порывы Живоглота. Но кто-то же должен быть виноват в том, что нет
другой силы, кроме той, что у Штуцера, способной заменить этот Совет,
похожий на собрание окаменелостей, ведь нас же убивают, господи, кто-
то же должен быть в этом виноват...
- Ты как думаешь, Винс: если еще раз полезут - отобьемся?
Менигон, морщась, щупал ссадину на голове, смотрел на ладонь и
вытирал ее о комбинезон.
- Каждая деталь имеет свою наработку на отказ,- сказал он непонятно. -
Это надо знать. С виду вроде ничего, а потом хряп - и отказывает. Очень
просто.
- Это ты о чем? - спросил Шабан.
- Это я просто так,- сказал Менигон. - Ты давай за коридором смотри.
Тоже мне: отобьемся - не отобьемся... Стратег вшивый.
Стрельба за спиной неожиданно смолкла. Стало тихо, только поодаль
негромко гудели какие-то насосы, что-то позвякивало и было слышно,
как из пробитых труб с шумом низвергаются не то потоки аммиачной
воды, не то канализационные стоки. Шабан глубоко вдохнул: почему-то
вдруг стало трудно дышать. В голове зашумело.
- Э! - Менигон замер, подняв кверху палец. - Чувствуешь?
Шабан потянул носом.
- Это кислород.
- Отдали аппаратную,- спокойно сказал Менигон. Его желтые глаза
погасли. - Все, крышка.
Он вдруг начал ругаться - очень грязно и очень спокойно, и все никак не
мог остановиться. Шабан потащил его за рукав. Ярус снова наполнился
звуками. Но теперь это были звуки бегства.
- Куда? - вяло спросил Менигон. Он был как пьяный.
Куда, куда... Шабан тянул Менигона прочь, и в голове у него трещало.
Он кричал, не чувствуя, что кричит. Ты надышался, что ли, Винс? Или
все еще рассчитываешь стать экспертом? Вниз, вот куда! Нет, сначала
наверх: возьмем Лизу - и вниз. Если повезет прорваться к гаражу,
захватим вездеход - и тогда в ущелье, к ребятам... Ну же, Винс! Быстрее!
- А-а,- сказал Менигон, едва ворочая языком. - Вот ты о ком вспомнил...
Так их убили. Разве я тебе еще не говорил?
Эта дверь поддалась сразу - вероятно, была повреждена или просто не
заперта по оплошности,- и едва она успела задвинуться за спиной, как по
коридору прогрохотали преследователи. Мимо. Кажется, ушел... Шабан
привалился к двери спиной и закрыл глаза. Сил не было. Где-то еще
стреляли, но исход был ясен. В жилые ярусы удалось прорваться
немногим; их отстреливали поодиночке. Часть защитников отступила
вниз и, по-видимому, пыталась организовать оборону на новом рубеже.
В глазах плавали цветные круги и стояли картины бегства: мчащаяся на
выстрелы толпа, в которой каждый был сам за себя, хриплые крики,
неожиданный фонтанчик брызг, ударивший из кителя инженера, и
бессмысленное лицо охранника за мгновение до того, как это лицо
размозжило прикладом. Карабин так и остался где-то там, и куда-то
пропал Менигон, а Ева Панчев был еще жив, еще кричал, стрелял и
дрался в последней рукопашной своим коротким автоматом, он был жив
до самого пандуса, и только там его отбросило пулей...
- Ну и ну,- сказал знакомый голос. - Здравствуйте.
Это был Роджер. И это была его комната. Он сидел на краю смятой
постели, спустив босые ноги на пол, и имел блаженный вид, а на его
коленях, подставляя себя под блуждающие руки, сидела модель.
- Вон пошла,- сказал ей Шабан, пытаясь отдышаться.
Модель деловито отклеила от себя руки Роджера, спрыгнула с колен, и,
раньше, чем она въехала Шабану кулаком в переносицу, он понял, что
это не модель. Кулачок у нее был маленький и твердый, и она знала, как
с ним обращаться.
- Вы что?! - закричал очнувшийся Роджер. - Это же не модель! Это моя
невеста! Магда, скажи ты ему...
- Я ему уже сказала,- девица улыбнулась, открыв мелкие белые зубки, и,
подрагивая бедрами, вернулась на исходную позицию. Руки Роджера
немедленно пришли в движение. Шабан механически ощупал
переносицу. Синяк будет.
- Ну, что там нового? - бодро спросил Роджер.
Шабан судорожно сглотнул.
- Уже все,- сказал он,- уже больше ничего не будет. Так вот. Одежду мне
дай... чистую. И попить.
Пока он переодевался, умывался и пил, Роджер смотрел на него не
отрываясь. Он явно не знал, как себя вести.
- Я ненадолго,- успокоил Шабан. - Передохну вот и пойду. Минуту.
- Ну отчего же минуту...- дипломатично сказал Роджер. - Передохните,
отсидитесь...
- Это ты дверь не запер? - спросила Магда.
- Сейчас, сейчас...- сказал Шабан, глубоко дыша. Круги перед глазами
наконец пропали, остался только Ева Панчев. - Уже ухожу... Слушай, а
может, вместе?
- Зачем? - с тревогой спросил Роджер.
- Посмотришь, как это бывает,- сказал Шабан. - Ну? Пойдешь?
- Еще чего,- сказала Магда и отвернулась, положив одну красивую ногу
на другую. Роджер беспомощно покрутил головой туда-сюда, словно
ожидал подсказки.
- Сидеть надо,- он убрал глаза. - Спокойно сидеть, и все. Тогда ничего не
будет.
В коридоре опять застучали торопящиеся ноги, кто-то отчаянно
заколотил в двери и вдруг завизжал на высокой ноте. Грохнул взрыв,
осколок с визгом ударил в косяк.
- Сиди,- сказал Шабан. - Ты вот что. После всех этих дел охранников,
наверно, стало немного меньше, так?
- Ну? - спросил Роджер.
- Значит, будет объявлен набор. Ты бы шел. Тебя Живоглот возьмет, ему
такие нужны.
Роджер задумался. Шабан плюнул под ноги и пошел прочь. Ему
показалось, что дверь поползла в стену слишком медленно, и он помог
ей рукой.
- Сидеть надо...- сказал за спиной Роджер.
К двум часам дня все было кончено. Последние разрозненные группки
сопротивляющихся были истреблены или рассеяны, последние желтые
каски, загнанные в тупиковые коридоры правительственного яруса,
положили оружие. Было похоже на то, что, несмотря на весь шум и
грохот боя, инсургенты не понесли значительных потерь.
В два часа пять минут по коридору под конвоем наряда Особой Охраны
провели пленных: Правительственный Совет в полном составе, с
Арбитром и Председателем, и десяток оборванных защитников.
Поздняков тоже был здесь, старался держаться особняком и шагал
бодро.
В два пятнадцать сама собой включилась газета и одновременно
заговорили динамики. Передавалось информационное сообщение и
обращение к населению. Прежний Правительственный Совет объявлялся
лишенным власти как превысивший свои полномочия касательно
контрактной политики, нарушающий права свободной личности и не
способный направить Редут на путь истинного процветания. Новым
Арбитром с функциями Председателя назначался Нейл Маккалум Редла,
его заместителем по законности и правопорядку - Юстин Мант-Лахвиц.
Сообщалось, что члены бывшего Совета будут подвергнуты домашнему
аресту вплоть до специального решения по этому вопросу.
В связи с имеющим место массовым недовольством рабочих, чей
контрактный срок истек, создавалась специальная комиссия для
ускоренного рассмотрения подобных дел во главе с заместителем
Арбитра по законности и правопорядку.
Все без исключения плантации ползучего гриба объявлялись
государственной собственностью (с выплатой компенсаций бывшим
пайщикам) и подлежали строгому учету и контролю. Особо
подчеркивалась ответственность за самовольный посев гриба, а сбор,
переработка и реализация урожая приравнивались к государственным
преступлениям.
Обращение к населению было составлено в бодром тоне. Населению
предлагалось сохранять спокойствие, не терять исторически присущего
народу Редута оптимизма, оказывать всяческую поддержку и помощь
новой администрации и ни в коем случае не поддаваться панике,
поскольку короткий период эксцессов деструктивного характера
благодаря решительным действиям нового руководства страны остался,
к счастью, позади. Некий неведомый Конвент Спокойствия по
поручению нового руководства извинялся за неизбежный хаос,
вследствие которого праздничный отдых истинных добропорядочных
граждан оказался нарушенным и вина за который целиком возлагалась
на прежнее руководство, и уведомлял о том, что праздник по случаю
завершения прокладки тоннеля будет дополнительно продлен на один
день. Добропорядочным гражданам рекомендовалось сотрудничать с
уполномоченными Конвента Спокойствия в деле выявления террористов
и мародеров, препятствовавших установлению режима подлинно
народной власти, а ныне напрасно пытающихся укрыться от суда
народа.
Вот я уже и террорист, равнодушно подумал Шабан. Или мародер?
Штуцер, Штуцер... Кто бы мог подумать? Мелкий жучок, вечный
должник всех и всякого... Еще полшага - и диктатор. Диктатура не
устанавливается сразу, она вырастает постепенно. Сейчас еще можно
рыпнуться, если с умом, еще можно пытаться пикнуть, играя на
интересах то Штуцера, то Живоглота - через несколько месяцев, когда
один из них перегрызет другому глотку, это станет невозможно. Люди
привыкнут, да ведь они уже сейчас не против, вот что самое похабное.
Люди против того, чтобы застрять в Редуте сверх контрактного срока.
Может быть, на первых порах в самом деле ускорят ренатурализацию и
вывоз наиболее отъявленных горлопанов - толку от них все равно
немного,- а вместо них наберут новых. Через пару лет горлопанов станут
просто расстреливать. Станут шире использовать убегунов и раздавят
Коммуну - это может дать одну-две тысячи военнопленных, в
перспективе, после соответствующего трудового воспитания,- новых
лояльных подданных. Остальных уже завтра начнут вызывать
поодиночке и с пристрастием допрашивать, в какой части Порт-Бьюно
был такого-то числа в такое-то время, да что делал, да какие свидетели
могут подтвердить...
Сзади неслышно подкралась Лиза, потерлась о плечо, как ласковый
котенок. Разве что не мурлыкала. На всякий случай Шабан пощекотал ее
за ухом, а она, прильнув к нему всем телом, полузакрыв глаза, тихонько
гладила его по голове, и он совсем не думал о редеющих волосах. Порт-
Бьюно просыпался. Редко, теперь совсем редко и очень далеко бухали
одиночные выстрелы: не то охрана просто веселилась, не то творила суд
народа.
...Будет ночь, и когда все утихнет, когда над Прокной хвостиком вниз
повиснет Терей, дрогнут и раскроются ворота Порт-Бьюно и из его
темной глубины, галошно блестя в свете прожекторов, беззвучно
выползет грузовая платформа, до отказа набитая людьми, неторопливо
проползет мимо вышек с развернутыми на куб пулеметами и, прибавляя
ход, призраком уйдет в степь. Потом она остановится, и из ее лопнувших
бортов посыпятся люди: вооруженные выпрыгнут сами и распределятся
широким полукругом; невооруженных выведут силой и поставят на край
ямы в резком свете бьющих в глаза фар. Это - мелкую сошку. Поздняков,
пожалуй, выкрутится, подумал Шабан. Даже наверняка: должен же кто-
то объяснять разведчикам, что новая власть руководствуется
исключительно интересами народа и чувством высокого патриотизма...
А потом вся эта гниль попрет на Юг - Винсент сказал правду: тоннель
только ускорил дело,- если бы не перспектива все ближайшие годы
снимать сливки с южных месторождений, Штуцер, может быть, и не
решился бы...
Тебе хорошо со мной? - спросила Лиза.
- Да,- сказал Шабан. - Хорошо.
- А без меня тебе хорошо?
- Мне сейчас просто,- сказал Шабан. - Понимаешь, все было очень
сложно... Я не знал, что делать,- так мне было сложно. А сейчас мне
просто.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Прожженный шлюзовой створ, терзая ноздри вонью дымящегося
металла, с грохотом выпал наружу. С крыши Порт-Бьюно мир выглядел
плоским, как поднос. Унылое солнце, размытое по краям дрожащей
дымкой, корчилось низко над хребтом, примеряясь к спуску; где-то
вдали, там, где не торчали отвалы шахт, серая равнина сливалась с
серым небом, и только на севере небо наливалось чернотой - оттуда шел
грозовой фронт. Запоздавший период дождей спешил наверстать свое.
На космодроме было сонно: судя по всему, никто из последних
защитников Порт-Бьюно не сделал попытки вырваться.
Шабан лег на край крыши, достал и настроил бинокль. В зрачки
уперлась темная поверхность колоссальной колонны "Юкона",
