месторазвития: циркумполярные культуры на берегах Ледовитого океана и
Полинезия, о которой написано так много, что нет необходимости повторяться.
Достаточно напомнить, что полинезийская культура вмещала до прихода
европейцев разнообразные образования, которые даже на таком изолированном
участке суши, как остров Пасхи, боролись между собой, создавая свои
культуры, хотя и довольно близкие по характеру.
Менее известна история циркумполярных народов. Некогда цепь сходных культур
окружала Ледовитый океан, который являлся их кормильцем. В основном это
были охотники на морского зверя и ихтиофаги. Уже в историческое время их
территорию разрезали надвое угро-самоеды, позже истребившие западную ее
часть. Затем тунгусы уничтожили восточную, за исключением палеазиатов и
народов "омок" на Яве и Индигирке, последний был погублен при вторжении
якутов. Движение якутов с юга на север было односторонне и необратимо, так
как они плыли на плотах по рекам и вернуться против течения не могли[30].
Молодым циркумполярным народом были эскимосы, распространившиеся около I в.
н.э. из Океании и в Х в. отогнавшие индейцев до южной границы Канады, а в
XIII в. сбросившие потомков викингов в Гренландии в море[31]. Тут
опять-таки сочетание ландшафтов: кормящее море и лесотундра или ледник.
Но не только кормящее море, а даже области, покрытые льдом и потому
совершенно бесплодные, могут способствовать возникновению этносов, что
имело место в Прибалтике и Скандинавии около Х тыс. до н.э. Механизм этого
явления прост.
Ледник, для того чтобы расти, должен получать из океана достаточное
количество атмосферной влаги - холодного дождя и мокрого снега. Но так как
над ледником всегда стоит антициклон, то влажный воздух разбивается о его
закраину и там выливается дождь. Для Евразийского континента - это западная
закраина, откуда идут атлантические циклоны, вплоть до Таймыра.
Следовательно, ледник растет к западу, а его восточная часть тает под
лучами солнца, ибо там, где нет облачного покрова, инсоляция действует
беспрепятственно.
Получается географический парадокс: там, где абсолютная температура выше, -
сыро, ветрено, облачно, а потому люди и животные страдают от холода; там
же, где температура ниже, - тихо, ясно, сухо, и люди и животные согреваются
под прямыми лучами солнца, не обращая внимания на холодный воздух.
Ледниковый антициклон всегда больше, чем сам ледник, и покрывает
приледниковые районы, превращая их в сухую тундру. Ручьи, стекающие с
ледника, образуют пресные озера и ручьи, где селится рыба и водоплавающая
птица. Вокруг них вырастают рощи - приют пушного зверя, а в сухой тундре,
где снежный покров мал, пасутся стада травоядных. Это рай для первобытного
охотника и рыболова.
Именно такие условия сложились в Восточной Европе в конце Померанской
стадии последнего оледенения. В тундре, примыкавшей к уходящему леднику,
стали появляться редкие леса, окаймляющие реки и озера. Тогда на берегах
Немана и Двины сложились древние этносы балтской группы, дожившие до нашего
времени в ландшафте, который от потепления стал монотонным. Балтские
топонимы и гидронимы хранят печать глубокой древности [32], как память о
времени, когда природная среда вокруг их предков была иной. Не только
этносы, но и ландшафты имеют историю.
ВЛИЯНИЕ ХАРАКТЕРА ЛАНДШАФТА НА ЭТНОГЕНЕЗ
Теперь мы можем сформулировать вывод из проделанного анализа: монотонный
ландшафтный ареал стабилизирует обитающие в нем этносы, разнородный -
стимулирует изменения, ведущие к появлению новых этнических образований.
Но тут возникает вопрос: является ли сочетание ландшафтов причиной
этногенеза или только благоприятным условием? Если бы причина возникновений
новых народов лежала в географических условиях, то они, как постоянно
действующие, вызывали бы народообразование постоянно, а этого нет.
Следовательно, этногенез хотя и обуславливается географическими условиями,
но происходит по другим причинам, для вскрытия которых приходится
обращаться к другим наукам. Эти проблемы будут разобраны в специальных
разделах и в конце концов дадут ответ на основной вопрос: как и почему
этносы не похожи друг на друга и какое отношение имеет этногенез к прочим
явлениям природы?
Один из моих оппонентов оспаривает мой тезис о том, что возникновение новых
этносов приурочено к регионам стыка двух и более ландшафтов, а развитие их
беспрепятственно протекало в ландшафтах монотонных[33]. Но в этом же абзаце
он пишет: "Этногенез не локализовался в каких-то (подчеркнуто нами. - Л.
Г.) немного особых ландшафтах, а фактически шел во всех областях Ойкумены,
хотя в ряде случаев природные условия могли несколько (подчеркнуто нами. -
Л.Г.) ускорять или задерживать ход этнических процессов". Мой оппонент
почему-то не замечает допущенного им противоречия, снимающего его
возражения. Ведь появление нового этноса, т.е. новой системной целостности,
всегда связано с ломкой старых этносов, относящихся к новому как этнические
субстраты. Для осуществления этой работы необходим импульс, который либо
даст начало новому этническому процессу, либо затухнет вследствие
сопротивления среды, и тут упомянутое "несколько" приобретает решающее
значение, что и было нами отмечено, а потом будет объяснено.
До сих пор мы говорили о ландшафтах как феноменах девственной природы, хотя
твердо знали, что на Земле нет ландшафта, не испытавшего когда-либо
воздействия человека. Это упрощение мы ввели сознательно, чтобы прояснить
проблему, но искусственные, т.е. урбанистические, ландшафты известны с
глубокой древности. В Вавилоне было около миллиона жителей, в Риме - свыше
полутора миллионов, в Константинополе - один миллион с лишком. Эти
громадные города можно рассматривать как самостоятельные ландшафтные
регионы. И они проявляют себя как таковые: на границах города и деревни
всегда возникали субэтносы, чаще эфемерные, иногда стойкие, но всегда с
оригинальными, неповторимыми стереотипами поведения, обязательными для их
членов.
Существует и другой больной вопрос: не является ли наше время - эра
технической цивилизации - особой эпохой, к которой неприложимы
закономерности, открытые при изучении истории, а не современности? Этот
вопрос уже был поставлен крайне остро и четко: "Осталась ли степь - степью
и пустыня - пустыней в ландшафтном понимании этих терминов? Сильнее всего
изменена растительность (в степи земледелием, в пустыне - выпасом,
орошаемым земледелием), как следствие этого изменились сток, почвенный
покров, процесс эрозии и вся дальнейшая "цепочка" компонентов природных
комплексов"[34].
Действительно, антропогенный фактор ландшафтообразования за последние три
тысячи лет приобрел и продолжает приобретать важное место в лике земной
поверхности.
Сельское хозяйство изменяет флору и фауну, архитектура становится важным
элементом рельефа, сжигание угля и нефти влияет на состав атмосферы. С этой
точки зрения Париж должен рассматриваться как антропогенный геохор [35], в
лесной ландшафтной зоне с ускоренным ритмом развития, ибо современный облик
этого микрорайона отличается и от вида средневекового замка парижского
графа, и от римской Лютеции. Но ведь и непроточное озеро, мелея, быстро
превращается в болото, тогда как окружающий его лес за это же время не
меняется. Разница между антропогенными и гидрогенными образованиями, как бы
она ни была велика, в аспекте естествознания не принципиальна. Но на
поставленный нами вопрос: почему и как человек преобразил лик Земли? -
констатация сходств и различий ответа не дает. Поэтому продолжим "поиск
истины", как древние эллины именовали исторические исследования.
XVI. Становление антропогенных ландшафтов
РАЗВИТИЕ ОБЩЕСТВА И ИЗМЕНЕНИЕ ЛАНДШАФТА
Поскольку речь идет о "поведении" особей, входящих в разные этносы, то
самое простое - обратить внимание на то, как они воздействуют на те или
иные природные ландшафты, в которые их забрасывает историческая судьба.
Иными словами, нам надлежит проследить характер и вариации антропогенного
фактора ландшафтообразования с учетом уже отмеченного нами деления
человечества на этнические коллективы.
Дело не в том, насколько велики изменения, произведенные человеком, и даже
не в том, благодетельны они по своим последствиям или губительны, а в том,
когда, как и почему они происходят.
Бесспорно, что ландшафт промышленных районов и областей с искусственным
орошением изменен больше, чем в степи, тайге, тропическом лесу и пустыне,
но если мы попытаемся найти здесь социальную закономерность, то столкнемся
с непреодолимыми затруднениями. Земледельческая культура майя в Юкатане
была создана в V в. до н.э. при господстве родового строя, пришла в упадок
при зарождении классовых отношений и не была восстановлена при владычестве
Испании, несмотря на внесение европейской техники и покровительство
крещеным индейцам. Хозяйство Египта в период феодализма медленно, но
неуклонно приходило в упадок, а в Европе в то же время и при тех же
социальных взаимоотношениях имея место небывалый подъем земледелия и
ремесел, не говоря о торговле. В плане нашего исследования это означает,
что ландшафт в Египте в это время был стабильным, а в Европе преображался
радикально. Внесение же антропогенных моментов в рельеф Египта в XIX в. -
прорытие Суэцкого канала - связано с проникновением туда европейских
народов, французов и англичан, а не с деятельностью аборигенов-феллахов.
В Англии XVI в. "овцы съели людей" при начинающемся капитализме, а в
Монголии XIII-XIV вв. овцы "съели" тунгусов-охотников, живших на южных
склонах Саян, Хамар-Да-бана и на севере Большого Хингана, хотя там даже
феодализм был неразвитым. Монгольские овцы съедали траву и выпивали в
мелких источниках воду, служившую пищей и питьем для диких копытных[36].
Число последних уменьшалось, а вместе с тем охотничьи племена лишались
привычной пищи, слабели, попадали в зависимость к степнякам-скотоводам и
исчезали с этнографической карты Азии. Еще примеры: Азорские острова
превращены в голые утесы не испанскими феодалами, которые свирепствовали в
Мексике и Нидерландах, а козами; последних же высадили там астурийцы и
баски, у которых еще не исчез родовой строй. Бизонов в Америке уничтожили
охотники при капитализме, а птицу моа в Новой Зеландии - маорийцы, еще не
знавшие классового расслоения; они же акклиматизировали на своих островах
американский картофель, а в России для той же цели понадобилась вся
военно-бюрократическая машина императрицы Екатерины II. Отсюда следует, что
закономерность лежит в другой плоскости.
Поставим вопрос по-иному: не как влияет на природу человечество, а как
влияют на нее разные народы в разных фазах своего развития? Этим мы вводим
промежуточное звено, которого до сих пор не хватало для учета
опосредованного характера этого взаимодействия. Тогда возникает новая
опасность: если каждый народ, да еще в каждую эпоху своего существования,
влияет на природу по-особому, то обозреть этот калейдоскоп невозможно, и мы
рискуем лишиться возможности сделать какие бы то ни было обобщения, а
следовательно, и осмыслить исследуемое явление.
Но тут приходят на помощь обычные в естественных науках классификация и
систематизация наблюдаемых факторов, что в гуманитарных науках, к
сожалению, нс всегда находит должное применение. Поэтому, говоря об этносах
в их отношении к ландшафту, мы остаемся на фундаменте географического
народоведения, не переходя в область гуманитарной этнографии.
Отказавшись от признаков этнической классификации, принятых в гуманитарных
науках, - расового, общественного, материальной культуры, религии и т.п.,
мы должны выбрать исходный принцип и аспект, лежащие в географической
науке. Таковым может быть уже описанное явление биоценоза, где характерной
особенностью является соразмерность между числом особей во всех формах,
составляющих комплекс. Например, количество волков на данном участке
зависит от количества зайцев и мышей, а последнее лимитируется количеством
