пойдет сама, там уклон. А здесь подъем, здесь тяжко и воздуха нет. Где
воздух? Дышишь какой-то ватой... Шабан сорвал с лица дыхательный
фильтр, швырнул под ноги. Вот так-то лучше. Ну же! Ну, еще!..
Вагонетка скрипнула и остановилась. Шабан вытер лицо рукавом и пнул
вагонетку ногой. Пот на лице лез из всех пор, ладони были в ржавчине.
Нет, так не пойдет. Он поискал глазами по сторонам. Один из убегунов
куда-то исчез, зато второй все так же сидел на рельсе и смотрел на
вагонетку тусклым взглядом. Экземпляр был молодой и еще крепкий,
видно, работал в тоннеле недавно. Чтобы привлечь внимание, Шабан
плюнул в его сторону.
- Эй! Поди сюда.
Пришлось еще прикрикнуть. Убегун, вытянув выдвижной рот, хлопнул
губами.
- А что мне за это будет? - голос у него был тягучий и гнусавый, как при
насморке - мешало неприспособленное для речи строение носоглотки.
- Шею сверну. Поди сюда, я сказал.
Убегун осклабился совсем по-человечески, с хлюпаньем втянул свой рот
и отвернулся. Кажется, он сообразил, что пугают не всерьез, и
наслаждался. Должно быть, в тоннеле его иногда баловали подобными
шутками. Уж чему-чему, зло подумал Шабан, а своему юмору мы их
научили!
- Смотри,- сказал он. - Это лучевой пистолет. А теперь смотри на тот
камень. Ты все понял? Надо еще повторить?
Камень шипел и шкворчал, ярко полыхал покрывавший его лишайник,
вокруг расползающегося огненного пятна текло и пузырилось,- и вдруг с
гулким хлопком камень лопнул и развалился на несколько кусков.
Шабан убрал палец с курка и повел стволом в сторону убегуна:
- Живо.
Вдвоем пошло веселее. - И - раз! - кричал Шабан, наваливаясь на
вагонетку. - И - два!.. - Колеса уже не скрипели, они победно пели на
высокой ноте: вагонетка разгонялась. Вперед!.. Толкай, слышишь!
Сильнее! Кто так толкает, гад? Убью! Вот так надо! И еще р-раз!
Хорошо!.. Вагонетка подпрыгнула на клацнувшей стрелке, покачнулась,
и у Шабана упало сердце. Вот он - тоннель, теперь ее уже не остановить...
Впер-ред! Еще раз! Не-ет, от толчка заряды не сдвинулись, это было бы
слишком несправедливо, они просто не могли сдвинуться, не имели
права, я это чувствую... Теперь хватит. Скорость еще небольшая, но
дальше эта ржавь пойдет в разгон. Пора.
Рядом тонко мычал от натуги убегун, в сумраке тоннеля жутко светились
его внешние кольцеобразные зрачки. - Пошел вон! - закричал на него
Шабан. - Убирайся, ну! - Убегун не заставил себя ждать. - И у входа не
торчи,- крикнул Шабан вдогонку,- плохо будет! - Убегун, втянув голову в
плечи по самые уши, нелепо скакал по шпалам к выходу. Часто-часто
мелькали ноги. Пусть живет, подумал Шабан, пусть забудет работу в
тоннеле и сам тоннель, где распылены в атомы сотни таких, как он, пусть
как можно дольше не знает, что такое лучевая болезнь, потому что все
это человек и дела человека, а убегуны тут ни при чем...
Некоторое время он трусил рысцой, держась за борт вагонетки. Один раз
ему показалось, что вагонетка замедляет ход, но тут же он понял, что это
не так, и что скорость мало-помалу увеличивается. Время! Он сдавил в
пальцах инициирующую таблетку - она загорелась красным,- запрыгнул
животом на борт ковша и точно послал таблетку в приготовленную
лунку. Попал! Задыхаясь, он спрыгнул вбок, споткнулся о шпалу и
несколько шагов бежал на четвереньках. Ничего, ничего... Главное
сделано. Вагонетка обогнала его, ее уже не нужно было толкать, она с
нарастающим гулом сама рвалась под уклон. Грохотали колеса, что-то
жалобно дребезжало, стонали ржавые оси. Разгоняясь, заряд уходил в
гору. Через десять минут где-то там, в самой сердцевине горы тысячи и
тысячи тонн камня придут в движение и потолок тоннеля рухнет на
протяжении нескольких километров - хорошо бы по всей длине...
Вагонетку уже нельзя было догнать, ее можно было только проводить
взглядом. На миг Шабан почувствовал страх, сознание чего-то
непоправимого. Оказывается, он не был готов к тому, что когда-нибудь
уже ничего нельзя будет изменить и некуда будет отступать, оказывается,
он принимал это только в мыслях - то, что в мыслях для мыслей же и
хорошо, а вот когда кончается действие грибного порошка... Шабан
яростно замотал головой: грохочущая вагонетка уже исчезла из виду.
Вперед! То есть, назад! Прочь отсюда! Повернувшись, он побежал к
выходу. Все нормально, время есть... Времени как раз хватит: до
космодрома вездеходу на полной скорости гнать минут шесть, не
больше. Успеем: еще целых девять с половиной минут... нет, уже только
девять. И "ишак" сдох, скотина... Надо спешить. Все будет хорошо... Он
наддал и понесся к выходу так быстро, как мог. Вот вам! Он
торжествующе вскрикнул, и своды тоннеля ответили гулким эхом.
Хотелось расхохотаться. Вот вам на память от Искандера, живоглоты,
штуцеры и кошкодавы, вот вам ситуация, до которой вы не додумались,
но теперь вам придется думать, думать быстро, иначе вы не удержитесь...
Восемь минут! Уже только восемь, а надо еще добежать, надо еще
стукнуть по голове охранника и сесть в вездеход... нет, охранника
достаточно припугнуть, парнишка вроде ничего, не надо его бить. Но
как просто! Как легко все получилось, даже не думал, что так может
быть, я теперь все могу, вы слышите! Все! Оказывается, здесь самое
главное - решиться, а дальше намного проще, нужна только капелька
везения. Я уже решился, и вы мне помогли. Каждая деталь имеет свою
наработку на отказ, это надо знать, и вы у меня еще вспомните эту
отказавшую деталь! Вы ее долго будете помнить!..
Он выскочил из тоннеля на свет. Тусклые преддождевые сумерки
показались ему слишком яркими. Сначала он не поверил своим глазам и
замер в изумлении: равнина шевелилась. Она колыхалась и рябила на
всем своем гигантском протяжении, она была покрыта чем-то
движущимся, наползающим, нацеливающимся. Шабан бешено
выругался. Так вот что за тени гуляли по степи - началось великое
переселение! Вся равнина до горизонта была заполнена убегунами, их
было невообразимо много - миллионы - должно быть, к северу от хребта
Турковского разом опустели все стойбища. Убегуны шли молча, и
только топот множества ног сливался в ровный гул, на всей равнине не
было ни одного звука, кроме этого гула. Шабан не мог себе представить,
что на Прокне живет такое множество убегунов. Они надвигались, как
море. Это было похоже на запомнившийся с детства учебный фильм о
миграции леммингов, только тот фильм был совсем не страшным.
- Назад! - заорал Шабан.
Колышущееся море вытягивало вперед язык, нацеливаясь в устье
тоннеля. Передовые отряды уже лезли на насыпь с обеих сторон.
Мужчины, одни мужчины, сильные и выносливые, тяжело дышащие,
некоторые в рваной одежде - как видно, из прирученных,- но в
большинстве совершенно голые, пропыленные до серости и чем-то очень
напоминающие людей. Толпа. Бессмысленная напирающая плоть.
Самки с детенышами отстали - наиболее сильные из них поспеют в
тоннель как раз к самой давке, и тоннель огласится криками, когда под
напором тел захрустят их кости, но некуда будет свернуть, а сзади, не
обращая внимания ни на крики, ни на дергающиеся тела под ногами,
будут напирать и напирать новые толпы, пока от взрыва в глубине горы
не расколются своды и на тех, кому повезет пробиться сквозь давку, не
ринется сверху потолок...
- Стой! - надсаживаясь, кричал Шабан. - Сто-о-о-ой!
Его не слушали. Его видели, но на него не обращали внимания. Человек
был страшен для убегуна, но не для всего народа убегунов. Пусть будет
хуже для человека, если он мешает. Орда поглотит и растопчет его, уходя
прочь с этих холодных равнин. Туда-где-Тепло. Без оглядки. Шабан
сжал в руке рукоять лучевика. Толпа была уже шагах в пятидесяти.
- Наза-ад! - яростно заревел Шабан. - Кретины! Сто-о-ой! Там смерть!
Назад, животные!
Огненная дорожка прочертила линию перед ногами забежавших вперед.
Повис легкий дымок и тут же всколыхнулся - орда перевалила через
линию. Взвизгнул какой-то убегун: как видно, наступил босой пяткой на
горячее. Ах, вот вы как? Нет, вы у меня остановитесь! А ну, стой!!
Дымящийся зигзаг пересек насыпь. Вот так! И еще раз! Мало вам?..
Крича что-то невообразимое и не слыша сам себя, Шабан с локтя бил
лучом перед собой, стараясь попасть как можно ближе к толпе. Он очень
боялся, что дрогнет рука. Густо дымила земля, вспыхнули шпалы,
расплавился и потек рельс. Первые ряды замялись. Ага-а! Назад! Я кому
сказал! Шабан шагнул вперед, и орда попятилась. Кто-то из убегунов
бессмысленно оглядывался, кто-то уже повернул, чтобы бежать, но
бежать было некуда: сзади напирали те, кто еще не видел лазерного луча.
Ничего, сейчас они побегут... Шабан заорал сорванным голосом и еще
раз прочертил насыпь перед пятящейся толпой. Как только выдерживает
лучевик? Сейчас, сейчас... не задеть бы только вездеход. Толпу бы не
задеть... Еще немного - и побегут. Вас же спасаю, кретины!.. Он сделал
еще шаг, и тут в него полетели камни.
- Наза-а-а-ад!!!
Теперь уже отступал он, и орда снова накатывалась. Кто-то в передних
рядах споткнулся и дико завизжал, упав на дымящуюся землю. Упавшего
топтали, не замечая. Некоторые выбегали вперед, нырком нагибались,
хватая очередной кусок щебня с полотна. Метальщики они были
никакие, но их было много, и Шабан сразу же получил чувствительный
удар по ноге, другой обломок щебня зацепил ухо. Отступать было
некуда: толпа уже обошла его с боков. Какой-то низкорослый убегун
проскользнул вдоль скальной стены и с торжествующим воплем скрылся
в тоннеле. Кинутся все сразу - конец, отчаянно подумал Шабан.
- Назад, сволочи!
Все-таки они боялись - толпа надвигалась медленно. Кое-кто из первых
рядов силился протиснуться назад. Неожиданно ударил выстрел - пуля с
визгом срикошетировала от свода тоннеля. Слава богу, обычная пуля...
Шабан затравленно озирался. Значит, оружие у них все-таки есть, слухи
не врут. Откуда у них оружие? Попасть не попадут, но еще один выстрел,
еще только один - и они кинутся...
Он попятился к самому зеву тоннеля, еще на что-то надеясь, но когда
грохнуло второй раз и они кинулись, надеяться стало не на что, тогда он
зажмурился, чтобы не видеть, и с длинным страшным криком полоснул
лучом по толпе, по тянущимся к нему уродливым рукам, по
бессмысленным лицам с выдвижными ртами. Прочь! Он кричал, чтобы
не слышать их криков, и на лице его не было фильтра, чтобы уберечься
от запаха горящего мяса. Прочь! Луч метался над насыпью до тех пор,
пока лучевик не отказал, и тогда Шабан открыл глаза. Ему захотелось
закрыть их снова. За несколько секунд на насыпи не осталось ни одного
живого убегуна. Уцелевшие бежали кто куда, толпа по обе стороны
насыпи стремительно таяла, паника передавалась дальше, и теперь на
равнине не было равномерного колыхания, теперь в живом шевелящемся
море возникали неожиданные течения и водовороты. Каждый спасался
сам, слабые и замешкавшиеся, упав под ноги бегущим, больше не
поднимались. Над равниной стоял тысячеголосый вой. Шабан перевел
дух и сбежал с насыпи. Следовало уходить, пока не поздно. Какой-то
убегун ползком выбрался из-под дымящейся груды тел, скатился следом
и медленно, мучительно пополз наугад, как слепой, не видя, куда ползет,
и двигая свежей культей так, как будто на этом месте все еще была нога.
Наверное, было бы гуманно его застрелить, но Шабан почувствовал, что
не сможет. Его вдруг неудержимо вырвало какой-то желчью. Прочь
отсюда! Он вытер слезящиеся глаза и побежал, ускоряя шаги, но почти
сразу же ахнула и застонала земля, что-то сбило его с ног и бросило
ничком на камни. Гора содрогнулась. Из тоннеля вылетел горячий
вихрь. Крепления сводов стонали и корежились, как живые, каменная
тяжесть ломала тюбинги. Высоко над зевом тоннеля что-то трещало,
ворочалось и сыпалось, но это были только оползни, а самое главное
происходило сейчас в глубине горы, где ожили и подвинулись
геологические пласты, где в ревущей ярости взрыва погибал двухлетний
