одетый в черное, хоть и был недурен собой, но отнюдь не обладал
победоносной самоуверенностью своего приятеля.
- Говорю же я тебе, мой милый, что Коризанда мне
опостылела, - заявил Орест, поворачивая назад в конце аллеи и
продолжая разговор, начатый до того, как Изабелла открыла окно.
- Я запретил допускать ее ко мне и собираюсь отослать назад ее
портрет, который так же стал мне противен, как и она сама,
заодно с ее письмами, не менее скучными, чем ее разговор.
- Однако Коризанда вас любит, - осмелился заметить Пилад.
- Что мне в том, раз я не люблю ее, - запальчиво возразил
Орест. - Любит - велика важность! Прикажешь, чтобы я из жалости
дарил свою любовь всем дурехам и вертихвосткам, которым
взбредет на ум влюбиться в меня? Я и так слишком добр. Стоит
меня разжалобить заведенными, как у сомлевшей щуки, глазами,
хныканьем, сетованиями, вздохами, и я в конце концов сдаюсь,
кляня собственное трусливое слабодушие. С настоящей минуты я
буду свиреп, как гирканский тигр, холоден, как Ипполит, и
неприступен для женщин, как Иосиф. Много сноровки потребуется
той Пентефриевой жене, что изловчится ухватить меня за край
плаща! Объявляю себя отныне и впредь женоненавистником,
непримиримым врагом всех юбок, будь они тафтяные или
камлотовые. К черту герцогинь и куртизанок, горожанок и
пастушек! Где женщины - там докука, обман или нудная канитель.
Я ненавижу их от чепца до кончика туфли и рад уйти в
целомудрие, как монашек в капюшон своей рясы. Проклятая
Коризанда навеки отвратила меня от женского пола. Я
отрекаюсь...
Дойдя до этого места, Орест поднял голову, чтобы призвать
в свидетели своего обета небо, и тут вдруг увидел у окна
Изабеллу. Он подтолкнул приятеля локтем со словами:
- Посмотри, что за пленительная красавица там в окне.
Свежа, как Аврора, выглянувшая на балкон Востока, пепельные
волосы, нежное личико, кроткие глаза - не женщина, а скорее
богиня! Как грациозно оперлась она о подоконник, немного
наклонись, и как же заманчиво выступают под газовой шемизеткой
округлости груди, белой, точно слоновая кость! Готов
поклясться, что она несравненно лучше и добрее всех прочих
женщин. Конечно же, нрав ее скромен, любезен и учтив, а беседа
приятна и увлекательна.
- Черт возьми! - смеясь, ответил Пилад. - Надо обладать
хорошим зрением, чтобы отсюда разглядеть все это. Я, со своей
стороны, вижу лишь женщину у окна, миловидную, спору нет, но
вряд ли наделенную теми невиданными совершенствами, которыми вы
так щедро одарили ее.
- О, я уже влюблен по уши, я без ума от нее; я хочу и
добьюсь ее, хотя бы мне пришлось прибегнуть к самым хитрым
уловкам, опустошить мои сундуки и пронзить сотню соперников.
- Ну-ну, не горячитесь так, - заметил Пилад, - при том,
как вы обряжены, не мудрено и схватить простуду. Но куда же
девалась ненависть к женскому полу, которую вы только что
провозглашали столь решительно? Первое же смазливое личико - и
ненависти как не бывало.
- Изрекая проклятья, я не знал еще, что существует такой
ангел красоты, и все мои слова оказались чудовищным кощунством,
чистейшей ересью и поруганием святыни. Я только молю Венеру,
богиню любви, простить меня!
- Будьте покойны, она вас простит, ибо она снисходительна
к влюбленным безумцам, чьим знаменосцем вы достойны быть.
- Я начинаю наступательные действия и учтивейшим образом
объявляю войну моей прекрасной противнице, - сказал Орест.
С этими словами он остановился, вперил взгляд в лицо
Изабеллы, галантным и почтительным жестом снял шляпу, взмахнул
ею, подметая землю пером, а затем кончиками пальцев послал
воздушный поцелуй в направлении окна.
Лицо красавицы сразу же приняло холодное, строгое
выражение, и, явно желая показать беззастенчивому незнакомцу,
что он ошибся адресом, молодая актриса захлопнула окно и
опустила занавеску.
- Лик Авроры скрылся за облаком, - заметил Пилад, - это не
предвещает ничего хорошего на весь день.
- Я, напротив, считаю благоприятным признаком, что
красотка удалилась. Когда солдат прячется за зубцами башни, это
значит, что вражеская стрела попала в цель. Верь мне, мой
поцелуй метил верно, теперь прелестница будет думать обо мне
всю ночь, пускай даже понося меня и обвиняя в дерзости -
недостатке, который женщины охотно прощают. Так или иначе,
между нами уже протянулась какая-то нить, правда, очень тонкая.
Но я буду ее укреплять, пока она не превратится в веревку, по
которой я взберусь на балкон принцессы.
- Вы в совершенстве овладели всей тактикой и стратегией
любовной науки, - почтительно заметил Пилад.
- Что ж, не отрекаюсь, - отвечал Орест, - а теперь пойдем
домой. Мы вспугнули красотку, и она не скоро появится вновь.
Нынче же вечером подошлю к ней лазутчиков.
Приятели медленно поднялись на крыльцо старинного особняка
и скрылись за дверью. Возвратимся теперь к нашим актерам.
Неподалеку от гостиницы находилось помещение для игры в
мяч, которое можно было превосходно переделать в театр. Актеры
сняли его, и лучший столяр города не замедлил приспособить его
под новое назначение, следуя указаниям Тирана. Маляр, он же
стекольщик, который брался расписывать вывески и украшать
гербами дверцы карет, освежил потрепанные и выцветшие декорации
и даже небезуспешно намалевал новые. Комнаты, где раздевались и
одевались игроки в мяч, были отведены актерам, и с помощью
ширм, огораживающих туалетные столы актрис, получилось нечто
вроде актерских уборных. Все нумерованные места были раскуплены
заранее, и сбор обещал быть хорошим.
- Какая жалость, - говорил Тиран, перечисляя с Блазиусом
все пьесы, которые стоило сыграть, - какая жалость, что Зербины
нет с нами! По правде говоря, субретка придает соль, mica
salis1, и пикантность комедии. Ее искрометная веселость озаряет
сцену; она оживляет затянутое действие и срывает смех у
заскучавших зрителей, обнажая в улыбке жемчуг зубов,
окаймленных кармином. Бойкой болтовней, сладострастным задором
она оттеняет целомудренное жеманство и томное воркование
простушки. Яркие цвета ее нескромного наряда радуют глаз, и она
не стесняется открывать чуть не до подвязок стройную ногу,
обтянутую красными чулками с золотыми стрелками, - зрелище,
отрадное для молодых и для старых, для старых в особенности,
потому что пробуждает их уснувший пыл.
- Субретка, бесспорно, превосходная приправа, сосуд с
пряностями, очень кстати сдабривающими пресные комедии нашего
времени, - согласился Блазиус. - Что поделаешь, придется
обойтись без нее! Ни Серафина, ни Изабелла не годятся для этой
роли. А кроме того, нам нужны и простушка и героиня. Черт бы
побрал маркиза де Брюйера за то, что он похитил у нас
единственный в своем роде образец, жемчужину всех субреток,
нашу несравненную Зербину.
В самый разгар беседы двух актеров у ворот гостиницы
послышался серебряный перезвон бубенчиков; вскоре по двору
быстро и мерно застучали копыта, и собеседники, облокотясь на
балюстраду галереи, по которой прогуливались, увидели трех
мулов, оседланных на испанский манер, с султанами из перьев,
расшитой упряжью с шерстяными помпонами, связками бубенцов и
полосатыми попонками. Все это великолепно блистало новизной,
какой не видишь у наемных мулов.
На первом сидел верхом здоровенный лакей в серой ливрее, с
охотничьим ножом за поясом, с мушкетом поперек луки; если бы не
одежда, его по вызывающему виду легко было бы принять за
вельможу. На поводу, который был обмотан у него вокруг
запястья, он вел второго мула, навьюченного для равновесия по
обе стороны седла двумя огромными тюками под покрышкой из
валенсийской ткани.
Третий мул был еще наряднее и выступал величавее первых
двух; на нем восседала молодая женщина, укутанная в пелерину,
обшитую мехом, в серой шляпе с красным пером и опущенными до
глаз полями.
- Эге! Этот кортеж тебе ничего не напоминает? - обратился
Блазиус к Тирану. - Помнится, я уже слышал перезвон этих
бубенцов.
- Клянусь патроном лицедеев! - воскликнул Тиран. - Это те
самые мулы, что увезли Зербину на перекрестке у распятья. Про
птичку речи...
- А птичка навстречу, - подхватил Блазиус. - О, трижды,
четырежды благословенный день! Он достоин быть отмечен на
скрижалях! Это и есть сеньора Зербина собственной персоной! Вот
она спрыгнула на землю, с присущим ей одной задором вильнув
бедрами, и сбросила плащ на руки лакею. А теперь сняла шляпу и
встряхивает волосы, как пташка перышки. Поспешим же ей
навстречу, для скорости перепрыгивая через четыре ступеньки.
Блазиус и Тиран спустились во двор и встретили Зербину у
крыльца. Она, как живчик, бросилась на шею Педанту и обхватила
руками его голову.
- Дай мне на радостях обнять тебя и расцеловать твою
старую образину так же горячо, как если бы ты был молодым
красавчиком! - воскликнула она, подкрепляя слова делом. - А ты,
Ирод, не ревнуй и не хмурь свои густые черные брови так
свирепо, будто собираешься отдать приказ об избиении младенцев.
Тебя я тоже поцелую. Я начала с Блазиуса, потому что из вас
двоих он уродливее.
Зербина добросовестно выполнила обещание: она была девушка
на свой лад честная и умела держать слово. Взяв под руку обоих
актеров, она поднялась на галерею, где дядюшка Било
распорядился приготовить ей комнату. Едва войдя, она бросилась
в кресло и шумно перевела дух, будто сбросила тяжелое бремя.
- Вы не представляете, как я рада, что вернулась к вам, -
обратилась она немного погодя к обоим актерам. - Только не
воображайте, что меня пленяют ваши старые физиономии,
изъеденные белилами и румянами. Слава богу, я ни в кого не
влюблена! А радуюсь я возвращению в свою стихию, вне которой
трудно жить. Вода не годится птицам так же, как воздух рыбам.
Птицы тонут в воде, а рыба задыхается на воздухе. Я актриса по
натуре, и моя стихия - театр. Только в нем мне дышится
свободно; я не променяю свечной чад на цибет, росный ладан,
амбру, мускус, бальзам и лаванду. Душный запах кулис - лучшее
благовоние для моего носа. Солнце нагоняет на меня скуку, и
настоящая жизнь мне пресна. Мне нужно служить воображаемой
любви и деятельно вторгаться в мир романтических театральных
приключений. С тех пор как поэты перестали говорить моими
устами, мне кажется, будто я онемела. Итак, я явилась занять
свое место. Надеюсь, вы никого не нашли взамен меня. Впрочем, я
незаменима. А если бы такое случилось, я бы выцарапала глаза
наглой втируше и выбила бы ей четыре передних зуба о край
рампы. Когда посягают на мои права, я становлюсь зла, как бес.
- Тебе не придется прибегать к членовредительству, -
успокоил ее Тиран, - субретки у нас нет. Леонарда играла твои
роли, подстаренные для дуэньи; замена довольно унылая и
досадная, но иного выхода у нас не было. Если бы с помощью тех
волшебных притираний, о каких упоминает Апулей, ты превратилась
в птицу, то, вспорхнув на крышу, услыхала бы, как мы с
Блазиусом только что восхваляли тебя на лирический, одический и
дифирамбический лад, - случай редкий в отношении отсутствующих.
- Тем лучше, - ответила Зербина. - Я вижу, что вы остались
прежними хорошими товарищами и что вам недоставало вашей
Зербинетты.
Трактирные слуги внесли в комнату узлы, сундуки, баулы,
которые актриса пересчитала, а потом на глазах у обоих своих
товарищей принялась открывать ключиками, надетыми на серебряное
