а самого Тэмуджина спрятали в повозке, нагруженной шерстью, поручив заботу
о нем своей сестренке Хадаан, наказав ей не проболтаться.
Три раскаленных летних дня и три душные ночи лежал Тэмуджин под грудой
шерсти. На третий день тайджиуты, обыскивая все становище, пришли к юрте
Сорган-Ширы и стали раскидывать шерсть на телеге. Но Сорган-Шира,
побуждаемый вполне понятным страхом, сказал им: "В такую жару разве можно
вытерпеть, лежа под шерстью?" Это показалось столь убедительным, что
тайджиуты спустились с телеги и ушли.
Поведение тайджиутов как нельзя лучше характеризует образ жизни
монгольского кочевья старого типа: полное отсутствие дисциплины и вялое
отношение к общественным задачам. Тайджиутские мужи не могли не понимать,
что беглец таится где-то близко и убежать пешком не может. Стоило им
выставить дозоры, которые бы взяли под наблюдение окрестности кочевья... и
пленник был бы пойман. Но вместо этого они вернулись к своим привычным
делам, а скорее всего разошлись по домам отдыхать. И не нашлось вождя,
который заставил бы воинов преодолеть привычную лень. Это спасло Тэмуджина.
Сорган-Шира постарался как можно скорее отделаться от гостя, который "чуть
было не погубил его, словно ветер, развеивающий пепел". Для Сорган-Ширы,
как, впрочем, и для всей его семьи, был единственный способ остаться живым:
помочь Тэмуджину спастись. Поэтому Сорган-Ширн привел яловую саврасую
кобылицу, сварил полуторагодовалого ягненка, наполнил водой бурдюк и
добавил к этим дарам лук и две стрелы. Но ни седла, ни огнива он не дал
Тэмуджину, хотя великолепно знал, насколько нужно в пути то и другое.
Последнее показывает, насколько рискованно было в те времена хранить чистую
совесть. Тэмуджина могли настичь на дороге, но тогда Сорган-Шира от своего
участия в побеге мог отпереться. Лошадь беглец мог поймать на пастбище,
мясо и бурдюк - украсть, потому что малоценные предметы часто оставляли вне
юрты. Лук вообще запрещалось вносить в чужой дом: его клали на верхний
карниз входной двери. Утащить лук оттуда не составляло никакого труда. Но
седло хранили дома, а огниво носили при себе: обе эти вещи имели вполне
индивидуальный облик, что делало их неоспоримыми вещественными уликами.
Поэтому Сорган-Шира оставил Тэмуджина без огня и седла, но Тэмуджин никогда
этого не ставил ему и вину и даже, став ханом, запретил произносить упреки
по адресу своего спасителя.
Сначала Тэмуджин добрался до места, где стояла его разрушенная юрта, а
потом по следам нашел свою семью, не чаявшую увидеть его живым. Борджигины
двинулись дальше и укрылись на южном склоне хребта Бурхан-Халдун, где их не
смогли отыскать тайджиуты. Одно это уже показывает, что Бектер был убит не
напрасно: некому стало доносить вражи о местопребывании семьи.
В этом эпизоде привлекает внимание не столько авантюрный сюжет, сколько
четкая разница поведенческих стереотипов старого и молодого поколений.
Пожилые - Таргутай-Кирилтух, Сорган-Шира и их сверстники - люди
добродушные, отзывчивые и довольно инертные. Им легче не сделать, нежели
совершить, а начав дело, они его до конца не доводят: убежал Тэмуджин
неизвестно куда - ну и пусть его, а нам искать некогда. Это типичная
психология обывателя: в деревне, в городе, в степи она одна и та же.
Молодежь этого поколения совсем иная. Не только Тэмуджин и его братья, но и
дети Сорган-Ширы инициативны, верны своим принципам, упорны и без страха
идут на смертельный риск. Если бы такими были соратники Амбагай-хана, то он
не умер бы пригвожденным к деревянному ослу. Его бы либо выручили, либо так
отплатили бы чжурчжэням, что отбили бы у них охоту к завоеваниям. И то, что
это не единичные случаи, которые бывают постоянно, но редко, мы увидим из
дальнейшего описания, посвященного тем годам, когда эти юноши подросли и
начали действовать самостоятельно. А пока они питаются тарбаганами да
сусликами и копят силы, вернемся к биографии Тэмуджина, единственной
освещенной источниками. Это еще не жизнеописание, а рассказ о жизни
небогатого монгольского юноши, лишенного поддержки и заступничества, но
полного энергии и мужества.
120. ПЕРВЫЙ ДРУЖИННИК
Мирное и одинокое существование семьи Борджигинов было нарушено внезапной
бедой: грабители угнали восемь соловых меринов и скрылись. Тэмуджин
бросился в погоню на последней лошади, уцелевшей потому, что Бельгутей
ездил на ней охотиться. Погоня по следу продолжалась семь дней, т.е.
пришлось проехать около 200 км. В пути Тэмуджин встретил молодого пастуха
Боорчу, сына Наху-Байана, вполне состоятельного монгола. Боорчу дал
Тэмуджину свежего коня и отправился с ним. Когда же они обнаружили стойбище
похитителей и уведенных коней, пасшихся поодаль, Боорчу вместе с Тэмуджином
отогнали их. Похитители бросились вдогонку, но друзья скрылись под покровом
наступившей ночи.
Добравшись через трое бессонных суток до стойбища Наху-Байана, Тэмуджин
предложил Боорчу взять за помощь несколько спасенных коней, но тот
отказался. Столь же бескорыстным оказался Наху-Байан. Он даже разрешил сыну
присоединиться к Тэмуджину и стать его нухуром, т.е. дружинником. Пока же
он снабдил гостя на дорогу бараниной и кумысом. Тэмуджин спокойно достиг
кочевья Борджигинов, где его мать и братья извелись от беспокойства: ведь
Тэмуджин отсутствовал целых две недели. Боорчу приехал к Тэмуджину на
службу некоторое время спустя.
Этот эпизод излагался в литературе неоднократно и гораздо более подробно, с
воспроизведением диалогов, которые в свою очередь были плодом литературной
фантазии автора "Тайной истории", но вне поля зрения комментаторов остались
некоторые обстоятельства, на которые следует обратить внимание.
В источнике не названо племя грабителей, хотя невозможно, чтобы оно было
Тэмуджину неизвестно. Кочевье конокрадов отстояло от становища Борджигинов
на семь дней пути. Это слишком далеко для случайного вора. Видимо, здесь
была целенаправленная акция, но чья? По источнику, Боорчу бросился помогать
Тэмуджину только под обаянием его личности. Это допустимо, но странно, что
старый Наху-Байан проявил такое бескорыстное участие и отпустил
единственного сына в услужение случайному знакомому. Тут что-то не так.
Напрашивается мысль, что личные качества Тжмуджина, вызвавшие ненависть
тайджиутов, были известны и представителям других родов. Боорчу принадлежал
к племени арулат, считавшемуся одним из коренных монгольских племен.
Арулаты происходили от младшего сына Хайду и, таким образом, были в родстве
с тайджиутами и Борджигинами (Сокр. ск. П 47). Это обстоятельство дало
повод Б.Я. Владимирцову зачислить Боорчу в разряд "аристократов"*3 Однако в
перечислении активно действовавших в XII в. племен раздела нирун*4 арулатов
нет. Они упоминаются только в числе родовых подразделений племени урут*5.
Поэтому можно предположить, что древность происхождения не означала
процветания, скорее наоборот.
Предположение переходит в уверенность при описании становища Наху-Байана:
он живет одиноко, аилом, а не куренем. Значит, это один из "людей длинной
воли", что куда больше определяет его вкусы и симпатии, нежели туманная
генеалогия. Для людей, предоставленных самим себе, знатное происхождение
может быть обузой, но никак не подспорьем. Общность судьбы арулатов и
Борджигинов была очевидна. Видимо, именно это толкнуло их потомков друг на
друга, тем более что Тэмуджин уже стал известен в Великой степи.
А теперь посмотрим на неизвестных врагов Тэмуджина - конокрадов. Они живут
куренем - значит, это большое, организованное племя. Они хорошо одеты:
красный халат - не овчина, его надо купить. Но доблесть их относительна.
Как только они увидели, что в них может попасть стрела, они отстали и
прекратили погоню, несмотря на численное превосходство. Либо они не были
лично заинтересованы в сохранении украденных коней, либо просто трусоваты,
а скорее и то,и другое. Главное здесь то, что родоплеменная организация
выступает против "людей длинной воли", причем последние только защищаются.
Но до каких пор можно обороняться? Рано или поздно придется перейти в
наступление.
Что же касается безымянности грабителей, то здесь вина автора "Тайной
истории". Умолчание не случайно. Скорее всего это были его родные или очень
к нему близкие. Поэтому он решил предать их имя забвению, дабы обеспечить
их потомкам покой. Но если так, то это было коренное монгольское племя, ибо
иноплеменников автор источника не щадит.
Выходит, что внутренняя борьба раздирала монгольское общество, но партии
создались не на основе имущественного ценза или знатности, а вследствие
выделения "людей длинной воли" - пассионариев, выброшенных из жизни своими
более удачливыми собратьями. Но если это так, то именно такое явление
следует именовать пассионарным толчком.
121. ПЕРВАЯ ЖЕНА
Следующим шагом Тэмуджина был его брак с нареченной невестой Бортэ. Когда
жених приехал на берег Керулена к хонкиратскому Дай-Сэчэну, тот удивился
тому, что Тэмуджин еще жив, так как ненависть тайджиутов к нему получила
широкую огласку. Но хонкираты были достаточно самостоятельны, чтобы не
считаться с тайджиутами. Они были другой "иргэн", т.е. субэтнос
монгольского этноса, столь же древний и столь же сильный, как и
тайджиуты*6. А так как соперничество соседей - явление обычное, то
Дай-Сэчэн еще и "обрадовался" (Сокр. ск. П 94). Обручение состоялось по
всем правилам, мать невесты проводила ее в семью мужа и подарила ей соболью
доху. А это и по тем временам была огромная ценность.
Вряд ли можно осуждать Тэмуджина за то, что он тут же отобрал у молодой
жены эту доху и повез ее кераитскому хану Тогрулу в подарок. Тэмуджин знал
психологию своих современников. Неблагодарность не была свойством монголов,
но услуги, оказанные Тогрулу, успели забыться, а покровительство молодому
отверженцу было крайне необходимо. Расчет оказался правильным. Тогрул
растрогался, вспомнил былую дружбу с Есугеем и обещал Тэмуджину собрать его
рассеянный улус (Сокр. ск. П 96).
Поддержка и покровительство самого сильного хана Монголии сразу изменили
положение Тэмуджина. К нему пришел старый кузнец из рода Урянхадай и привел
сына в услужение. Это был второй нухур Тэмуджина, Джэлмэ. Ему не пришлось
пожалеть о поступке своего отца.
Но не только Боорчу и Джэлмэ умножили число сторонников Тэмуджина, хоть
автор "Тайной истории" больше никого не упомянул. За два года (1179 и 1180)
сторонниками Тэмуджина стали около 10 тыс. воинов. Они не группировались
вокруг его ставки в верховьях Онона*7, а, по-видимому, жили рассеянно, как
подобало "людям длинной воли". Как только весть о милости кераитского хана
к Тэмуджину распространилась по Великой степи, эти люди объявили себя
сторонниками нищего царевича. Соболья доха окупилась сверх меры.
По сути дела Тэмуджин не стал ни ханом, как Тогрул, ни вождем племени,
каким был его отец, ни даже богатым человеком, потому что никто из
новоявленных сторонников не был его данником или слугой. Тэмуджин стал
знаменем создававшейся, но еще не оформившейся партии, человеком, от
которого ждали многого, но не давали ему ничего. Положение его стало еще
более острым. И неприятности не замедлили воспоследовать.
122. СТЕПНАЯ ВЕНДЕТТА
Обычно беда приходит неожиданно и не оттуда, откуда ее ждут. Тэмуджин и его
родня летом 1180 г. ожидали нападения тайджиутов. Поэтому они откочевали с
Онона на истоки Керулена, подальше от своих недругов. Но это не помогло.
Однажды ранним утром, "когда начинает желтеть воздух" (Сокр. ск. П 98),
Хоахчин, служанка "матушки" Оэлун, услышала, как от конского топота дрожит
земля. Решив, что это едут тайджиуты, она немедленно разбудила хозяев. Те
подготовились встретить именно их: поймали девять лошадей, пасшихся
неподалеку, и сели: Оэлун с дочкой Тэмулун на одну лошадь, Тэмуджин на
другую, затем Хасар, Хачиун, Тэмуга, Бельгутей, Боорчу и Джэлмэ, а одну
лошадь оставили заводной, так что Бортэ лошади не досталось.
Остановимся и подумаем, не слишком ли помыкал Тэмуджин молодой женой? И
