китайская культура стабильна или застойна, а развитие с падениями и
взлетами -достояние Западной Европы. Эта концепция - пример аберрации
дальности, при которой, например, солнце может показаться меньше пятака.
При достаточно подробном изучении китайской истории эта аберрация исчезает,
как дым, и становится очевидно, что разрывы традиции и эпохи обскурации на
Востоке и Западе проходили единообразно. Дискретность исторического
развития отметили два великих историка древности Полибий и Сыма Цянь, и оба
предложили объяснения наблюденных явлений исходя из уровня развития науки
их времени[9]. Сыма Цянь писал свои "Исторические записки" в I в. до н.э.,
но уже отметил период, который был для него "античностью", т.е. прошлым с
оборванной традицией. Античность для Сыма Цяня - это эпоха трех первых
династий: Ся, Инь и Чжоу, за падением Чжоу следовал политический и
культурный распад. "Путь трех царств оказался подобным круговороту: он
кончился и снова начался"[10]. Это, конечно, не значит, что династия Хань
буквально повторила древность. Нет, она оказалась явлением вполне
самостоятельным, со своими локальными чертами. Единообразна, по мнению Сыма
Цяня, была не реальная действительность, а внутренняя закономерность
явления, которую он считал естественным законом истории.
Открытая историком закономерность не только объясняла прошлое, но и
позволяла делать прогнозы. Если архаический Китай развалился вследствие
неизбежных внутренних ритмов то и современный Сыма Цяню, а для нас -
Древний Китай, т.е. империя Хань, не мог избежать той же судьбы. Конечно,
Сыма Цянь не мог предсказать деталей гибели своей страны, но результат
должен был быть однозначным. Так оно и получилось. В III в. гражданская
война обескровила Китай, а в 312 г. столица Поднебесной империи была взята
приступом немногочисленными ополчениями хуннов, вслед за тем подчинившими
себе все исконные ханьские земли в бассейне Хуанхэ. Наиболее упорные
китайские патриоты бежали на инородческую окраину - в бассейн Янцзы, а
агония древнекитайской культуры длилась там еще около 250 лет, т.е. почти
вдвое дольше, чем аналогичная агония Рима. А на родине китайского народа
все это время свирепствовали кочевники и горцы, хунны, табгачи и кяны
(тибетцы).
Новый подъем Китая начался в VI в. Вождь китайских ультрапатриотов
полководец Ян Цзянь расправился с потомками выродившихся кочевых принцев и
основал династию Суй. Это была "утренняя заря" средневекового Китая
"вечерняя" же наступила в XVII вё когда маньчжуры победили и войска
династии Мин, и крестьянские ополчения повстанца Ли Цзычэна. И тогда
начался период упадка, который непроницательные европейские ученые сочли
постоянным состоянием Китая и окрестили "застоем". Прогноз концепции Сыма
Цяня подтвердился.
Однако на Востоке, по сравнению с Западом, была одна особенность,
обеспечивавшая относительно большую преемственность культур:
иероглифическая письменность. Несмотря на ее недостатки сравнительно с
алфавитной, она имеет то преимущество, что семантемы продолжают быть
понятны и при смене фонетики развивающегося языка, и при изменении
идеологических представлений. Небольшое число китайцев овладевших грамотой,
читали Конфуция и Лао-цзы и чувствовали на себе обаяние их мыслей гораздо
больше, чем средневековые монахи, штудировавшие Библию, ибо слова меняют
смысл в зависимости: а) от перевода; б) интонации; в) эрудиции читателя и
г) от его системы ассоциаций. Иероглифы же однозначны, как математические
символы. Поэтому разрывы между культурами внутри Китая были несколько
меньше, чем между античной (греко-римской) и средневековой
(романо-германской) культурами или между среднеперсидской и арабской, т.е.
мусульманской, и т.д.
Это обстоятельство отразилось на истории Китая, как политической, так и
идеологической. Особенно важно, что именно эта внешняя черта сходства ввела
в заблуждение тех историков, которые постулировали застойность Китая,
принимая за нее консервативность иероглифической письменности. На самом
деле история Китая развивалась не менее интенсивно, чем история стран
Средиземноморского бассейна. Но, чтобы увидеть эту страстную напряженность
жизни этносов, возникших и пропадавших на территории Китая, надо оторваться
от любования предметами искусства и зигзагами абстрактной мысли и
последовательно проследить перипетии тысячелетней войны на рубеже Великой
стены с кочевниками Великой степи. Этой теме целиком посвящена наша
"Степная трилогия".
XIII. Мысли об этнической истории
ПРИНЦИП НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ В ЭТНОЛОГИИ
Казалось бы, все приведенные выше примеры доказывают правильность
культурно-исторической школы, однако в них самих имеется одна деталь,
указывающая на правильность и обратной точки зрения. Ведь все разобранные
нами "культуры", несмотря на локальные особенности, развивались и гибли на'
столько единообразно, что здесь нельзя не усмотреть общего диалектического
процесса.
Но коль скоро так, то мы не только не решили поставленную задачу, но даже
усложнили ее. Неужели опять тупик? Нет, путь вперед есть, и он откроется
нам, как только мы обратимся за аналогиями к другим наукам. Начиная с XVII
в. в физике дебатировался вопрос - состоит ли свет из частиц (корпускул)
или представляет собой волны в эфире? Обе концепции имели столь серьезные
недостатки, что ни одна из них не могла возобладать. Спор был разрешен лишь
в середине 20-х годов XX в. с появлением квантовой механики. Современные
физики считают, что свет - не волна, не частица, а то и другое одновременно
и может проявлять обе группы свойств. На этой основе был сформулирован
широко известный принцип неопределенности, согласно которому при наличии
двух сопряженных физических переменных (например, импульса и координаты или
энергии и времени) может быть установлено значение той или другой, а не
обеих вместе.
В этнических феноменах тоже налицо две формы движения - социальная и
биологическая. Следовательно, тем или иным способом в том или ином аспекте
исследования может быть описана либо та, либо другая сторона сложного
явления. При этом точность описания и его многосторонность взаимно
исключают друг друга. Отметив это, применим принцип неопределенности к
нашему материалу.
Прежде всего сменим аспект: вместо объединения методов обеих школ
разграничим сферы их применения. Ясно, что наблюдаемые непосредственно
исторические явления группируются по культурно-историческому принципу, а
всемирно-историческая схема для фактов - прокрустово ложе. Но также ясно,
что сущность явлений, не доступная визуальному наблюдению, при отсеивании
локальных черт подлежит компетенции всемирно-исторической концепции, а
отмечаемая и доказанная культурно-исторической школой дискретность
(прерывность) развития - просто одно из свойств единого, но очень сложного
процесса.
Затем изменим подход. В прошлом веке история изучалась двояко: в гимназиях
совместно с географией, в университетах - с филологией. В наше время второй
способ восприятия предмета возобладал, и во главу угла стало ставиться
источниковедение. Однако тут есть большая опасность: историк рискует
оказаться в плену у автора источника и может попросту начать пересказывать
прочитанное, стараясь передать его содержание как можно ближе к тексту. Но
ведь древний автор руководствовался идеями, для нас неприемлемыми, и его
читатели, имея иную, чем мы, систему ассоциаций, воспринимали написанное им
не так, как читатель нашего времени. Это значит, что если бы Геродот или
Рашид ад-Дин писали для нас, то они те же мысли подали бы иначе. А при
буквальной передаче текста мы не улавливаем того смысла, ради которого
текст был написан. И, наконец, автор древнего источника, естественно,
опускал истины банальные, общеизвестные в его время. Но нам-то именно они
неизвестны и особенно интересны. Поэтому каждый источник для потомков -
криптограмма, и восстановление его истинного смысла - дело трудное и не
всегда выполнимое. Достаточно вспомнить споры вокруг "Слова о полку
Игореве". И нет никакой гарантии, что к существующим ныне гипотетическим
интерпретациям не прибавятся еще несколько, столь же обоснованных и
убедительных. Короче, для нашей постановки проблемы источниковедение - это
лучший способ отвлечься настолько, чтобы никогда не вернуться к
поставленной задаче - осмыслению исторического процесса.
Другое дело - гимназическая методика. Возьмем из источников то, что там
бесспорно - голые, немые факты, и наложим их на канву времени и
пространства. Так поступают все естественники, добывающие материалы из
непосредственных наблюдений природы. И тогда окажется, что факты,
отслоенные от текстов, имеют свою внутреннюю логику, подчиняются
статистическим закономерностям, группируются по степени сходства и
различия, благодаря чему становится возможным их изучение путем
сравнительного метода.
Этот подход целесообразен потому, что позволит осмыслить уже нащупанный
эталон исторического бытия - историческую целостность, но чего?.. Теперь
можно ответить: цепи событий и явлений, где связь между звеньями
осуществляется через каузальность. Прямое наблюдение показывает, что эти
цепочки имеют начала и концы, т.е. здесь имеет место вспышка с инерцией,
затухающей от сопротивления среды. Вот механизм, объясняющий все бесспорные
наблюдения и обобщения культурно-исторической школы.
Однако откуда берутся вспышки и почему инерционные процессы так удивительно
похожи друг на друга? На этот вопрос должна ответить всемирно-историческая
концепция, но, увы, те средства, которые имеются у исторической науки, дают
возможность только описать его. Для гуманитарной науки описание - предел, а
истолкование путем спекулятивной философии в наше время не удовлетворит
никого. Остается перейти полностью на базу естественных наук и поставить
вопрос о наполнении понятия "культура" (та или иная), о той материальной
субстанции, которая претерпевает описанные изменения.
ДВЕ СИСТЕМЫ ОТСЧЕТА
Первое, что приходит в голову, самое простое и доступное объяснение
наблюденного факта -это попытка сопоставить его с той или иной формацией,
основанной на том или ином способе производства. По этому пути пошел Н. И.
Конрад, дефинировавший следующие положения: "Рабовладельческая формация
характеризуется не рабством как таковым, а общественным строем, в котором
рабский труд играет роль способа производства, определяющего экономическую
основу общественного бытия на данном этапе истории народа"[11]. Этот этап
он последовательно сопоставляет с "античностью" или древней историей всего
мира.
С такой же легкостью дефинируется понятие "Средние века" - как "период
становления, утверждения и расцвета феодализма", и опять-таки для всей
Ойкумены. Новым тут является только попытка распространить
социально-экономические категории на сферу закономерностей или
причинно-следственных связей цепочек событий, а это неверно, и вот почему.
Теория исторического материализма была создана специально для того, чтобы
отразить прогрессивное развитие общества по спирали, а вовсе не для того,
чтобы истолковывать смены династий, военные успехи, распространение
эпидемических заболеваний или нюансы религиозных концепций.
В общественном развитии есть своя логика, в последовательности событий -
своя. Между обеими системами есть взаимосвязь и даже обратная связь, но
именно ее наличие показывает, что тут не одна система отсчета, а по меньшей
мере две. Поэтому часто наблюдается, что одна "культура" лежит и в двух или
трех формациях, а иногда в одной, как мы показали выше, при анализе так
называемых "переходных периодов". Затем, "культур" гораздо больше, чем
формаций, что тоже говорит о несовпадении этих понятий. И, самое главное,
обе системы отсчета не противоречат друг другу, а дополняют одна другую.
Поясняю. Черты рабовладельческой формации, отмеченные в Египте, Вавилоне,
Элладе, Индии и Китае, дают основание зачислить эти общества в одну
таксономическую группу, но ни в коем случае не позволяют утверждать их
