуй, заключается в том, что в подобных критических
случаях воздействовать на сознание, т.е. на рассудок людей, как правило,
бесполезно. И никакие доводы не помогают. Вспомним трагедию Ганнибала,
задыхавшегося в неравной войне на пороге победы. После битвы при Каннах ему
нужно было небольшое подкрепление, отряд пехоты, чтобы взять Рим и тем
спасти Карфаген. Доводы, которыми оперировали в карфагенском совете
старейшин послы Ганнибала и сторонники фамилии Варка, были безукоризненны.
Но желающий не слышать - не услышит, стремящийся не понять - не поймет.
Старейшины Карфагена послали полководцу ответ: "Ты же побеждаешь, так зачем
тебе еще войска?", чем обрекли на гибель своих внуков.
А ведь нельзя сказать, что карфагенские правители были глупы или трусливы.
Но влияние отсутствующего на них не распространялось. А когда побежденный
Ганнибал вернулся в родной город, то оказалось, что его популярность столь
велика, что могучие соперники вынуждены были склониться перед ним, и только
ультиматум Римского сената вынудил Ганнибала покинуть родину. Ганнибал сам
принял решение пожертвовать собой, ибо понимал, что попытка сопротивления
обречена.
И еще один пример, на этот раз из истории литературы. 8 июля 1880 г. Ф. М.
Достоевский на заседании Общества любителей российской словесности произнес
речь о Пушкине. Успех был, по воспоминаниям очевидцев, грандиозен. Однако в
чтении эта речь особого впечатления не производит. Она никак не идет в ряд
с главами из "Братьев Карамазовых". Видимо, личное присутствие Достоевского
сыграло не последнюю роль в усилении воздействия его речи на зрителей.
Пассионарная индукция проявляется всюду. Это особенно очевидно в наше
время, когда любители музыки или театра осаждают подъезды Консерватории или
МХАТа. Ведь они великолепно понимают, что впечатление от тех же пьес,
переданных по радио или телевидению, неравноценно тому, которое они получат
в зале театра. Пусть этот пример микроскопичен по сравнению с явлениями
этногенеза, но закономерность тут и там одна и та же.
Ярким примером пассионарной индукции является сражение на Аркольском мосту
в 1796 г. Австрийскую и французскую армии разделяла неглубокая, но вязкая
речка, через которую был перекинут мост. Трижды бросались французы в атаку,
но были отброшены австрийской картечью. Наконец, когда солдат уже,
казалось, невозможно было поднять на новый бросок, генерал Наполеон
Бонапарт схватил знамя и бросился вперед, и за ним, как за магнитом,
притягивающим железные опилки, потекла на мост вся колонна гренадеров.
Первые ряды были снова искрошены картечью, но последующие успели добежать
до австрийских пушек и переколоть артиллеристов, после чего французская
армия переправилась целиком и битва была выиграна. Сам Наполеон уцелел лишь
потому, что его при рывке столкнули с моста в реку.
Проанализируем приведенный пример под принятым нами углом зрения. Армия,
направленная в Италию, была худшей из всех французских армий, действовавших
в то время на фронтах. Она была укомплектована мобилизованными крестьянами
неоднократно обескровленного и растоптанного парижанами юга Франци[20],
плохо обученными и еще хуже снабженными. Это были инертные люди, без
профессиональных военных навыков. Интенданты в этой армии были отпетые
жулики, и значительную часть их Бонапарт расстрелял за хищения еще перед
началом похода. Следовательно, процент пассионарных особей был ничтожен, а
против них были двинуты лучшие полки Габсбургской монархии. И все же в
четырех больших сражениях (Лоди, Кастильоне, Арколе, Риволи) французы
одержали верх, так как Наполеон в решающий момент сумел вдохнуть (точнее -
ввести, т.е. индуцировать) пассионарность, чего не мог сделать его
соперник, генерал Альбинци. А некоторое время спустя индуцированная
пассионарность исчезла, и Суворов тремя сражениями (на Адде, Треббии и при
Нови в 1799 г.) свел на нет успехи французов в Италии. При этом отнюдь
нельзя винить французских генералов - Журдена, Макдональда и особенно Моро.
Свое дело они знали хорошо, но делали усилия, а не сверхусилия. Зато
Суворов, подобно Бонапарту, мог передать свою избыточную пассионарность не
только русским, но даже иноземным солдатам. Однако на гофкригсрат Суворов
подействовать не мог, потому что тот заседал в Вене, а для пассионарной
индукции требуется известная близость; за сотню километров она уже не
ощущается.
Когда же Суворов после проигранной швейцарской кампании и пусть
героического, но отступления приехал в Вену и, войдя в театр, благословил
присутствующих, никто не счел это Смешным или неуместным. Наоборот,
Суворову были возданы императорские почести, хотя было бы куда полезнее не
стеснять его действий полгода назад.
Мы так подробно остановились на этих примерах, чтобы не упоминать о массе
аналогичных случаев, но по существу вся военная и политическая история
развивающихся этносов состоит из тех или иных вариантов пассионарной
индукции, путем которой приводятся в движение толпы гармоничных особей.
Однако эти варианты разнообразны, причем решающим моментом является степень
этнической близости. Суворов мог поднять дух русских войск через модус
патриотизма в большей степени, чем венгерских, тирольских, хорватских или
чешских солдат, также находящихся под его командой. Наполеон гораздо
сильнее действовал на французов, нежели на вестфальцев, саксонцев,
голландцев и неаполитанцев, что показала кампания 1812-1813 гг. Можно
сказать, что резонанс пассионарной возбудимости тем меньше, чем дальше
отстоят этносы пассионария и гармоничной особи, разумеется, при прочих
равных условиях. Это обстоятельство снова сближает проблемы пассионарности
как признака с проблемой сущности этнической монолитности. Но ведь
резонанс, как и индукция, - понятие энергетическое. Насколько они приложимы
к этносу?
Как мы видели выше, любой процесс этногенеза зачинается героическими,
подчас жертвенными поступками небольших групп людей (консорций), к которым
присоединяются окружающие их массы, причем вполне искренне. Конечно, тот
или иной человек может быть настроен скептически или просто эгоистичен, но
после того, как он вошел в возникающую на его глазах систему, его
настроенность большого значения не имеет. Это общеизвестное явление
объясняют отмеченные нами пассионарные индукция и резонанс. И они позволяют
понять значение органических пассионариев, являющихся "затравкой" для тех,
кого пассионарность заразила. Без первых вторые рассыпаются розно, как
только исчез генератор пассионарной индукции и иссякла инерция резонанса. А
это обычно происходит очень быстро.
СПОСОБЫ УТРАТЫ ПАССИОНАРНОСТИ
Итак, любой этногенез - это более или менее интенсивная утрата
пассионарности системой, иными словами, гибель пассионариев и их генов;
особенно это проявляется во время тяжелых войн, ибо пассионарные воины по
большей части погибают молодыми, не использовав полностью возможностей по
передаче своих качеств потомству.
Но самое интересное, что не только вовремя войн снижается пассионарное
напряжение. Это было бы легко объяснимо гибелью особей, слишком активно
жертвующих своей жизнью ради торжества своего коллектива. Но пассионарность
столь же неуклонно падает во время глубокого мира, причем даже быстрее, чем
в жестокие времена. И самое страшное для этноса - переход от спокойного
существования к обороне перед натиском другого этноса; тогда неизбежен,
если не наступит гибель, надлом, никогда не проходящий безболезненно.
Объяснить явление социальными причинами или факторами невозможно, но если
рассматривать повышенную пассионарность как наследуемый признак - все ясно.
Во время войн женщины ценят героев, идущих в бой, благадоря чему те, прежде
чем погибнуть, успевают оставить потомство, далеко не всегда в законном
браке. Дети вырастают и продолжают совершать поступки, подсказанные их
конституцией, даже не зная своих отцов. И наоборот, в тихие эпохи идеалом
становится умеренный и аккуратный семьянин, а пассионарии не находят места
в жизни. Именно эту ситуацию иллюстрирует "Обрыв" И. А. Гончарова, где
девушка предпочитает и революционеру, и артисту богатого помещика.
Ту же закономерность мы наблюдаем там, где семья полигамна и женщина как
будто бесправна. Быстрое размножение арабов в эпоху халифата и
турок-османов происходило за счет полигамии. Но наложниц для гаремов
добывали в бою, содержали их за счет военной добычи или доходов с
покоренных стран. Даже женитьба на соотечественнице стоила очень дорого,
так как калым должен был обеспечить семью на случай вдовства. Поэтому
небогатые кочевые бедуины довольствовались одной женой, имевшей право на
развод, ибо брак был не таинством, как в христианской Европе, а гражданским
состоянием. Итак, мусульманский закон - шариат не препятствовал женщине
выбирать мужа по своему вкусу, а вкус отвечал моде либо на храбрецов,
приносящих добычу, либо на рачительных хозяев, обеспечивавших достаток в
доме. В любом случае и на Западе, и на Востоке пассионарни, не нужные, а
подчас метающие обществу, умирали без законного потомства. Их исчезновение
из популяции проходило незамеченным, пока внешние удары не потрясали этнос,
а когда это происходило - оказывалось, что утрата невосполнима. И тогда
наступала фаза обскурации, т.е. агония. Значит, мы имеем право утверждать,
что этнические процессы не являются разновидностью социальных, хотя и
постоянно взаимодействуют с ними, что составляет многообразие исторической
географии, где как в фокусе сопрягаются те и другие.
Итак, пассионарность-не просто "дурные наклонности", а важный
наследственный признак, вызывающий к жизни новые комбинации этнических
субстратов, преображая их в новые суперэтнические системы. Теперь мы знаем,
где искать его причину: отпадают экология и сознательная деятельность
отдельных людей. Остается широкая область подсознания, но не
индивидуального, а коллективного, причем продолжительность действия инерции
пассионарного толчка исчисляется веками. Следовательно, пассионарность -
это биологический признак, а первоначальный толчок, нарушающий инерцию
покоя, - это появление поколения, включающего некоторое количество
пассионарных особей. Они самим фактом своего существования нарушают
привычную обстановку, потому что не могут жить повседневными заботами, без
увлекающей их цели. Необходимость сопротивляться окружению заставляет их
объединиться и действовать согласно; так возникает первичная консорция,
быстро обретающая те или иные социальные формы, подсказанные уровнем
общественного развития данной эпохи. Порождаемая пассионарным напряжением
активность при благоприятном стечении обстоятельств ставит эту консорцию в
